Римская карусель

Дельта Марк

Думая об этом, Кассия чувствовала, как растет к ней презрение к роду человеческому.

Между тем, время шло.

– Сегодня он опять получил в подарок целый день жизни, - говорила девушка Тайному Божеству каждый вечер, и ей порой казалось, что глаза божества над складками хитона передают ей одну и ту же мысль: "Жди, Кассия Луцилла, тебе следует научиться искусству ожидания, ибо это высшая добродетель".

– И как долго ждать?
– вопрошала Кассия.
– Еще годы? Тиберий правил больше двадцати лет!

Представив себе, сколько еще издевательств над людьми придумает за двадцать лет неистощимая фантазия Гая, Кассия ужасалась.

Она стала ходить на всевозможные зрелища, где присутствовал император. Сама не могла объяснить себе, что заставляет ее это делать. Кассия часто издалека видела Гая в амфитеатрах, когда тот стоял, окруженный своими приближенными, на трибуне для высших лиц государства. Замечала блудливую полуулыбку на бледном лице, напоминавшем морду козы, и редкие волосы на голове. Замечала, как радостно смеются стоящие рядом с ним сенаторы каждой его шутке. Видела все это и стискивала кулаки или больно вцеплялась в запястье сопровождавшей ее повсюду Олуэн.

На четвертый год правления Калигулы, во второй половине января начались традиционные Палатинские игры, учрежденные некогда в честь обожествленного Августа его вдовой Ливией, прабабкой Калигулы. Во дворе Палатинского дворцового комплекса был сооружен деревянный театр. Его собирали и разбирали там каждый год. С основными постройками дворца он был соединен узкими крытыми галереями.

Кассия и Олуэн не пропустили ни одного дня. К концу игр даже выносливая британка стала проявлять признаки усталости, в отличие от Кассии, в очередной раз поразившейся собственной жизненной силе.

– Сегодня последний день игр, завтра дам тебе отдыхать с утра до ночи, - обещала она рабыне, когда они заняли места в театре.

– Тебе, госпожа, тоже надо отдохнуть, - сказала Олуэн.

– Я предпочитаю, чтобы у меня была причина весь завтрашний день танцевать,- ответила юная хозяйка.

Вокруг них кипели страсти, стоял неимоверный шум. Люди рвались к свободным местам, отталкивая друг друга локтями, тут и там вступая в перепалки. Обычно нижние трибуны выделялись для сенаторского и всаднического сословия, а плебеи, вольноотпущенники и рабы могли любоваться зрелищами сверху, но в этот раз, согласно распоряжению Калигулы, все могли садиться, где хотели. Гай наблюдал с императорской трибуны, как сенаторам приходится мириться с тем, что они сидят рядом с чужими рабами, и это зрелище доставило ему немало развлечения.

– Госпожа, тебя приветствуют, - сказала Олуэн.

Обернувшись туда, куда указывала рабыня, Кассия увидела шагах в десяти от себя сидящих тесной группкой Луциллу с Агриппой, Пульхрой и несколькими рабами. Рядом с ними расположился Авл Курций с младшим сыном и двумя домашними слугами. Двенадцатилетний Агриппа, влюбленный в Кассию, как и его старший брат Гней, радостно махал ей рукой. Кассия коротко кивнула и отвернулась, чтобы не встречаться глазами с матерью.

За месяцы, прошедшие после смерти Секста Кассия, Луцилле пришлось привыкнуть к тому, что дочь полностью игнорирует ее присутствие. Не зная о денежной сумме, оставленной Кассии отцом, Луцилла ждала, что дочь в конце концов будет просто вынуждена обратиться к ней. Но этого так и не произошло, и однажды мать зашла к Кассии в спальню и попыталась заговорить. Дочь подошла к ней вплотную, взяла ее за руку и, ни слова ни говоря, вывела из комнаты. Луцилле было больно, она вскрикивала, пытаясь вырвать руку из железной хватки, просила отпустить, но Кассия оставила ее лишь доведя до атрия.

После этого Луцилла больше не предпринимала

попыток разговора с дочерью, ожидая, когда приедет в отпуск Секст, бывший теперь главой семьи, и наведет в доме порядок.

Перед спектаклями Гай Цезарь спустился на сцену, в центре которой был установлен алтарь, и принес в жертву духу божественного Августа двух фламинго. Этих необычных птиц с длинными изогнутыми шеями привозили с островов возле Испании. Кровь из рассеченной шеи фламинго брызнула на тогу сенатора Аспрена, помогавшего императору. По рядам зрителей прошел гул, люди тихо переговаривались, и до Кассии донеслись сказанные кем-то вполголоса слова: "Дурное предзнаменование!". Кто-то говорил, что кровь попала и на пурпурную тогу императора.

Когда Гай с телохранителями шел к своей трибуне, он проходил очень близко, и Кассия заметила, что выглядит он веселым, беспечным, нисколько не обеспокоенным случившимся.

"Когда-нибудь, когда ты будешь в таком же хорошем настроении, - думала девушка, глядя на неестественно худую шею императора и кусая губы, чтобы не выдать своих чувств, - тебя убьют! И убивать тебя будут многими мелкими ударами, чтобы ты чувствовал, что умираешь!".

Спектакль Кассия смотрела рассеянно, время от времени искоса поглядывая наверх, туда, где стоял император. Похоже было, что и другие зрители не могли сосредоточиться на сценическом действии и продолжали переговариваться, несмотря на старания актеров. Однако все разговоры разом смолкли при появлении на сцене знаменитого актера Мнестера. Квириты хорошо помнили тот случай, когда телохранители вывели из толпы зрителей римского всадника, имевшего неосторожность разговаривать во время танца этого любимого императором актера, после чего Гай долго собственноручно бичевал провинившегося, как будто тот был безродным рабом.

На сцене погибал некий Кинир, была злодейски умерщвлена его дочь, затем справедливость восторжествовала, и главаря разбойников - Лавреола, главного героя пьесы, - казнили. Во всех этих трагических эпизодах в обилии лилась красная жидкость, изображавшая кровь. В перерыве так называемые подставные актеры показали тот же сюжет, но кривляясь и отпуская непристойные шуточки. Кинира и его дочь снова убивали, негодяя опять наказывали. В конце концов искусственной кровью была залита вся сцена. При виде этого жутковатого зрелища по рядам зрителей опять побежали разговоры о недобрых знаках.

– Уйдем?
– спросила Кассия, обратившись к Олуэн, когда в середине дня император по своему обыкновению покинул театр, удалившись через задний выход, откуда он каждый день в это время шел через галерею в свою ванную комнату во дворце, купался и подкреплялся нетяжелой едой. Вместе с ним ушли несколько приближенных к нему людей. В их числе был и немолодой дядя императора, Клавдий, слывший из-за заикания и хромоты человеком странноватым и, возможно, даже дурачком.

– Как скажешь, - ответила британка.

– Останемся, - решила Кассия, немного подумав, стараясь разглядеть на лице Олуэн тень досады, но лицо варварки, как обычно, не выражало никаких чувств.

Вечером ожидалось продолжение игр. В предстоявшем спектакле должны были танцевать хорошо обученные мальчики из благородных семей провинции Азия, специально прибывшие в Рим ради участия в Палатинских играх. У входа в театр толкались торговцы с лотками, предлагая всякую снедь, однако большинство зрителей принесли еду с собой. Они не хотели покидать трибуны, зная, что освободившееся место тут же кто-нибудь займет.