Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Вместо этого Лаваль, связанный своими январскими соглашениями с Муссолини, все время разыгрывал из себя человека, который всем сердцем стремится к Муссолини, но которого лишь горькая необходимость вынуждает против воли выступать на стороне Лиги и соглашаться на санкции. Что получается в результате? Франция создает себе затруднения в Англии, вызывает подозрения в странах Малой Антанты и в то же время поощряет Муссолини к упорству, т. е. фактически затягивает войну.

Сейчас Лаваль начинает свой флирт с Германией, и сразу же рождает — ну, скажем мягко — недоумение в СССР и ропот в тех же странах Малой Антанты». Ванситтарт не видел предпосылок для того, чтобы Франция договорилась с Германией, разве что ей придется уступить Гитлеру территории ее союзников. Читатели оценят иронию этого высказывания, так как именно это и сделают Франция и Великобритания в Мюнхене в сентябре 1938 года. Но мы забегаем вперед. В ноябре 1935 года Ванситтарт не мог себе представить такой исход. Лаваль пытался оседлать две или три лошади одновременно. Было очевидно, что он упадет и стукнется головой.

Наконец

Майский спросил, как Ванситтарт видит будущее англо-советских отношений. Последовал стандартный ответ. «В[анситтарт] отвечал, что тот курс на улучшение и укрепление этих отношений, который полтора года назад был начат нашими с ним политическими беседами, должен продолжаться. Британское правительство считает его правильным и отвечающим интересам Англии», — записал Майский. Так считал Ванситтарт, но что же думала Консервативная партия? Майский не спрашивал. Паралеллизм в британской и советской политике усилился за последние месяцы после начала Абиссинского кризиса. «Нет поэтому препятствий, — продолжил Ванситтарт, — к укреплению политического сотрудничества между обоими правительствами».

Допрос пока не закончился. Майский хотел проверить, прав ли Литвинов, посчитав, что британцы в Женеве ведут себя холодно. Поэтому он спросил, есть ли у них возражения относительно недавних выступлений наркома. Ванситтарт удивился, так как ничего об этом не знал. Майский спросил, возможно, возражения против позиции СССР есть у Идена. «Как объяснить ту подчеркнутую сдержанность, почти холодность, которую британская делегация, в частности Иден, проявляли в отношении советской делегации на протяжении последних недель в Женеве?» Ванситтарт удивился. Он не знал, что и думать. Возможно, Иден был слишком занят, пытаясь заставить колеблющиеся делегации соблюдать санкции. В любом случае, если бы в Женеве были какие-то сложности, Ванситтарт бы о них знал [1036] .

1036

Дискуссия И. М. Майского с Р. Ванситтартом. 25 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 17. Л. 198–204.

Ванситтарт тоже записал разговор, длившийся полтора часа, хоть и не так подробно. В отчете говорится о тревогах Майского из-за англо-германского морского соглашения и в целом из-за британской приверженности коллективной безопасности. Ванситтарт был раздражен тем, что СССР «постоянно твердит» о морском пакте. Однако это не изменило советских взглядов. В отчете Ванситтарта пропущено обсуждение немецкой агрессии против различных государств, за исключением Литвы, но он считает виноватыми литовцев.

Отчет Майского подтверждал отчет Ванситтарта. «Мне кажется, под конец [обсуждения. — М. К.], — писал Ванситтарт, — я смог развеять некоторые сомнения посла» [1037] .

Майский продолжал проверять факты. Через три дня он встретился с Иденом. Их разговор в целом был похож на беседу с Ванситтартом. Иден сам поднял тему, спросив, как относятся в Москве к отношениям с Великобританией, и заверил посла, что ни в Лондоне, ни в Женеве никакого охлаждения не планируется. Иден похвалил работу Литвинова и отметил «схожесть» британской и советской политики в отношении Абиссинского кризиса. Майский заговорил об англо-германском морском соглашении, как до этого с Ванситтартом. Иден ответил, что оно не имеет особого значения и не представляет угрозы для СССР. Затем он повторил заверения Ванситтарта в надежном будущем англо-советских отношений. Конечно, были определенные трудности. Иден слышал, как в обществе говорили о недоверии к СССР и жаловались на советские деньги, которые тратились в Великобритании на оплату коммунистической пропаганды. Майский рьяно отрицал обвинения Идена и снова, как обычно, рассказывал о различиях между Коминтерном и советским правительством. Конечно, Иден на это не купился, но в конце отметил, что это «неважный вопрос» и у англо-советских отношений хорошие перспективы [1038] .

1037

Memorandum by Vansittart. 18 Nov. 1935. N5966/17/38, TNA FO 371 19452.

1038

Дискуссия И. М. Майского с Э. Иденом. 25 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 17. Л. 205–206.

Литвинова отчеты Майского не убедили. А значит, Сталина тоже. Литвинов с сомнением относился к ответу Ванситтарта: «Французские официальные круги упорно распространяют слухи, что переговоры с Германией Франция ведет по настоянию Англии». Нарком велел Майскому обсудить эти слухи с британским МИД. Также он попросил его передать лично или в письме Идену, что посол не слышал никаких замечаний наркома о нем [1039] . Литвинов полагал, что Иден заинтересован в улучшении англо-советских отношений и на него можно положиться в этом плане. Это была ошибка.

1039

М. М. Литвинов — М. И. Майскому. 23 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 193. Д. 1428. Л. 146, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 06.12.2023).

Иден

сказал Майскому, что пропаганда неважна, но своим коллегам в МИД он говорил совсем другое. Он прочитал отчет Ванситтарта о переговорах с советским послом 18 ноября и составил следующую записку к протоколу перед собственной встречей: «Я не испытываю никакой приязни к Майскому. Надеюсь, что в следующий раз, когда он придет с жалобами, ему объяснят, что наше расположение зависит от хорошего поведения его правительства. А именно, пусть не суют свой нос в нашу внутреннюю политику. Я недавно почувствовал последствия, и никакого сочувствия к Майскому я не испытываю. Я больше не хочу иметь дела с москвичами этого типа» [1040] . Видимо, британские коммунисты подвергли Идена критике во время парламентской предвыборной кампании, хотя их нападки не вызывали сильное раздражение. Иден выиграл в своем избирательном округе, получив подавляющее большинство голосов [1041] . Тем не менее он все равно затаил обиду и вспоминал об этом эпизоде каждый раз, когда ему поступали предложения улучшить англо-советские отношения. На самом деле в своем отчете о разговоре он намного больше жалуется на советскую пропаганду, чем утверждал Майский, и уж, конечно, не говорит, что это неважный вопрос [1042] .

1040

Eden’s note, 20 Nov. 1935, N5966/17/38, TNA FO 371 19452.

1041

Minute by R. M. A. Hankey, Eden’s private secretary. 26 Nov. 1935. N5566/1/38, TNA FO 371 19448.

1042

Eden’s note, 21 Nov. 1935, N6030/17/38, TNA FO 371 19452.

После возращения из отпуска, собрав информацию, 25 ноября Майский написал Литвинову, что он не выявил признаков ухудшения англо-советских отношений: «Все, что я здесь вижу, слышу и наблюдаю, приводит меня примерно к следующему заключению: британское правительство на данный отрезок времени желало бы поддержания и развития с СССР добрых отношений, однако без излишней интимности. Когда англичане в этой связи говорят об “интимности”, то они имеют в виду прежде всего Францию. Почему-то они считают, что франко-советские отношения стали очень интимными, и что в результате этого советское правительство вмешивается во внутренние французские дела, в частности, через посредство “народного фронта”. Англичане этого не хотят и боятся. Отсюда их настроение “без интимности”».

Майский был уверен, что британское правительство не заинтересовано в англо-немецком или англо-французском союзе, хотя некоторые люди, возможно, питают такие надежды. Отношения с Германией были прохладными. МИД занимался в основном Абиссинским кризисом. Но кто знал, как будут развиваться события? «Какова же будет расстановка сил и влияний через несколько месяцев, в данный момент трудно предвидеть» [1043] .

Майский, видимо, не заметил, что Иден все больше теряет терпение и даже злится из-за проблемы «советской пропаганды» и поддержки Британской коммунистической партии. Ванситтарт много раз предупреждал посла о возможном исходе такой советской активности, а в Москве Литвинов много лет старался сдерживать худшие проявления пропаганды большевиков, о которых он иногда писал Сталину. Майский был прав, обратив внимание на то, что у британцев сохранялся интерес к соглашению с Германией даже на уровне МИД. Главным адептом был Сарджент, но он был не одинок. Даже пока Майский допрашивал Ванситтарта на тему возможного интереса Великобритании к союзу с Германией, подчиненные замминистра обсуждали именно возможность союза с Германией, причем не только в отношении Франции, где Лаваль мог в корне изменить всю европейскую безопасность, но и в отношении СССР, который от страха мог также решиться на сближение с Германией. «Я вовсе не уверен, — писал Уигрэм в протоколе в тот же день, когда Майский написал Литвинову, — что мы не увидим Россию рядом с Германией. И это одна из причин, почему, как только придет время, мне бы хотелось, чтобы мы сами попытались заключить договор с Германией». Сарджент ответил: «Согласен». Ванситтарт добавил комментарий: «Всегда существует опасность сближения России и Германии. Но на настоящий момент она не очень серьезная, если только господин Лаваль не пытается обмануть русских так же, как и нас» [1044] .

1043

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 25 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 17. Л. 190–197.

1044

Minutes by Wigram, Sargent, and Vansittart. 25 Nov. 1935. C7823/55/18, TNA FO 371 18851.

Майский был не настолько своим в кулуарах британского МИД, чтобы узнать о Сардженте, но он ощущал возможную опасность поворота Великобритании в сторону Германии. В переговорах чувствовалось, что англичане пытаются найти хоть какое-то спасение, но о том же думали Лаваль и Сталин. Майский, Ванситтарт, Литвинов и многие другие выступали против подобного исхода, но смогут ли они добиться достаточной поддержки концепции коллективной безопасности и взаимопомощи? Время покажет, как часто писал посол в своем дневнике.