Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Французы проявили вероломство. Читатель помнит, что сотрудники французского МИД, особенно Леже и Баржетон, всегда были против двустороннего соглашения о взаимопомощи. Они саботировали шаги Поль-Бонкура в данном направлении, и, поскольку нынешний кабинет был на пороге провала, им это вполне могло сойти с рук. Сегодня они работали на Лаваля и под его непосредственным руководством. Править уже согласованный текст значило проявить неуважение к советским дипломатам, отнестись к ним как к непрофессионалам, которых можно в последний момент «надуть» — это излюбленное слово Сталина. В опасные времена союзникам необходимо доверие друг к другу. Могли ли советские дипломаты доверять французам? Ответ очевиден. Однако в 1935 году у советской стороны не было выбора.
Логика Литвинова
Давайте в таком случае рассмотрим аргументы Литвинова в пользу соглашения с французами. Прежде всего, он утверждал, что советской стороне не нужно добиваться от них дальнейших уступок. «Есть, однако опасность,
Конечно же, горячо поддерживал пакт Эррио, однако его влияние на кабинет было ограничено, и в том, что касается текста, он защищал позицию Лаваля, так же как, очевидно, и Мандель. О мнениях других министров ничего не известно. От бывших членов правительства, «защитников» СССР, особой поддержки не последовало. «По мнению наших парижских товарищей, — продолжал Литвинов, — пакт не очень популярен ни среди интеллигенции, ни среди мелкой буржуазии, ни даже среди рабочих (некоммунистически настроенных)». Кроме коммунистов, да и то не всех, идея франко-советского пакта никого не прельщала. Литвинов писал, что советский журналист Илья Эренбург «…рассказывал, что он недавно объезжал северные департаменты Франции, наиболее пострадавшие от мировой войны, и там высказывались рабочими опасения, как бы пакт не ускорил войну с Германией. Говорилось даже, “пусть, де, Германия дерется с Советами, это в худшем случае ослабит Германию”. Больше всего сторонников пакта имеется среди правых».
Думается, что Сталину и первым лицам государства (Молотову, Ворошилову, Кагановичу) читать такое было больно. Однако на этом удручающие наблюдения и выводы Литвинова не закончились. «В общем, [французское. — Ред.] правительство считает себя морально ангажированным, да и само не хотело бы отказаться от пакта, хотя бы для того, чтобы сделать невозможным наше соглашение с Германией, но пакт не должен налагать слишком больших обязательств на Францию. Характерное выражение Лаваля и Леже, часто ими употребляемое: “надо подписать что-нибудь”». Мысли Лаваля всегда были тайно обращены в сторону Германии. Он не собирался намеренно провоцировать немцев и особенно давать им повод денонсировать Локарно. Лаваль был готов принести Восточный пакт в жертву, если бы его заключение оказалось сопряжено с рисками. Однако этого варианта не было у него в планах, поскольку он не видел никаких перспектив соглашения с Германией. «Лучше всего для Лаваля, — писал Литвинов, — было бы тянуть переговоры в надежде, что при помощи Англии Германия сделает Франции какие-нибудь заманчивые предложения. Вот почему мой отъезд в Москву несколько обеспокоил Лаваля». Литвинов не говорит об этом прямо, но понятно, что в случае провала франко-советских переговоров Лаваль начал бы разыгрывать германскую карту.
Литвинов объясняет свою стратегию переговоров с Лавалем. По сути, текст, составленный в Женеве, напоминал то, что Леже ранее предлагал Барту, а также позднее, во время последнего (февральского) визита в Женеву Литвинову:
«Нами было признано желательным внести в эти предложения некоторые поправки. Предлагая эти поправки, я заранее знал, что не все они будут для Франции приемлемы и некоторые из них считал лишь предметом торга. Так, например, французы решительно отвергли автоматическую немедленную помощь и наше определение агрессии. И то и другое противоречит Локарнским соглашениям. Мы добились, однако, согласия на необязательность для решений Совета [Лиги Наций] единогласия, а это чрезвычайно существенно. Лаваль вынужден был согласиться со мной, что требование единогласия Совета делало бы оказание нам помощи более чем проблематичным».
Внесенные французами правки, касавшиеся того факта, что помощь не должна оказываться автоматически, Литвинов оставил без внимания. Но он попытался получить от Лаваля ответы на другие вопросы и предсказуемо вернулся к теме безопасности Прибалтийских государств. Литвинов предложил, что в случае, если СССР начнет на Балтике операцию по отражению немецкой угрозы, должны вступить в силу обязательства Франции перед СССР согласно пакту. Лаваль категорически отверг такое предложение. Далее Литвинов уточнил: если аналогичный случай произойдет на западе и Франция придет на помощь, скажем, Бельгии или будет вынуждена войти в демилитаризованную Рейнскую зону, в этом случае Советский Союз не будет обязан выступать против Германии? Лаваль тут же согласился с такой трактовкой. «Далее я предложил, — излагал Литвинов, —
Немыслимо, что Лаваль отказался от литвиновского предложения о советских гарантиях безопасности, затрагивающих восточные границы с Бельгией, Рейнскую демилитаризованную зону и даже Швейцарию. Неужели Прибалтика для Франции была важнее, чем Бельгия? У британцев было возражение только по одному пункту, и, кстати, британский МИД лишь от своего посольства в Москве, через французского посла Альфана, узнал, что, когда французы отказали в гарантиях для стран Балтии, советская сторона «отказалась давать гарантии по Бельгии» [966] . Если говорить о глубинных причинах, французы, как и британцы, боялись потерять балтийский и польский кордоны, защищавшие от советской экспансии на запад. Франко-советский пакт, как было сказано в одном французском отчете, толкал Польшу в объятия Германии; СССР уже не нужно будет запрашивать польское разрешение на проход РККА через территорию страны [967] . Да и Францию уже никто принимать в расчет не будет. На это французское правительство ни в какие времена не могло пойти.
966
Noel Charles, British charge d’affaires in Moscow. No. 60. 1 May 1935. C3579/55/18, TNA FO 371 18838.
967
Maurin to Laval. No. 485/2/SAE/EMA, [Section des Armees etrangeres, Etat-major de l’armee]. 8 April 1935, and enclosure «Note sur l’appui qui pourrait eventuellement etre demande a L’URSS», SHAT 7N 3143.
Литвинов завершил свой отчет в Политбюро мыслью о том, что пакт-пустышка все же лучше, чем ничего:
«Я могу лишь повторить уже ранее высказанную точку зрения. Не следует возлагать на пакт серьезных надежд в смысле действительной военной помощи в случае войны. Наша безопасность по-прежнему останется исключительно в руках Красной Армии. Пакт для нас имеет преимущественно политическое значение, уменьшая шансы войны как со стороны Германии, так и Польши, и Японии. Кроме того, пакт может оказаться препятствием осуществлению стремлений Польши к созданию антисоветского блока из Польши, Германии и Франции плюс некоторые другие страны. Если стать на эту точку зрения, то те или иные формулировки статей и протоколов значительно теряют в своем значении» [968] .
968
К переговорам с Францией. 23 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 148. Л. 106–109; М. М. Литвинов — Я. З. Сурицу. 4 мая 1935 г. // АВПРФ. Ф. 082. Оп. 18 П. 80. Д. 1. Л. 52–49.
Аргумент Литвинова о том, что с пактом-пустышкой лучше, чем без всякого пакта, Политбюро приняло. 23 апреля Литвинов направил инструкции Потемкину, где обозначил программу-минимум и программу-максимум при заключении соглашения. Советская сторона все еще добивалась от Франции гарантий для Прибалтики в обмен на равнозначные советские гарантии в отношении Бельгии; если же французы отказываются от Балтии, то советская сторона откажется от Бельгии. Литвинов все еще желал включения в текст пункта о режиме наибольшего благоприятствования, но отвергал формулировки, требовавшие в вопросах взаимопомощи отсылки к «державам Локарно». Он предлагал альтернативные формулировки в тех местах, где прослеживались попытки Франции закрепить свой уход от ответственности. Суть его инструкций Потемкину была в том, чтобы, выдвинув максимум нерешенных вопросов с советской стороны, в итоге решить минимум из них. Это было ближе к пожеланиям французов [969] .
969
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 23 апреля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 104. Д. 3. Л. 346–350.
С целью уладить оставшиеся разногласия в Париже были возобновлены переговоры. Лаваль в разговорах с Альфаном не вдавался в подробности бесед с Потемкиным и продолжал настаивать, что оставшиеся разногласия связаны исключительно с формулировками [970] . 24 апреля с Альфаном встретился Литвинов, и посол впервые взглянул на ход переговоров с другой стороны, и этот взгляд плохо соответствовал рассказам Лаваля. По словам наркома, у него создалось впечатление, что французское правительство больше не ведет переговоры о «независимом, искреннем сотрудничестве».
970
Laval to Alphand. Nos. 171–174, very urgent, reserve. 22 April 1935. DDF, 1re, X, 385–386.