Резкий поворот
Шрифт:
В еще одной из мастериц скрытности, какие пытаются прикрыть тройку господ от возможного раскрытия, чувствуется такая терпкая демоническая кровь. Сестра по дару и призванию, не иначе, причем есть в ней нечто странно-знакомое. Возможно она из рядов ее прошлого домена? Тщательно скованная и неспособная даже дернуться в цепях клятв? Вполне возможно, хотя демоница и не может дать гарантии, но что-то в ней будоражит память. Будь ее разум не настолько перекручен ее же внушениями, она бы могла подумать чуть лучше, да только концентрации на мысли и глубокую работу с памятью просто не оставалось. Важно то, что ее взгляд тоже потерял остроту, а следом пришел черед и раскосой убийцы, повадки и ухватки какой опытная демоница видела насквозь. Последнюю, куда более внимательную и
Сжатая в ладони жемчужина едва ощутимо вибрирует, а ее основная мощь почти готова, уже напоминает стрелу, что замерла на тетиве. Осталось только выбрать основную цель, выразить, направить, зафиксировать и развернуть наконец-то поле оскверненного чуда. Выбор, выбор, столь тяжкий выбор, ибо столь многое сейчас от него зависит, она, даже через все самовнушения, отчаянно боится ошибиться. Весь ее опыт, логика, знания, все это однозначно указывает на то, чтобы спеленать именно ветров властелина, самого сильного, самого опасного, крайне искусного, способного просто стереть ее в прямом поединке, допусти она тот поединок. Но нечто еще, та почти неразвитая часть ее, какая отвечала за интуицию, требовала сосредоточить фокус именно на втором по силе. Демоны мыслят слишком иначе, особенно избравшие путь познания и осязания, а не предчувствия и наития, а потому вспышек интуиции у демоницы за весь кусочек ее вечности практически не случалось.
Она не знает, что вообще ее встревожило? Чуть странное поведение магистра людского, какой будто бы слабее слышал ее песнь, уже даже обычными ушами уловимую? Нехарактерная разноцветность его ауры, выдающая крайне разностороннего универсала? Странные взгляды, с какими тот осматривал окружение, будто бы все-таки чуя, через все отречения и маскировку ее чуя, как подкрадывается к нему смертельная страсть и гибельный экстаз? Она не знала, а потому предпочла не искать лучшего в хорошем, делая так, как умно, а не так, как показалось умнее. Жемчужина еще немного усиливает напряжение и таки разворачивается в невидимый цветок, словно орхидея цвета девственного снега на горной вершине. Демоница же возвращает себе видимость и материальность, а после принимает столь привычный для нее вид ее людской маски — в сравнении с прошлой личиной, эта никакой критики не выдерживает, но ей все равно. Она могла и демонический облик оставить, если бы пожелала, но предпочла все же проявить минимальную осторожность, какая и так ничего ей не стоит.
Выпустив на лицо чуть хищную и предельно нежную улыбку, она вплетает цветок в пышную иссиня-черную шевелюру, ощущая, как лепестки реликвии, многие века назад доставшейся демоническим Владыкам, впитывают образы и оттиски ауры архимагистра людского племени, настраиваясь и, что куда коварнее, встраиваюсь прямо в оные образы. А вместе с собой встраивая и ее тоже! Именно в этом когда-то и была сила той реликвии, что каждый видел в носящей Цвет Любви именно ту, кого любил всего более. Это была не иллюзия, не ментальная обманка, не внушение, заставляющее видеть образ вместо реальности. Ее внешность не менялась, ее не укрывал морок, нет, просто теперь и основная цель, и все цели вторичные считали ее той, кого изобразит для них Цвет. Не задаваясь вопросами о том, что она здесь делает и как оказалась там, где не должна быть, не ища странного в ее действиях и словах — просто видя и веря.
Именно так и работает божественная власть, именно в том и ее сила, заставляющая даже истинных Владык с немалой опаской относиться к небесным ратям. Именно поэтому она неспешно и не скрываясь заходит в зал переговоров, если про этот лишенный окон склад-сарай так можно сказать, кивает глупо заулыбавшемуся ветров повелителю, отвечает на приветственный взмах рукой от странно глядящего на нее магистра-универсала, а также весело обращается к многоликой-перевертышу. Приобняв ее
— Привет подруга, как дела? — Она даже не старается как-то маскировать свои действия, ибо пока звенят лепестки оскверненного демонами Цвета, ее действия кажутся предельно нормальными для всех, кто внутри поля, а все те, кто снаружи, попадают под мощнейший отвод глаз, не говоря уж о насильно встроенном в структуру реликвии маскировочном куполе, что не дает просочится наружу ни эманациям демоническим, ни следам боевой магии. Все же эту реликвию оскверняли и переделывали именно под устранение и нейтрализацию людского архимагистра, пусть и несколько преждевременно таковым прозванного. — Очень-очень рада тебя видеть, соскучилась сильно, милая моя…
— Привет, Лили… — От ее голоса и тщательно дозированных аурных уколов-касаний к нужным участкам тонкого тела, многоликая уже поплыла, теряя волю и осознание ситуации. — Тоже рада тебя ви-м-м-м-м-м…
Три пальца десницы ее оказываться во рту перевертыша, какая рефлекторно принялась их облизывать, а ведь кожа ее уже накопила выделяемый телом особый секрет — обычному одаренному мясу хватило бы поцеловать ей ручку, чтобы лишится воли, разума и сознания. Эту приходится накачивать полноценным коктейлем, для кого иного вовсе смертельным, хоть та смерть и будет приятной. Легкая откачка праны, какую столь насыщенная жизнью многоликая просто не замечает, угнетение участков мозга и ауры, отвечающих за интеллект и высшую мыслительную деятельность, вытягивание наверх самых примитивных и низменных инстинктов, звериного начала, а после приручение оного.
Спустя примерно семь минут, за время каких парочка оставшихся жертв обсуждает способы как можно эффективнее вывести из строя центральный свето-шпиль небоскреба, многоликая уже стоит на коленях, высунув язык и закатив глаза, капая слюнями и чуть слышно поскуливая. В иной ситуации ей бы понадобилось куда больше времени, чтобы так обработать столь сильную жертву, даже если ту надежно закрепить, сковать и опоить, но Цвет Оскверненный был могуч, очень могуч. Жертва просто не сопротивлялась, не оказывала даже инстинктивного противодействия, не видя атаки, не осознавая самой возможности атаки от надетого ею образа. А еще, конечно же, играла роль совершенная необученность столь сильной многоликой, спору нет. Суккуба едва держала себя в руках, так ей хотелось начать осушать эту тупую дрянь прямо сейчас, несмотря на весь самоконтроль хотелось.
Вместо этого она улыбается, неспешно шагая к влюбленно пялящемуся на нее ветрами владеющему, опасаясь его сильнее прочих. Он слишком могуч, его аура чрезмерно плотна и непокорна даже под тисками Цвета, ей до крика важно спеленать именно его, как можно быстрее спеленать, потому что она не может быть уверена в том, сколько продержит его реликвия. Даже многоликую она убрала из уравнения только потому, что та была наиболее простой из целей, буквально идеальной для ее мастерства. Выбирая же между оставшимися двумя — выбор очевиден настолько, что его даже обдумывать нет смысла. Кивнув равнодушно проведшему ее взглядом универсалу, подмигнув чуть задумчиво смотрящей младшей сестре в пороке, какая, теперь она видела точно, была вовсе полукровкой, а не истинной суккубой, она начинает первый из тактов навеивания.
— Дык, Лили, а чаво, ты, того-этого, так на меня, дык, смотришь? — Все же вырывается он, пусть и неосознанно, пусть сам того не желая, выскальзывает, как угорь в руках рыболова, а значит она выбрала верно, ибо не попади он в фокус Цвета, то уже бы соскользнул с крюка. — Ды-ы-ы-ык…
— Ой, милый, я просто очень сильно тебя люблю, дышать не могу, не обняв и не поцеловав тебя, дорогой мой. — Она продолжает говорить, щебетать, выдавая три одновременных неслышных тона, окутывая весь дом сплошным коконом акустической магии, что было еще одним поводом выключать прежде всех именно перевертыша. — Дай только тебя поцелую, дорогуша…