Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Британские политические силы были поделены на изоляционистов, полуизоляционистов и сторонников коллективной безопасности. С точки зрения Майского, полуизоляционисты были самой влиятельной политической силой в Великобритании, и это развязывало Германии руки на востоке и давало возможность создания «Срединной Европы». Следующим шагом мог бы стать поход Гитлера на СССР. Это был мрачный и даже опасный прогноз. Майский не стал обсуждать эту тему, так как не хотел закрывать все возможности создания трехстороннего союза против гитлеровской Германии. Он надеялся, что французское и британское правительства вмешаются до того, как «Срединная Европа» будет полностью организована. Майский писал: «Для нас, однако, это было бы плохим утешением, ибо война была бы уже развязана, а наша основная цель состоит в том, чтобы предотвратить или по крайней мере на значительный срок оттянуть войну. Таким образом, если начинаешь хладнокровнее анализировать нынешние тенденции в развитии европейской политики, приходишь к неизбежному выводу, что в самом недалеком будущем следует ждать войны. И отсюда надо делать практические выводы».

Что хотел этим сказать Майский? В первую очередь он хотел предупредить Литвинова, что попросит дать ему кредит, чтобы построить бомбоубежище на территории посольства. Как он писал, видимо, прибегнув к черному юмору, он думал наперед «в мелкой, местной перспективе». И конечно, Майский не собирался просто сдаваться [1226] . Это касалось в том числе и одобрения выделения средств на бомбоубежище, которого пришлось ждать до 1939 года.

В конце 1936 года англо-советские отношения опять стали мрачными, как обычно. В этот момент вновь встал

вопрос о германо-советском сближении, но Чилстон не считал, что это возможно. Британский МИД испытал облегчение, а отчет Чилстона получил высокую оценку. Кольер, хотя его никто не слушал (а оказалось, что его прогноз был пророческим), ранее предупреждал, что СССР обратится к Германии, если британское правительство «подведет их… но не иначе» [1227] . Литвинов критиковал британскую политику за «смиренное согласие с желаниями… агрессоров». Как он часто повторял, СССР может себе позволить отойти в сторону и посмотреть, как Англия и Франция будут определять свой политический курс. «Агрессоры, — предупреждал он, — пытаются изолировать Запад от СССР. Это не вопрос его изоляции, ведь это Запад окажется безоружным, если маневр удастся». Как отметил один сотрудник МИД, есть что сказать в пользу «пророчества Литвинова». А Кольер подчеркнул, что британская «сговорчивость» по отношению к Гитлеру «оказала серьезную медвежью услугу интересам Франции и Великобритании». «Те, кто не хочет уступать, должен вооружаться, — добавил Ванситтарт, — как я говорил на протяжении уже многих лет» [1228] .

1226

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 9 мая 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 151–155.

1227

Chilston. No. 637. 20 Nov. 1936. N5715/187/36, TNA FO 371 20347; Collier’s minute. 19 Feb. 1936. N911/187/38, TNA FO 371 20346.

1228

Minutes by G.P. Labouchere. 24 Nov. 1936; Collier. 25 Nov. 1936; Vansittart. 28 Nov. 1936, N5722/307/38, TNA FO 371 20349.

Британская «сговорчивость» в отношении Германии была обратной стороной ее нежелания сильнее сближаться с СССР. «Германия или Россия», — как писал Олифант. Это был серьезный вопрос, и британское правительство решило попытаться договориться с Германией. Война нежелательна, это правда «глупо», сказал секретарь Кабинета министров Морис Ханки, в особенности потому что после долгой войны Европа будет в руинах и станет «жертвой большевизма» [1229] . Это был традиционный кошмар Запада. «Пусть доблестная маленькая Германия насытится красными на востоке, и при этом заставит замолчать декадентскую Францию», — сказал один тори, член парламента. «Иначе, — продолжил он, — у нас будут не только красные на западе, но и бомбы в Лондоне». Премьер-министр Болдуин придерживался похожего мнения [1230] . Тем больше причин у британского правительства, писал Сарджент в другом контексте, на «право контроля над французской политикой» [1231] . Конец французской независимости. В основе британской политики, которая сохранялась вплоть до Второй мировой войны, лежали и другие не столь «невысказанные гипотезы» [1232] . Как в марте 1936 года сказал один сотрудник МИД, если нацистская Германия действительно настроится на войну, то «бывшим союзникам ничего не останется, кроме как вырезать гитлеризм ножом» [1233] . Проблема была в том, что только Россия могла обеспечить победу над Германией, но для многих тори союз с Россией был уже перебором.

1229

Post G. jr. Dilemmas of Appeasement: British Deterrence and Defense, 1934–1937. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1993. P. 255.

1230

Nicolson H. Dairies and Letters. P. 273 (quoting tory M. P. Henry Channon); Lamb R. The Drift to War, 1922–1939. London: Bloomsbury, 1991. P. 192; Post G. jr. Dilemmas of Appeasement. P. 106–107; Cowling M. The Impact of Hitler: British Politics and British Policy, 1933–1940. London: Cambridge University Press, 1975. P. 147.

1231

Sargent’s minute. 15 Oct. 1936. C7262/92/62, TNA FO 371 19880.

1232

Cm., Hanp., Lord Halifax, Foreign Secretary, to Sir M. Peterson, British representative in Spain. No. 800. 5 Oct. 1939. C15821/15/18, TNA FO 371 22985; First Month of the War, Leeper. 4 Oct. 1939. C16151/15/18, ibid.; Untitled memorandum, secret, FO. 19 Oct. 1939. C16324/15/18, ibid.; Sargent’s minutes. 11 Oct. 1939. C16573/15/18, ibid.

1233

Gladwyn Jebb’s minute. 16 March 1936. C1558/4/18, TNA FO 371 19888.

ГЛАВА XV

ХОРОШИЕ И ПЛОХИЕ НОВОСТИ: ПАДЕНИЕ ЛАВАЛЯ И КАПИТУЛЯЦИЯ ФРАНЦИИ

1936 ГОД

22 января 1936 года правительство Лаваля пало. Предположение Потемкина о том, что оно протянет еще какое-то время, оказалось неверным. «Феникс»-Лаваль не восстанет из пепла вплоть до падения Третьей республики в мае — июне 1940 года. К этому моменту он уже полностью превратится в нацистского пособника. Через два дня было сформировано новое французское правительство под руководством Альбера Сарро, который ранее не был другом СССР, однако, по мнению французского журналиста Лео Габорио, Сарро не обладал никакими выдающимися качествами. Лаваль был свергнут и не получил места в кабинете, как опасался Литвинов. Кошмар закончился. Кажется, теперь стало возможно начать все с начала. МИД возглавил предыдущий председатель Совета министров Фланден, а в кабинет вернулся Поль-Бонкур в должности государственного министра, ответственного за дела Лиги Наций. Мандель остался министром связи. Он надеялся сформировать правительство, но этим амбициям не суждено было реализоваться. Эррио убрали. Это была потеря, которую более-менее компенсировало возвращение Поль-Бонкура, хотя он не пользовался особым влиянием. В Москве Альфан пришел в восторг от возможности писать Фландену. Альфан был одним из немногих русофилов во французском МИД. Он продвигал франко-советское сближение в лучших традициях Эррио, так как его беспокоила французская безопасность. Однако в МИД он был в меньшинстве. Еще имелся Эрик Лабонн, но в январе 1936 года он был далек от российских дел, поскольку возглавлял американский отдел. Также сближение поддерживал Робер Кулондр. По сути, они все были воспитанниками Анатоля де Монзи в 1926–1927 годах. Однако все те, кто помогал Лавалю саботировать франко-советский пакт, все еще сидели в своих больших и удобных креслах. Леже, Баржетон, Бадеван и другие продолжали изо всех сил удерживать Францию от сближения с СССР. Подобное поведение прекрасно можно было оправдать кампанией в «правой» прессе Парижа, выступавшей против ратификации советско-французского пакта. Коллективная безопасность стала политикой левых, Народного фронта, в то время как единственной политикой, которая могла бы сработать, было «священное единение» левых и правоцентристских сил. Время от времени Литвинов повторял эту очевидную истину, но он делал это в медийном потоке, в котором лишь немногие могли его услышать.

Альфан надеялся начать все с начала вместе с Фланденом и обхитрить Леже и его сотоварищей. Он отмечал, что на протяжении трех лет отношения с СССР стабильно улучшались, хотя за последние несколько месяцев они стали холоднее. Отчасти это произошло из-за Лаваля и из-за того, что он возглавлял Совет министров и одновременно был министром иностранных дел. Из-за этого он более чувствительно реагировал на внутренние дела, как отмечал сам Литвинов. На съезде

Коминтерна в июле — августе 1935 года звучали призывы к объединению перед лицом фашизма, и это растормошило правых. Речь шла о формировании левоцентристских коалиций или народных фронтов. По сути, это было все равно что начать размахивать красным флагом прямо перед правыми. По словам Альфана, внутренняя политика смешалась с внешней, и произошло это в ситуации, когда Франция находилась в огромной опасности и должна была думать только о «национальных интересах». О том же говорил и Эррио. Альфан призывал Фландена возобновить «политику сотрудничества» с СССР. Советская сторона обратила внимание на недавний холодный прием. Франция не придерживалась обязательств, которые взял на себя в Москве Лаваль (хотя Альфан не указал его имя напрямую), связанных с ускоренной ратификацией пакта о взаимопомощи и одобрением банковских кредитов на торговлю. Альфан ссылался на недавние публичные заявления в Москве, но он знал по последним переговорам с Потемкиным в Париже и с Литвиновым и Крестинским в Москве, что уверенность СССР в коллективной безопасности и Лиге пошатнулась. Они стали предупреждением о «тенденции к изоляции России», то есть СССР теперь будет полагаться только на себя и национальную оборону. Если подобная политика будет реализована, то первой поплатится Франция. «Мы можем легко все вернуть, — говорил Альфан, — если быстро ратифицируем пакт о взаимопомощи и выпустим министерскую декларацию, в которой четко возьмем на себя обязательство придерживаться политики мирного сотрудничества с СССР» [1234] . Телеграмма Альфана, похоже, так и осталась в шифровальном бюро. Это было признаком того, что противники СССР в МИД продолжали саботировать сближение. В последние несколько недель советское правительство воспряло духом после ухода Лаваля. Читатели помнят, что Литвинов поехал в Лондон на похороны Георга V, которые состоялись 28 января. После этого он встретился с Иденом, заменившим Хора в должности министра иностранных дел в декабре 1935 года. Литвинов отправил в Москву телеграмму, в которой довольно оптимистично отозвался об этой встрече. Отчет британского МИД был, однако, более сдержанным [1235] . Никто не брал на себя никаких обязательств, и Сарджент продолжал выступать против Литвинова и сотрудничества с СССР. Кажется, Литвинов не знал о враждебности Сарджента, то есть, получается, никто о ней не говорил или советская разведка ничего о ней не слышала. Во французском МИД полагали, что визит Литвинова и маршала Тухачевского в Лондон прошел хорошо. Это позволило французскому правительству проявить немного теплоты по отношению к наркому, когда он в конце месяца прибыл в Париж.

1234

Alphand. Nos. 36–40. 25 Jan. 1936. MAE, Bureau du chiffre, telegrammes, a l’arrivee de Moscou, 1936.

1235

М. М. Литвинов — в НКИД. 31 января 1936 г. // ДВП. Т. XIX. С. 57; Eden to Chilston. No. 56. 30 Jan. 1936. N622/20/38, TNA FO 371 20339.

Потемкин быстро продвигался вперед на этом новом этапе французской политики, или, во всяком случае, так казалось. 29 января он встретился с Леже во французском МИД. Это произошло всего через неделю после падения Лаваля. Потемкин хотел организовать неофициальную встречу Литвинова и Фландена, тем более что им не удалось встретиться в Лондоне. Леже согласился. Двум министрам иностранных дел необходимо было поговорить и прийти к соглашению по ряду вопросов, представляющих интерес для обеих стран. «Желательно при этом, — добавил Леже, — рассеять некоторые недоразумения, чувствовавшиеся между обеими сторонами за последние месяцы». Это, конечно, было правдой, но забавно звучало из уст Леже, который был правой рукой Лаваля и вносил свой вклад в «недопонимание» [1236] .

1236

Беседа с А. Леже. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. 11 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 68–71.

Перспективы ратификации советско-французского пакта

Потемкин быстро добрался до сути. Он хотел понять, что предлагает сделать новое министерство для ратификации пакта о взаимопомощи. «Леже ответил, что затяжку ратификации пакта он считает крупнейшей ошибкой Лаваля». Это вредило отношениям между СССР и Францией, а также вызывало «некоторые сомнения в среде друзей Франции» в Восточной и Юго-Восточной Европе», которые выступали в поддержку коллективной безопасности. Это было правдой. «В колебаниях Лаваля, — сказал Леже, — Германия нашла поддержку своей тактике запугивания и шантажа, которую применяет и сейчас, накануне ратификации франко-советского пакта. Немецкая пресса кричит о том, что эту ратификацию правительство Германии будет рассматривать как решение, нарушающее условия Локарнского пакта, и что из этого Германия сделает надлежащие практические выводы». По словам Потемкина, Леже не придавал особого значения немецким угрозам. Лучшим ответом стала бы ратификация. Леже поговорил с Поль-Бонкуром, который пообещал ускорить подготовку в Палате депутатов. Дебаты должны были состояться «в самые ближайшие дни» [1237] .

1237

Там же.

1 февраля Леже встретился с Литвиновым и передал ему оптимистичное сообщение. «Новое [французское. — М. К.] правительство, — телеграфировал Литвинов в Москву, — очень довольно приемом, оказанным мне в Лондоне, и наблюдающимся улучшением отношения Англии к СССР, делающим возможным сотрудничество Парижа, Лондона и Москвы». Представьте себе фальшивую улыбку Леже, подчеркнутую аккуратно подстриженными усами, когда он говорил эти слова, однако это была правда: чем приветливее был Лондон с Москвой, тем менее рискованно было для Парижа разморозить франко-советские отношения. Леже зашел еще дальше: «Необходимость активного участия СССР в организации коллективной безопасности в Европе остается для Франции неоспоримой истиной». По словам Леже, Фланден твердо придерживался этой позиции и считал ратификацию пакта «неотложным делом» [1238] . Что произошло с Леже? У него случилось прозрение? Он хотел скрыть свое сотрудничество с Лавалем? Или решил пока приспособиться под нового министра иностранных дел? В конце концов, до весенних выборов всем заправляло правительство Сарро.

1238

М. М. Литвинов — в НКИД. 1 февраля 1936 г. // ДВП. Т. XIX. С. 58.

В мирное время телеграммы пишутся кратко и понятно, однако Потемкин, присутствовавший на встрече с Леже, составил подробный отчет о разговоре. Леже пытался вилять на ситуацию, даже несмотря на нового министра иностранных дел. Из вступительного слова правительства в парламенте были удалены слова о сотрудничестве Парижа с Лондоном и Москвой, которое «является основным условием обеспечения мира на Европейском континенте». «По соображениям характера редакционного и отчасти тактического», — пояснил Леже. Разумеется, существовал только один возможный союзник, который позволил бы сравнять счет с нацистской Германией. Мог новый кабинет заявить об этом открыто во время кампании против пакта о взаимопомощи, которую запустила правая пресса? Очевидно, что нет. Тем не менее Леже утверждал, что новое правительство займется ратификацией «в самые ближайшие дни». Потемкин спросил, известно ли что-то в свете недельной задержки. Леже ответил, что он не знает. Снова увиливал или правительству просто нужно было собраться, чтобы вынести первый вотум доверия?

Стороны подняли другие темы. Литвинов спросил, ведет ли Франция переговоры с Германией. Нет, ответил Леже, за исключением вопроса о военно-воздушном пакте, который возник во время встречи в Лондоне в феврале 1935 года. Франция доверила британцам разговор с немецким правительством, но Гитлер отвечал уклончиво. Литвинов ответил, как обычно: «Гитлер не пойдет ни на какие соглашения, заключаемые в интересах общего мира, пока не убедится в твердой решимости Франции, Англии, СССР и других европейских государств противопоставить организованное сопротивление всяким попыткам нарушить этот мир. К сожалению, некоторые колебания, наблюдавшиеся среди участников известного плана организации коллективной безопасности, в частности, со стороны г[осподина] Лаваля, содействовали усилению обструкции со стороны гитлеровской Германии».