Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Это почему же?
– спросил Чуйков.
– Только потому, что это стоило бы нам больших жертв, - с горячностью ответил Батов.
– Он рассуждает так потому, что является крупным специалистом по болотным операциям, - рассмеялся Чуйков.
– Именно Павел Иванович нанес второй главный удар в обход Борисова с юга. Мне рассказывали, что немцы приняли его за болотного черта.
– Ты не язви, Василий Иванович, - усмехнулся Батов.
– Спасибо Сталину, что он сумел оценить стратегическую смекалку нашего командующего фронтом. В противном случае мы бы
– Батов уколол Чуйкова за большие потери при штурме Берлина.
– Друзья, не надо ссориться, Рокоссовский обнял за плечи своих бывших командармов.
– Как всегда, вы оба правы. Не будем портить настроение перед свадьбой..
А тем временем в доме продолжалась предсвадебная суматоха - шум, гам, суета. Носился запах пирогов, хрена, копченой рыбы, салатов. Звякала посуда, падали из рук ножи и вилки. Бились к счастью тарелки.
Едва держалась на ногах и мать невесты. Со своими помощницами она накрывала на стол, растянувшийся в самой большой комнате от порога до самого противоположного угла. Пахучий чад плавал на кухне. В кастрюлях, на противнях что-то шипело, трещало, постреливало.
В другой комнате около невесты крутились подруги - то завивали и укладывали ей волосы, то примеряли к ее ушам золотые сережки, подаренные родителями, то вешали на шею золотую цепочку,'которую она получила от родителей мужа. Сначала Ада покорно доверялась своим подругам, надела белое, с пышным воротником подвенечное платье, доставленное ей из Варшавы, но, увидев себя в зеркале, показала характер - ей, комсомолке, не пристало смешить людей старыми свадебными обрядами. Несмотря на то что она своим поступком довела мать до слез, все равно сделала по-своему. Она надела сиреневое платье с белым воротничком, сунула ноги в светлые туфли на высоких каблуках.
– Вот это другое дело, - сказала она, взглянув в зеркало.
– Теперь я такая, какой меня знают люди.
– Ада, милая, ведь ты невеста, - уговаривала ее мать со слезами на глазах.
– Надень подвенечное платье.
– Мамочка, не приставай, все равно не надену.
Когда Юлия Петровна пожаловалась по этому поводу отцу, тот ответил:
– Юленька, оставь ее в покое. Ты забыла, что она уже совсем взрослая.
Заурчали под окнами машины, и Ада с подругами подбежала к окну.
– Жених приехал, - засуетились они.
Из машины вышла дородная женщина, одетая в строгое платье цвета морской волны. Эта строгая женщина, похожая на южанку из Закавказья, приходилась жениху матерью. За ней стоял среднего роста, худощавый, с русым непослушным чубом, молодой человек, в элегантном черном костюме. Он оставил у дома гостей, которые выходили из машины и тут же знакомились с будущими родственниками и их друзьями* и вошел в дом. У дверей он на мгновение задержался, поцеловал руку Юлии Петровне, которая подошла к нему первая, и зашел в комнату невесты и ее подруг.
Раскрасневшаяся Ада стояла у окна и делала вид, что она интересуется гостями, а на самом деле она ждала, когда к ней подойдет жених, - ей было интересно, как он в данном случае поступит.
– А
– Знакомься, мои подруги, - усмехнулась Ада отцовской улыбкой.
Вскоре гости уселись за столы. Виля и Аду усадили в угол, где стояли пышные букеты роз, которыми занимался лично Рокоссовский. По правую сторону от невесты сидела ее родня: мать, отец, подруги, по левую - родственники жениха - отец, мать, ее брат, мужчина с обиженным большим носом, упирающимся в помятые усы. Друзья сидели где попало, вразнобой, только многочисленные сослуживцы маршала держались вместе.
За отдельным столом в соседней комнате сидели музыканты: аккордеонист, скрипач, гитарист, барабанщик и редкий специалист, игравший на английском рожке. Последний, видимо, для вдохновения хлебнул лишнего и все порывался играть.
Гости поднимали рюмки, поздравляли молодых. После третьего тоста, по поручению тамады, Малинин прогудел:
– Горька-а!!! Горька-а!!!
Мало-помалу свадьба слилась для молодых в один непрерывный гул, звон и веселый говор. Они поднимались, целовались, краснели, смеялись - короче говоря, все было как у людей.
Застолье проходило звонко й весело, хмельные напитки делали свое дело - гости становились раскованнее, мягче й добрее. Когда Рокоссовский поздравлял молодых, он внешне выглядел точно так же, как всегда: высокий, стройный, с синим и добрым огоньком в глазах. Темно-синий костюм сидел на нем безукоризненно. Только седина и морщинки вокруг глаз выдавали возраст и напоминали о том, что его жизненный путь был проложен не по ровной дороге.
Ада наблюдала за отцом, и ее внимание было направлено не только на то, что он желал своей единственной дочери, но и на выражение лица, интонацию.
(После тоста, к которому было привлечено внимание гостей, маршал вышел из-за стола и, повернувшись к музыкантам, произнес:
– Прошу исполнить польский народный танец «Краковяк». Он подошел к дочери, как заправский танцор, поклонился и, взяв ее под руку, встал посередине комнаты.
Когда заиграли музыканты, он подмигнул дочери и на несколько минут отдался танцу своей юности. Он галантно, с молодым азартом водил свою партнершу по кругу, и у той пышная черная копна волос колыхалась так, будто ее трепал сильный ветер. Веселый и задорный танец захватил их обоих. Потом Рокоссовский, исполнив эффектное па, распустил руки, словно крылья, грациозно поплыл, подпевая:
Kra-ko-wia-a-a-a-czek je-e-den Mud ko-ni-ikow sie-e-dem*. Ha-a войну-у уе-ехал,
Bo ot была поте-е-ха.
Танец кончился. Музыкантов и танцующую пару гости наградили аплодисментами и одобрительными возгласами.
А когда оркестр заиграл плясовую и бесшабашная, неудержимая удаль заговорила в каждом звуке, в круг вышли Батов и Чуйков. Темп их пляски учащался. Они танцевали все удалее и забористее до тех пор, пока, взявшись за сердце, не упали настулья.
– Как воевали, так и пляшут, - заметил бывший начальник бронетанковых войск, потянувшись за бутылкой водки.