Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
За день до того, как Титулеску оставил свое послание в советском посольстве, Потемкин виделся с Лавалем и передал указания Литвинова из телеграммы от 2 апреля. Потемкин передал сообщение «с особой твердостью». Лаваль в ответ привычно изложил возражения и выразил озабоченность. Правда, он допускал, что в текст оригинального французского предложения могут быть внесены коррективы, и предложил, чтобы Потемкин поработал над правками вместе с Леже. Потемкин ответил, что, поскольку Восточный пакт пока официально не похоронен, его не уполномочили обсуждать какие-либо инициативы вне его. Лаваля, который собирался в Стрезу на встречу с британским и итальянским коллегами, Потемкин предупредил, что малейшая неосмотрительность может привести к обрушению «фронта государств», призванного охранять мир в Европе. Лаваль кивком дал понять, что согласен [944] .
944
В. П. Потемкин — в НКИД. 7 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 266–267.
Рекомендации Литвинова
События развивались быстро. 7 апреля Литвинов отправил еще одну справку для Сталина. «Противники Восточного пакта усилили свою активность за последние дни, сделав исходным пунктом своего нового наступления на пакт окончательный отказ Германии и Польши от взаимной помощи. Мне кажется, что пакт уже по крайней мере на 75 % сорван». У Литвинова после контактов с итальянским
Так что же делать? «Если мы придаем по-прежнему значение соглашению с Францией о взаимной помощи, — писал Литвинов, — то мы должны действовать немедленно, предприняв соответствующий нажим на французское правительство». Давление такого рода могло быть оказано в виде официального уведомления, сродни тому, что предложил Литвинов в середине февраля, когда было решено смягчить курс. По сути, Литвинов предложил прямо спросить у французского правительства, придерживается ли оно еще подхода Поль-Бонкура и Барту, то есть подхода, предусматривающего соглашение о взаимопомощи с СССР, Чехословакией и странами Балтии. В крайнем случае, без участия Прибалтийских стран в пактах о ненападении. Он также предложил оповестить британского и итальянского послов о неприятии Советским Союзом отказа от конкретных предложений по коллективной безопасности ради бессмысленного обсуждения пространных и неэффективных комбинаций. «Так как нам терять больше нечего, — добавил Литвинов, — то нужно отдельно обсудить также, не следует ли уже теперь в разговорах с Лавалем изъявить готовность вернуть ему и нам свободу действий в отмену Женевского протокола [от декабря 1934 года. — М. К.]». Эта позиция должна получить освещение в прессе [945] . НКИД подготовил проект заявления для Лаваля в духе предложений Литвинова Сталину. Литвиновские рекомендации Сталину из этого текста были удалены, и Потемкин вручил его Лавалю 9 апреля [946] . Нетрудно понять почему. По сути, Литвинов писал Сталину, что СССР никому не может доверять — ни Саймону, ни Муссолини, ни, конечно же, Лавалю, и в наименьшей степени доверия заслуживают Польша и Германия. Ситуация была безвыходная, но, если признать ее безвыходной, то придется отказаться от коллективной безопасности и взаимопомощи, чего Сталин пока делать не желал.
945
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 7 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 122. Л. 158–160.
946
Декларация, переданная П. Лавалю. 8 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 104. Д. 3. Л. 163–166; Меморандум, врученный В. П. Потемкиным П. Лавалю. 9 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 274–277.
В среднем в 1930-е годы встречи Литвинова со Сталиным проходили раз в две недели. В данный период нарком виделся со Сталиным по 3–4 раза в неделю. С 7–9 апреля — каждый день. 9 апреля Политбюро издало новые директивы, вновь заняв позицию более мягкую, чем предлагал Литвинов. Были одобрены поправки к проекту французского МИД, который был представлен Потемкину 30 марта. Ключевые коррективы касались положения о немедленном оказании помощи в случае неоспоримой агрессии до того, как начнет действовать Лига Наций, а также принятия предложений Титулеску относительно внесения правок в текст французского проекта, с формальными аргументами об интерпретации Устава Лиги [947] .
947
Выдержка из протокола Политбюро № 24. 9 апреля 1935 г. // Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б) и Европа. С. 322–323.
Финал
10 апреля Литвинов отбыл в Женеву, предварительно отправив свежие директивы Политбюро Потемкину [948] . Все было готово к встрече с Лавалем, которая должна была состояться пять дней спустя. Теперь была очередь Литвинова встретиться лицом к лицу к месье Зигзагом. Потемкин тем временем продолжал действовать в Париже. 9 апреля Лаваль согласился на совместное коммюнике, в котором говорилось, что Франция и СССР договорились заключить двусторонний пакт не позднее 1 мая. На следующий день Потемкин отправил телеграмму Литвинову о том, что встреча с Лавалем прошла не очень хорошо. Хотя Лаваль и подтвердил свою приверженность курсу Бонкура — Барту, он всячески затягивал дело с «джентльменским соглашением», которое позволило бы продвинуться вперед в обсуждении предложений по Восточному пакту, выдвинутых Литвиновым Франции 2 апреля. Лаваль ответил, что не хочет рисковать, раздражая коллег из Великобритании и Италии до встречи с ними в Стрезе. Этот ответ Потемкина не устроил [949] .
948
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 10 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 281.
949
В. П. Потемкин — в НКИД. 10 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 282–283.
На официальном завтраке на набережной Орсе, где присутствовал Титулеску и министры Малой и Балканской Антант, Лаваль выступил с речью, в которой поклялся в верности союзникам и пообещал защищать их интересы. Присутствовал и Мандель. Был ли он прислан министрами-единомышленниками, чтобы присматривать за Лавалем? Очень может быть. Лаваль ударился в разглагольствования об «элегантности французской политики». «Чтобы внести ясность в положение, — докладывал не без издевки Потемкин, — я ответил ему [Лавалю] по всем пунктам». Как обычно, стояла задача поймать Лаваля на слове. Потемкин во всеуслышание заявил, что «кое-кто во Франции посмел утверждать, что СССР пытается навязывать переговоры силой», заявляя, будто Франция менее заинтересована в пакте о взаимопомощи, чем СССР, бросая тень на советскую власть, высказывая мнение, будто Франция, вступив в сотрудничество с Москвой, принесла себя в жертву. «Сами французы предложили нам пакт, — сказал он, — и они уговорили нас войти в Лигу Наций, дабы скорее его заключить». Все это было правдой. Затем Потемкин нанес удар: он упомянул Женевский протокол — соглашение, заключенное с целью не обманывать друг друга, и заметил, что французы неоднократно нарушали обязательства. В этом что, состояла «элегантность» политики Лаваля? Элегантно воткнуть нож в спину? У присутствовавших на встрече министров, вероятно, разом перехватило дыхание. Мандель точно встревожился. И решающий свой удар Потемкин нанес, заметив, что Лаваль отверг свое «джентльменское соглашение», предложенное днем ранее. По словам Потемкина, присутствовавшие на встрече его коллеги с ним согласились. «Дело завершилось торжественным заявлением Лаваля», что франко-советский
950
В. П. Потемкин — в НКИД. 10 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 282–283.
Неосторожные замечания Лаваля очень быстро стали достоянием общественности. В Париже, где пресса была падка на скандалы, журналисты отнюдь не были стеснены приличиями. Соколин писал: «Нахальная манера Лаваля представлять дело с Восточным пактом как уступку нам, как одолжение, распространяется через близких ему журналистов на более широкие круги общественности и “друзья” уговаривают нас не настаивать на невозможном, а примириться с тем, что Франция “дает”». Соколин также слышал следующее о завтраке Лаваля на набережной Орсе: «В связи с “обещанием” Лаваля, данным им на завтраке 9.04, в присутствии полпреда и представителей Малой и Балканской Антант, “подписать” [пакт. — Ред.] до 1 мая, журналисты, гавасовцы [951] и дружественные СССР деятели ставят два вопроса: является ли апрельское обещание Лаваля более серьезным, чем его январское заявление в Женеве и что он собственно обязуется подписать до 1 мая, ибо возможна такая тактика: он предложит совершенно неудовлетворительный текст, мы его отвергнем, и он скажет, что не он виноват, а мы виноваты, если к 1 мая ничего не вышло» [952] .
951
Havas — первое французское информационное агентство, основанное в 1935 г. — Примеч. ред.
952
Выдержка из дневника В. А. Соколина. 10 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 104. Д. 3. Л. 334–341.
Лаваль был хитер и, вполне возможно, устроил это нарочно. Стратегия была рискованная, поскольку в Совете министров, а также среди союзников Франции в Центральной Европе и среди Дунайских стран Восточный пакт все еще пользовался поддержкой. Затем в переговорах наступило своего рода затишье: Лаваль уехал в Стрезу, а Литвинов — в Женеву. Пока Литвинов ждал Лаваля в Женеве, он сообщил о многочисленных слухах по поводу предложений о франко-советском соглашении от 2 апреля. «Меня предостерегают, — телеграфировал он в Москву, — против новых интриг, пущенных в ход Польшей для срыва соглашения. Она нажала все кнопки в Париже, чтобы воздействовать на франц[узское] пра[вительство], но Лаваль все-таки заявляет, что он теперь связан джентльменским соглашением». И это было неудивительно. Очевидно, что и британцы в Стрезе работали над подрывом франко-советских переговоров. «Таково же мнение только что посетившего меня Бенеша», — добавил Литвинов [953] . Таким образом, визит Идена в Москву уже по ряду признаков смотрелся как шоу.
953
М. М. Литвинов — в НКИД. 13 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 190. Д. 1408. Л. 52–53, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 05.12.2023).
Британцы и поляки не единственные пытались сорвать франко-советский пакт. Служащие во французском МИД готовили отказ на отредактированный Литвиновым вариант пакта, который он представил французам в Женеве утром 15 апреля, в преддверии встречи с Лавалем, намеченной днем позже. «Завтра он будет занесен в черный список», — отметил замглавы французской миссии в Женеве Рене Массильи [954] .
Утром 16 апреля до окончания указанного срока (1 мая) оставалось всего 14 дней. В тот день, а также на следующий Литвинов и Лаваль пытались прийти к соглашению. Лаваль отверг советское требование о немедленном, автоматическом предоставлении помощи. Все должно быть завязано на Устав и процедуры Лиги Наций. 18 апреля Литвинов сообщил в Москву, что он и Лаваль согласовали текст. Литвинов был не слишком доволен:
954
Massigli to unknown addressee (cher ami). 15 April 1935. MAE, URSS/974, 26.
«Он [Лаваль] был туг на уступки ссылаясь на то, что предложение, сделанное им раньше Потемкину, является пределом, дальше которого Совет министров ему идти не разрешил. Всем своим поведением и разговором он подчеркивал свое полное равнодушие к пакту, которое стало у него еще заметнее после Стрезы, укрепившей солидарность Франции как с Англией, так и с Италией. Он говорил друзьям, что считает себя в отношении нашего пакта подгоняемой собакой».
Лаваль пошел на небольшие уступки по поводу оказания взаимопомощи без обязательного согласия Лиги Наций, а также по ряду поправок к формулировкам. Он отверг идею немедленного оказания помощи до решения Лиги, а также определение агрессора. Французы опасались, что Германия воспримет пакт как вызов Локарнским соглашениям и денонсирует их. Лаваль также был против гарантий странам Балтии. Договор о взаимопомощи должен начать действовать только в случае непосредственного нападения Германии на Францию или СССР. Литвинов считал пакт в нынешней редакции «проблематичным» из-за обязательств французов в рамках Локарно и участия Лиги Наций, а с советской стороны из-за отсутствия у СССР общей границы с Германией. При этом пакт имел большое политическое значение, поскольку помог бы сдержать агрессию Германии, Польши и Японии. По словам Литвинова, он также помогал предотвратить — вопреки позиции французов — установление тесных связей между Францией и Германией. «Надо учитывать также, — отметил Литвинов, — отрицательный эффект отказа от пакта после всех этих многомесячных переговоров». Это соответствовало точке зрения Титулеску. Сделав несколько процедурных замечаний, Литвинов сообщил: подписывать или не подписывать пакт, теперь будет решать Политбюро [955] . Политбюро ответило на запрос инструкций от Литвинова и приказало возвращаться в Москву. «Текст договора с протоколом можем утвердить после личной беседы с Вами, так как нет возможности согласовать по телеграфу такой важный документ» [956] .
955
М. М. Литвинов — в НКИД. 18 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 190. Д. 1408. Л. 65–68, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 05.12.2023).
956
Выдержка из протокола Политбюро, № 24. 19 апреля 1935 г. // Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б) и Европа. С. 323–324.