Рихард Феникс. Море. Книга 3

Клявина Татьяна

Бурун коршуном кинулся вниз, выбивая копытами дробный марш. Чёрной стрелой пролетел по узкой дороге, перемахнул мост и вырос перед караваном недвижимой преградой. Лошадёнки шугнулись и замерли. Телеги пихнули бедных животных в зады и бока. Раздались гневные выкрики. Корвус, похоже, молчал.

Хойхо ломанулся к воде, но Бэн его удержал: рванул поводья и выправил путь. Послушницы, пряча под покрывалами лица, сгорбившись, видно, боясь, сидели за сундуком в последней телеге. Даххри остановился рядом с ней, Бэн глянул на женщин, те даже не сдвинулись с места.

И тут началось.

Шум, гвалт, пыль, сталь, ржание лошадей.

— Прошу тишины! — рявкнул Корвус. — Бэн!

Тот привстал в стременах, привлекая внимание, глядя сверху вниз через взбитую пыль на перекошенные злые лица, на обнажённые сабли, на сбитых меж телегами лошадёнок. Взгляд нашёл главного среди скобянщиков — в расшитом лентами кафтане и треугольной шапке большего размера, чем у других. Вот к предводителю Бэн и обратился:

— Здравия вам!

— Ну здравствуй, коль не шутишь, — густым басом ответил тот.

— Мы не хотели вас пугать, — негромко продолжил Бэн. Кто-то из мужиков заворчал, другой потребовал говорить громче, третий шикнул, но ученик лекаря не мог повысить голос, чтобы не звучать перепуганной мышью. — Простите за доставленные неудобства. Мы к вам по делу. Из Макавари, откуда вы отбыли, пропал маленький мальчик, калека…

— Ты нас в этом обвиняешь? — пророкотал предводитель, насупился, обхватил рукоять своей сабли и второй широченной ладонью.

— Нет. Мы никого не виним. Мы хотим только проверить.

— Да где бы мы его спрятали? — фальцетом взвизгнул другой скобянщик.

— Там, — Бэн махнул на сундук у ног послушниц.

— Ерунду не неси, пацан! — оскорблённо бросил третий. — Да где ему там быть?

— В сундуке. В том самом сундуке, что вы согласились помочь поднять на телегу за деньги, а мы с ним, — кивок за спину, на Мару, — за бесплатно.

— Так значит вы сами пацанёнка туда и упрятали! — вклинился пискля.

Но предводитель, похоже, не зря носил свой расшитый кафтан. Крякнув, вставил саблю в ножны, вразвалочку обошёл Хойхо, бормоча «Ну и зверина! Ну и чучело!», и остановился у третьей телеги, уперев руки в бока.

— Вы сами видите, милые леди: выбора у нас нет. Нам проблем не надо с городом-побратимом. Просто покажите, что у вас там.

Женщины не шелохнулись. Мужчина потянулся к стоящему у самого борта сундуку, но одна из послушниц бросилась грудью на крышку.

— Вы не посмеете! За всё уплачено! Это наши вещи! Вы не имеете права копаться в них.

— Ле-еди, — выдохнул предводитель, — вы заплатили не так уж и много, мне не составит труда вернуть вам остаток за непройденный путь.

— Вы нас, святых женщин, послушниц Сойки Великомученицы, выкинуть хотите? — взвилась другая. — Вот так просто попрать бога? Да кем вы себя возомнили?!

— Вот именно! Какой-то глупый мальчишка говорит вам подобную дурость, несусветную, абсурдную, и вы верите? Вы что, от жары из ума выжили верить какому-то проходимцу с дороги?!

Бэн отметил, что обозвала его та, что в Макавари напоследок кричала «Даст Солнце, свидимся!» — вот же непостоянная суч…

Дама. Хойхо заволновался, парень погладил вздыбленную шерсть на загривке. Предводитель был твёрд и уже довольно спокоен, чем-то напоминая Добромира.

— Леди, давайте-ка в нашем караване вы будете вести себя по нашим правилам?! У нас слово женщины стоит меньше конского яблока. И именно из уважения к богам я и предлагаю, если не желаете показывать, что у вас там, вернуть остаток суммы, а не отдать вас на потеху моим ребятам. Выбирайте же! Дело за вами. Но пока мы это не решим, с места не сдвинемся.

— Вы! — возмущённо выкрикнула одна, — Вы в своём уме? Либо развлекать этих ваших… — женщина захрипела, щёки её втянулись, глаза вылезли из орбит, а потом жирно харкнула к ногам предводителя каравана, закончила, не замечая нитку слюны, повисшую на подбородке: — Либо нас прям здесь выгнать? И за что?

— Да, за что? — вклинилась другая и добавила плевок к первому.

Скобянщикам это явно не понравилось. Грозные и грязные шепотки оттуда-отсюда, и уже рой голосов, и немилосердно двинувшееся к двум женщинам мужичьё. Скрежетнули сабли, дёрнулся Хойхо, взбил пыль копытом Бурун.

— Может, помочь? — дыханье Мару опалило левое ухо Бэна. Тот вздрогнул и почувствовал, как покраснел, да ещё и всякие похабные словечки караванщиков не добавляли спокойствия.

Он промедлил с ответом, отвлёкся на глупые мысли и упустил момент, когда даххри, не привыкший к толпе людей, рванул напролом к воде. Мощная лапа опустилась на телегу позади женщин, те завизжали. Хойхо оттолкнулся и легко прыгнул. Бэн успел закусить ворот рубахи, чтоб не клацнуть зубами. Мужики, до того окружавшие их, вновь ощетинились саблями. А визг стоял пронзительный, звонкий, дурной.

Зверь жадно пил, блаженно пускал пузыри в воду, что едва доходила ему до колен. Утолив жажду, напружинился и выскочил за спиной главы каравана, седоки едва ли не вывалились, но с трудом удержались. Предводитель попятился, бросился к мужикам, оставив орущих женщин напротив огромного монстра, который внезапно решил зевнуть. Видно, новая волна визга не так сильно его тревожила, как толпа людей. Потому он зевал раз за разом всё шире, и Бэн мог легко представить, каково это, когда зубастая пасть, в которую легко поместится человек по пояс, разевается, раздвигается нижняя челюсть, являя чёрный, как самый страшный грех, зев.

— Мы только хотели ему помочь! — донеслось хныканье из-за сундука, когда Хойхо, казалось, назевался на день вперёд. Женщины спрятались, забились под рогожки, лишь часто тряслись круглые спины.

— Тогда отдавайте его, — как можно ровнее сказал Бэн, а внутри его всего колотило.

Больше просить не пришлось. Женщины выползли из укрытия, вытащили по шесть задвижек с длинных сторон сундука, откинули крышку. Внутри на ворохе одеял, как дорогая кукла в коробке, лежал на спине Ерши. Бледный, спящий. В незнакомой Бэну белой рубашке с чёрной ленточкой у горла, вышитых бисером и серебряной нитью чёрных штанах, заправленных в высокие сапожки.