Родная старина
Шрифт:
Константинопольский патриарх в глаза русских был главным представителем православной веры, император – главным защитником ее, а роскошная тысячелетняя столица с ее чудным местоположением и поразительным великолепием считалась не только главным городом православного мира, но и лучшим городом в мире, – не даром звали его Царьградом. И вот это средоточие православия, эта краса городов христианских, этот царственный город разорен, поруган, в руках мусульман, заклятых врагов христиан; император погиб; патриарх пленник султана!
Понятно, как сильно должно было отразиться это событие на Руси. Москве теперь было некстати считаться ниже порабощенного Царьграда, а государи московские стали мало-помалу смотреть на себя, как на преемников византийских императоров, как на главных хранителей православия и древнего благочестия.
Скорбно повествует наш летописец о падении Константинополя и так рассуждает о причинах события: «Как конь без
Так смотрел простодушный летописец на событие; так, конечно, смотрели и такие же надежды питали на Руси и другие книжные люди. Царьград был в их глазах дорогим и священным городом, а турки являлись оскорбителями этой святыне, заклятыми врагами христианства.
Храм Святой Софии в Константинополе. Современный вид
Василий Темный еще при жизни своей объявил старшего сына своего Ивана великим князем и своим наследником. Таким образом укреплялся новый порядок престолонаследия – от отца к старшему сыну.
Княжение Ивана III (1462–1505)
Хотя Василий завещал волости и остальным четырем своим сыновьям (Юрию, Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшому), но старший получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе, и являлся таким образом настоящим великим князем, государем, а братья сравнительно с ним были только большими помещиками.
В 1462 г., 5 марта, скончался Василий II и стал княжить Иван III.
Это был настоящий потомок Калиты. Всеми свойствами, какими отличались лучшие московские князья-скопидомы, собиратели Русской земли, обладал он: холодный, скрытный, осторожный, расчетливый, он обдумывал каждый свой шаг, каждое свое слово; принимался за дело только тогда, когда знал, что можно действовать наверняка, без промаха; во всяком деле он, казалось, держался пословицы: «Семь раз отмерь, а раз отрежь»; но когда все было обдумано, взвешено да смерено и дело было надежным и выгодным, – тогда вершил его смело, не глядя уж ни на что…
С детских лет он видел вокруг себя злобу, вероломство, обман и зверство; одним своим видом слепой отец мог постоянно ему напоминать о них. Мудрено ли, что он с юных лет уже очерствел сердцем, затаился в самом себе?.. Смолоду же он мог возненавидеть и удельные порядки, принесшие столько бед и горя его отцу. Уничтожение уделов стало заветною задачей его княжения.
Новгород и Тверь были наиболее сильными из них.
Падение Новгорода
Богат был Новгород; бойко шла торговля его; на вече новгородцы свободно могли толковать о своих нуждах и делах; излюбленные выборные люди творили суд и расправу. Казалось бы, тут ли не быть правде и благополучию! На деле выходило, однако, не то. В торговом городе немало было людей, которые сызмала привыкли ставить свою выгоду выше всего, вовсе не ценить благополучия других. Много жило в Новгороде богатых людей, но гораздо более было бедняков и лихих людей, способных за деньги на все. Нередко здесь богатые люди нанимали себе из них крикунов-вечников, готовых на вече за какое угодно дело кричать. Бывало, богатые люди наберут из лихих людей шайки головорезов и нападают на своих соперников и врагов, творят всякие насилия, грабежи и убийства. Иногда целые улицы, целые части города (концы) враждовали между собою, отстаивая того или другого старшину. Победит какая-нибудь сторона – вожак ее становится посадником или тысяцким и мстит чем только может противникам, а своим доброхотам всячески потакает и мирволит. Грубы и невежественны были даже и лучшие, то есть именитые люди тогда в Новгороде: жили изо дня в день, следуя только своим грубым страстям и порывам, и не думали о том, что во всем нужны строгий порядок и законность, что неправды, насилия и всякие неурядицы рано или поздно обрушатся пагубою, если не на них самих, то на их детей.
Сила и корысть брали верх над правдой – вот в чем была главная беда Новгорода.
«Не стало в Новгороде, – сокрушается летописец, – ни правды, ни суда. В городе, по селам и волостям – грабеж, неумеренные поборы с народа, вопль, рыдания, проклятие на старейших и на весь Новгород, и стали
Митрополит Иона пишет в своем послании к новгородскому владыке: «Слышал я, некое богоненавистное, богомерзкое и злое дело сотворяется в вашем православном христианстве, не токмо от простых людей, но и от знатных, великих людей, от наших духовных детей: за всякую большую и малую вещь зачинается и гнев, и ярость, и свары, и прекословия, и многонародное сбирание с обеих сторон. Мало этого, нанимают на то злое и богоненавистное дело сбродней пьянчивых и кровопролитных человеков и бои замышляют и кровопролитие и души христианские губят».
Пока Русская земля дробилась на уделы и князья постоянно враждовали между собой, Новгород мог без труда удерживать свою независимость; но дело изменилось, когда северо-восточные русские области стали объединяться около Москвы, а юго-западные земли слились с Литвою. Чем больше крепло Московское государство, тем сильнее сказывалась охота у московских князей прибрать к своим рукам Новгород. Поводов к вражде было довольно: московские люди и новгородцы часто сталкивались и враждовали в Двинской области, где у тех и других были владения, притом чересполосные. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром. Кроме того, новгородская вольница – ушкуйники – часто разбойничала по рекам и вредила московской торговле. Наконец, новгородцы не выполняли как следует своих договоров с великим князем, не чтили его наместников, не держали имени его честно и грозно. Новгородские вечевые порядки, при которых воля великого князя ставилась часто ни во что, были совсем не по душе сильным московским князьям, а властолюбие их в свою очередь очень не нравилось новгородцам-вечникам.
Уже Василий Темный, как сказано раньше, заставил Новгород больше чтить великокняжескую власть; а Ивану III пришлось совсем покончить с новгородской вольностью. Понимали новгородцы, что им грозит беда со стороны Москвы, а бороться с нею им было не под силу. Где же было искать помощи? У северных русских князей, подручников великого московского князя, нечего было и пытаться. Оставался литовский князь. Он назывался также и русским: в его руках были все земли Юго-Западной Руси; к нему обыкновенно обращались за помощью или и вовсе отъезжали князья Северо-Восточной Руси, которым приходилось слишком жутко от властных московских князей; к нему же задумали обратиться и те новгородцы, которым дорог был старый вечевой склад и быт «Господина Великого Новгорода». Литовские князья и раньше были очень не прочь оказать богатому Новгороду свое покровительство и даже предлагали его. Но прежде новгородцы не слишком-то поддавались на эти предложения: особенной нужды в посторонней помощи тогда еще не было. Теперь не то. Сильная гроза надвигалась на Новгород со стороны Москвы. И вот нашлись в Новгороде люди, большей частью именитые и богатые, сердцу которых была дорога новгородская старина. Порешили они, что лучше поддаться Литве, да сохранить свой старый, вечевой быт. Во главе этих людей стояли два сына умершего посадника Исаака Борецкого; мать их – Марфа, женщина весьма твердого нрава, умная, властолюбивая, орудовала всем. Но сторонникам Литвы нелегко было склонить новгородцев на свою сторону.
Великий князь литовский, он же и король польский, был католик; латинство господствовало в Литве и теснило православие; поддаться Литве в глазах народа в Новгороде значило изменить православию, отступить от древнего благочестия – вот почему большинство новгородцев держалось Москвы; но все же богачи Борецкие и их сторонники имели большую силу во всех новгородских делах и тянули к Литве. Начали в Новгороде утаивать великокняжеские пошлины и ни во что ставить московских наместников.
Иван Васильевич зорко следил за всем, что творилось здесь. Новгородцы целовали крест великому князю Василию Темному и старшему его сыну-соправителю, и потому отпадение их от Москвы было бы нарушением присяге, изменою. Хорошо понимал великий князь, в чем его сила в Новгороде, и послал новгородскому владыке напомнить, что киевский митрополит не тверд в православии и что он – новгородский владыка – должен свято блюсти веру, внушать своей пастве, чтобы она не поддавалась киевскому митрополиту, и держаться крепко своего обета – подчиняться Ионе, митрополиту московскому, и всем его преемникам.
Великий князь послал без гнева, кротко напомнить и всему Великому Новгороду о его обязанностях:
– Люди новгородские, исправьтесь; не забывайте, что Новгород – отчина великого князя. Не творите лиха, живите по старине.
Но враги Москвы в Новгороде не унимались, оскорбляли послов московских, кричали на вече:
– Новгород не отчина великого князя! Новгород сам себе господин!
И после этого великий князь не показал гнева; снова послал напомнить:
– Отчина моя, Великий Новгород, люди новгородские! Исправьтесь, держите имя мое честно и грозно, посылайте ко мне бить челом, и я хочу жаловать свою отчину и держать по старине.