Рихард Феникс. Море. Книга 3
Шрифт:
— Что это? — Рихард не мог заглянуть дальше, но видел между цилиндром и носом лодки на вытянутом треугольнике несколько фигур. Три. Нет, четыре. Одна лежала между ними, одеревенело склонёнными над ней.
— Ты узнаёшь их? — вкрадчивый шёпот над ухом.
— Да! То есть нет! — Он безотрывно глядел на распростёртую фигуру, смутно припоминая, видя нечто знакомое.
Белая рука с длинными чёрными ногтями легла на шар, и следующая вспышка света прошла между тонкими пальцами, словно лепестки ромашки бросили в грязь.
— Это твои спутники и ты. Но я не отпущу тебя, пока не услышу твоё решение.
— Какое? — едва слышно выдавил он.
Изображение
— Стань мне сыном, дитя, — сказала Эньчцках. — Ты заменишь моего сына Феникса, который всю жизнь желал остановить моё пробуждение, разделив силу между четырьмя родами.
Она махнула другой рукой, и ещё три светящиеся полусферы оказались рядом.
В сумраке одной что-то мельтешило, слышался перестук копыт или лап, но разглядеть в ней ничего не получалось. Другая светлела незнакомым горным утёсом и резким, как сколотый зуб, очертанием замка до самых небес. Вблизи появилось лицо, молодое, холодное, точёное, как алебастровая статуя, над ним — пепельно-серые волосы, прижатые диадемой. Их трепал ветер. Их и сине-белый плащ в россыпи звёзд. Внутри третьей полусферы расстилался золотой песок. По нему, то приближаясь, то отдаляясь, бежала фигура, закутанная с ног до головы в тёмное. Словно почуяв чужой взгляд, фигура застыла, направила в небо изогнутый лук. Рихард не увидел, но ощутил, как тренькнула тетива, и длинная стрела с цветным опереньем скрылась за гранью видимости.
Эньчцках коснулась чуть ниже левой ключицы мальчика — боль, — и полусферы вновь стали недосягаемо далеки, хотя верёвка на поясе держала всё так же крепко, в натяг.
— Мне любопытно, что вы придумаете, дети моего дитя. Поэтому я дам тебе выбор.
— Какой? — Рихард развернулся к Эньчцках, пересилив себя, и посмотрел в чёрные бездны глаз.
— Первое из двух: ты становишься мне сыном, заменив Феникса. И тогда эти четверо мгновенно умрут…
— И… я?
— Да. Самые сильные из оставшихся, единственные, несущие в себе волю моего дитя, его ненависть ко мне, его свободолюбие. Я покараю вас. А ты будешь говорить с оставшимися от его имени. Возможно, под властью твоей, безграничной огненной властью, всё переменится к лучшему.
— А если нет? Если я сделаю так же, как и он? — вскричал Рихард, не заметив, что туман добрался уже до колен.
— На это нужно время: посеять семена, вырастить потомство, привить им ненависть. Я проснусь через пять ваших лет — через одно мгновение по моим меркам. И тогда я своими руками накажу непослушный детей, которые не оправдали моих ожиданий.
— Нет! — он упрямо мотнул головой, не желая слушать и слышать.
Богиня рассмеялась и туман поглотил её смех, лишь клокочущее эхо ещё несколько мгновений доносилось до Рихарда.
Он часто задышал носом, стиснув зубы, почувствовал резь на левой руке. Тонкая красно-жёлтая дуга прочертила основание большого пальца. Лёгкое покалывание внутри контура принесло с собой имя. Оно звучало в голове насмешливо, дерзко. Не просто имя, а будто кто-то представился: «Моё имя — Ирнис. Я — уэнбэ
Эньчцках зашипела и полоснула когтями. Они прошли насквозь через левое плечо и грудь, не причинив вреда. Но Рихард не смотрел на богиню, лишь на левую руку, ожидая того, что произойдёт дальше. Ожгло костяшку безымянного пальца. Контур, словно порез, вспыхнул червонным багрянцем, принеся с собой привкус крови. Злой, но уставший голос отчётливо произнёс в мыслях: «Алек. Меня зовут Алек». Взгляд непроизвольно потянулся к полусферам. Белая богиня кружилась вокруг, рассекая пространство изломанным смерчем, когтила воздух, вспенивая туман, который уже добрался до бёдер мальчика. Но ему больше не было страшно.
Большая дуга рассекла плечо, Рихард едва не вскрикнул, глядя, как расходится кожа, а внутри неё застывает серый камень. И на губах появился привкус солёных брызг. Мелодичный женский голос тихо сказал: «Не бойся, Охор не причинит нам вреда». И от этого голоса, и от ощущения соли и камня сделалось так хорошо и свободно, что мальчик развернулся и прошёл прочь, сквозь Эньчцках, туда, куда тянулась верёвка.
Изогнутая золотистая линия прочертила костяшку указательного пальца. Ощущения льда и неземной игры ярких цветов на звёздном небе настигли Рихарда, пробирающегося сквозь туман. Голос, тот же, что и раньше, произнёс нараспев, а будто бы обнял: «Я — ваша голубка. И вы — мой герой». «Лу», — со щемящей нежностью подумал мальчик, делая всё больше усилий, цепляясь за верёвку. Но путь его преградила Эньчцках. Он хотел пройти сквозь неё, но врезался, отшатнулся, едва устоял. Из носа, окрашивая вихри тумана, хлынула кровь.
Богиня раскинула руки, не давая пройти, и белое вокруг сузилось, стало нечем дышать. Рихард ощутил зуд на лопатках, а правая рука, такая подвижная и живая, внезапно перестала слушаться, но на левой продолжали появляться новые контуры. Безголосые. Но это только пока.
— Я должен вернуться! — выкрикнул мальчик и почувствовал изнутри поддержку. Бог Феникс заклёкотал радостно, будто вырвался из заточенья.
— Дослушай тогда, дитя, и второй вариант. Если ничего не выберешь, твоя душа просто останется здесь. — Чёрные улыбающиеся губы Эньчцках не шевелились, а голос звучал отовсюду. Феникс внутри заволновался и снова пропал. Богиня продолжила: — Ты вернёшься в своё тело, в то, что оно представляет из себя сейчас. И ты будешь чувствовать всю боль, от которой спасало чужеродное воздействие, и она будет так велика, что жизнь покинет тебя. Понимаешь?
— Да, — едва слышно выдавил он и затаил дыхание.
Над правой лопаткой будто перевернули кружку кипятка. Тело застыло. Руки повисли. И ноги, став частью тумана, таяли, не желая больше его никуда нести. И голос, тот самый, мелодичный, крикнул изо всех сил: «Ри, возвращайся! Мы ждём тебя! Мы верим в тебя!».
— У меня есть одно условие! — заявил мальчик, с трудом подняв взгляд к лицу богини.
Всё перед глазами плыло, и верх менялся с низом так стремительно, что внутренности перекручивались. Но от этой болтанки, от голоса Лукреции воспоминания вернулись. И условие, до того существующее лишь расплывчато, оформилось.