Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Майский продолжал собирать разные точки зрения. 2 апреля он встретился с Ренсименом. Они обсудили англо-советскую торговлю, а также поговорили о Гитлере. После переживаний из-за Рейнского кризиса Ренсимен хотел уехать на пасхальные праздники. Майский попрекнул его тем, что Гитлер может преподнести еще один сюрприз и помешать его отпуску. «Я спросил Ренсимена, — писал Майский, — что же теперь делать?» Ренсимен пожал плечами: «В такие моменты, как нынешний, лучше не торопиться, авось что-нибудь сложится [выделено в оригинале. — М. К.]».

«Типичный ответ старого поколения британских министров», — отметил Майский. «Почему не поймать его [Гитлера] на слове? — продолжал Ренсимен. — Ведь никто точно не знает, чего Гитлер хочет». Майский улыбнулся: «Могу довольно точно охарактеризовать, чего он хочет». Так посол и поступил, подчеркнув важность тесного англо-франко-советского сотрудничества и «сильной Лиги Наций», которая необходима, чтобы остановить Гитлера. «Но ведь это будет “окружением” Германии», — ответил Ренсимен. «Я разъяснил Ренсимену разницу между “окружением” и самозащитой на базе коллективной безопасности», — писал Майский. Ренсимен

ответил, что Гитлер все равно будет недоволен «окружением» и в любом случае эта стратегия не сработала. Майский заметил, что ее и не пробовали. В Великобритании многие боятся Гитлера, но это не причина закрывать глаза на агрессора. Майский предупредил, что скоро начнется новая война, если не будет создана мощная система коллективной безопасности. «Неужели так скоро?» — спросил Ренсимен. Майский снова осветил свою позицию, и Ренсимен признал, что сейчас «опасные времена, тяжелые времена». Так и было. В конце Майский пошутил, что, видимо, испортил Ренсимену настроение перед отпуском [1214] . Как мог королевский министр быть настолько недалеким? Читатели могут быть уверены, что Майский не смог достучаться до Ренсимена, отгородившегося от него мощными стенами, и не потревожил его во время пасхальных праздников.

1214

Дискуссия И. М. Майского с председателем Торговой палаты У. Ренсименом. 2 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 112–116, опубл.: ДВП. Т. XIX. С. 207–211.

Черчилль: как сильно изменилось настроение!

На следующий день Майский и Черчилль вместе обедали. По сообщению одного источника, эти двое стали «закадычными друзьями» [1215] . Майский сообщил, что Черчилль пребывал в боевом настроении: рано или поздно гитлеровскую Германию надо будет остановить. «Если до конца нынешнего года, — сказал он, — не удастся создать оборонительный союз государств, могущих пострадать от германской агрессии, неизбежна война». Этот вывод не удивил бы никого в Москве, но Черчилль сказал Майскому еще кое-что важное, что должно было его подбодрить. «Дураки те, кто пытается делать различие между Западной и Восточной Европой [безопасностью. — М. К.]. Литвинов прав: мир в Европе неделим». Чтобы успокоить сомневающихся, нужно работать в рамках Лиги, потому что такие слова, как «профсоюз» и «союз», напугают британскую общественность. Прямое советское участие в антигерманском союзе будет преждевременным и встревожит некоторых консерваторов. Они постепенно меняют свое мнение, но их «прежняя вражда еще далеко не изжита». Черчилль рассказал со смехом, что он недавно выступал перед своими «твердолобыми друзьями» в старом клубе тори, где высказался о необходимости англо-франко-советского сотрудничества, направленного против Германии. Они «проглотили» Францию, но принялись возражать против СССР. «Я рассердился, — сказал Черчилль, — и заявил им: “Будьте политиками и реалистами!”» Затем продолжил: «Мы были бы совершеннейшими идиотами, если бы из-за гипотетической опасности социализма, угрожающей нашим детям или внукам, отказались от помощи СССР против Германии в настоящее время. Моя аргументация произвела весьма сильное впечатление на моих твердолобых слушателей, и они несколько поколебались в своей непримиримости по отношению к вашей стране. Но все-таки подобные настроения есть, и с ними приходится считаться… Через год наши консерваторы будут так напуганы ростом германских вооружений, что сумеют проглотить и большевиков» [1216] .

1215

Gilbert M. Prophet of Truth: Winston S. Churchill, 1922–1939. London: Minerva, 1990. P. 723.

1216

Дискуссия И. М. Майского с У. Черчиллем. 3 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 117–123, опубл.: ДВП. Т. XIX. С. 211–217; И. М. Майский — в НКИД. 3 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 220. Д. 1582. Л. 165166, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1936 г. URL: https:// www.prlib.ru/item/1296905 (дата обращения: 11.12.2023).

Литвинов заинтересовался этим разговором. Он написал Майскому, что взгляды Черчилля соотносятся с «нашим концептом» того, что должно быть сделано. Это касается соглашения «друзей мира», которые затем сформируют единый фронт, чтобы начать переговоры с Германией. Однако он не разделял уверенности Черчилля в Лиге. «Впрочем, я не знаю, как Черчилль, но нам известно, что противники Гитлера вроде Остина Чемберлена… неделимость мира толкуют ограниченно, заботясь о гарантиях как для Франции и Бельгии, так и для Австрии и Чехословакии, но готовы отдать на съедение Гитлеру восток Европы или, по крайней мере, СССР» [1217] .

1217

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 1–3.

Через несколько дней после встречи с Черчиллем Майский попытался суммировать свои впечатления от реакции британцев на отправку Гитлером вермахта в Рейнскую область. Казалось, что всем было все равно. Если судить по письмам, которые члены парламента получали от избирателей, тех больше заботили изменения футбольных правил, чем то, что случилось в Рейнской области. Майский отметил, что не нужно думать, будто эти письма пишут только какие-то несколько «чудаков». В Великобритании таких много: «Наряду с пассивностью масс и сумбурным состоянием их мозгов нужно, однако, отметить одно чрезвычайно острое чувство, владеющее этими массами: острый, инстинктивный, животный страх перед войной, в особенности

перед воздушными бомбардировками. Все, что угодно, но только не война! — такова основная нота здешних массовых настроений. Отсюда глубокий пацифизм масс, отсюда страх перед всем, что в какой-либо мере может напоминать о войне или грозить (хотя бы в отдаленной степени) развязыванием войны».

В правительственных кругах по-прежнему существовал конфликт между «германофилами» и теми, кто хотел организовать большую коалицию для борьбы с угрозой гитлеровской агрессии. В правом крыле были сильны антисоветские настроения. Это было связано с ростом мощи СССР и его все более активной ролью в Европе. Они не хотели видеть укрепление этой страны, или, во всяком случае, так казалось во Франции и Малой Антанте. Кроме того, начался всплеск антифранцузских настроений. Британцы любили обвинять французов в «глупых» Версальских договорах и отсутствии «гибкости» в отношении Веймарской Германии после войны. Конечно же, британцы несли за это такую же ответственность, как и французы. Более того, британские консерваторы не хотели быть втянутыми в войну из-за франко-советского пакта. «Далее необходимо учитывать распространение изоляционистских настроений в руководящих кругах, питаемых отчасти агитацией бивербруковской прессы. Политика же изоляции, или хотя бы полуизоляции, естественно диктует ликвидацию тесных связей с Францией и Лигой Наций, т. е. фактически льет воду на мельницу Германии». На отношение Великобритании к Германии также влияла военная слабость последней, добавлял Майский, из-за чего немцы не могли придерживаться стабильного политического курса, поскольку пытались выиграть время на перевооружение.

Майский всегда сохранял оптимизм. С его точки зрения, Рейнский кризис наконец дал за прошедшие несколько недель толчок в борьбе с «германофилами» за коллективную безопасность, хотя бой с ними вовсе не был окончен. Майский все еще полагал, что Иден поддерживает англо-советское сближение и укрепление «мирного фронта», хотя новоиспеченный министр иностранных дел еще совсем недавно его саботировал. Таким образом, Ванситтарт не признался Майскому в изменении подхода МИД. Посол также говорил о том, что Черчилль и Остин Чемберлен поддерживают «группу Идена». Не было никакой такой группы, которая бы поддерживала сближение с СССР. Черчилль оставался ненавистным тори и имел лишь ограниченное влияние, а Остин будет мертв через одиннадцать месяцев. Что касается Идена, он был ярым приверженцем сближения с нацистской Германией. Когда читаешь длинный отчет Майского, становится понятно, что будущее британской политики оставалось туманным [1218] .

1218

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 7 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 102–111.

Затянувшийся Абиссинский кризис

Что касается Абиссинского кризиса, тут Литвинов очень сурово отзывался о британцах. «Меня сильно беспокоит все то, что происходит в Женеве в связи с итало-абиссинской войной, — писал он Майскому, а затем продолжал: — Я дал директиву т[оварищу] Потемкину занимать там пассивную позицию, чтобы демонстративно показать англичанам наше охлаждение к вопросу о санкциях. Англичане должны знать, что наиболее лояльные приверженцы идеи коллективной безопасности и коллективных санкций возмущены их поведением в отношении Германии. Дело не в том, чтобы Англия приняла на себя одинаковые формальные обязательства как в отношении Франции и Бельгии, так и других частей Европы. Важно общее отношение к агрессивности Германии, к нарушению ею договоров и к очевидной подготовке ею войны или серии войн. Все поведение Англии лишь подбадривает и поощряет Германию. Члены Лиги Наций, по-нашему, должны вести себя не только в Женеве, но и вне ее, даже в индивидуальном порядке, в духе непримиримости с агрессией».

У Литвинова была непростая позиция в отношении санкций. «Если мы таким образом одобряем сопротивление Франции дальнейшему усилению санкций против Италии, пока Англия не займет более решительную позицию в отношении Германии, то мы в то же время опасаемся, что слишком благосклонное отношение Франции к Италии и полное прекращение или даже ослабление санкций могут вызвать нежелательную реакцию в английском общественном мнении и еще больше ослабить связь Англии с системой коллективной безопасности». Что касается урегулирования кризиса, тут ничего не менялось: необходимо добиться соглашения, организовав двусторонние переговоры Италии и Абиссинии за пределами Лиги.

Литвинов был полностью сосредоточен на угрозе нацистской Германии. Всем остальным можно было пожертвовать [1219] .

Майский продолжал искать выход из европейского кризиса. Но его не было. Единственным выходом было создание англо-франко-советского союза, на который возлагали такие большие надежды в 1935 году, однако в 1936 году эта идея полностью провалилась. В письмах Литвинову Майский пытался найти решение. Его сильно впечатлил гитлеровский «план мирного урегулирования», возникший после захвата Рейнской области, и Майский явно пытался понять, как на него реагировать. Могло ли советское правительство продолжать проводить политику защиты политического территориального статуса-кво в Европе? В феврале Иден спросил Майского, как можно наконец решить «немецкую проблему». «Я слышу каждодневно [тот же вопрос] из уст лейбористов, либералов и консерваторов, так или иначе заинтересованных в поддержании системы коллективной безопасности», — ответил он. Что же делать? «Рассуждения этих людей идут примерно по такой линии: германская агрессия — зло, — согласны; для борьбы с германской агрессией необходимо создать “фронт мира”, — согласны; но, допустим, “фронт мира” создан, — что же дальше? Каковы задачи “фронта мира”? Силою штыков поддерживать статус-кво». Майский задал риторический вопрос: как можно сохранить статус-кво?» Как можно сохранить существующее положение в Австрии, Чехословакии, Мемеле или Данциге?

1219

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 1–3.