Роман на лестничной площадке
Шрифт:
– Почему же они появились? – допытывалась Фаина.
– Говорят, Нелька в Сабира влюбилась, вот и наболтала. А Череп теперь все это раздувает.
– А ты не врешь? Ведь если это было, тех, кто это сделал, могут отдать под суд. Ты имеешь право написать заявление, если это было, – пояснила Фаина, делая акцент на слове «это».
– А чего это я буду писать заявление, если не было ничего? С какой радости? – поинтересовалась я. – Могу справку принести.
– Ну ладно, зови маму, – Фаина сказала это с явным облегчением.
Я уже встала, чтобы
– Ты бросила курить?
– Нет.
– Загубишь здоровье-то, бросай. Я тоже курила, а теперь, хоть и бросила, с легкими не лады.
Я кивнула и вышла. Мама, уже досморкавшись, встала мне навстречу:
– Ну?
– Иди, она тебя ждет. Я домой.
Я наивно подумала, что на сегодня уже вряд ли будут какие-то приключения, синяка ведь должно было хватить для канатовских обиженок.
Возле ворот РОВД я набрела на парня, у которого никак не мог завестись мотоцикл. Это напомнило мне шуточные жалобы Кента, и я не сдержала улыбку.
– Александра! – донеслось до меня.
Фаина высунулась из окна.
– Чего? – обернулась я.
– Смотри, еще раз поймаю – на учет поставлю! И чтобы больше не дотрагивалась ни до спиртного, ни до сигарет! – и Фаина снова закрыла окно.
«Щас!», – подумала я, и это тотчас отразилось на моем лице.
Наконец, у парня завелся мотоцикл, и он подъехал ко мне:
– Что, Фаина жить не дает?
– Ага, – кивнула я уныло.
– Тебя ведь Сашка зовут?
– Ну?
– А не Измайлова ли?
– Ну? – повторила я.
– Хочешь, подвезу до дома? Мы же в соседних домах с тобой живем. Мне Кентище про тебя рассказывал. И вообще, про тебя много слышно, – говорил парень. – Ну садись же!
Я подсела к нему сзади, пытаясь припомнить, видела ли я его раньше. Ничего не вспомнив, сказала:
– А я тебя что-то не припомню.
– Колька я. Гайдуков. Может, слышала? – мы уже ехали по улочкам частного сектора Верхней Террасы в сторону Нового города.
– Приходилось. Говорят, ты болтун и много анекдотов знаешь, – я, наконец, вспомнила разговоры парней, которые нет-нет да упоминали об отсутствующем товарище.
– Есть такой грешок, – засмеялся Колька. – А вот насчет болтуна не согласен. Я хороший.
– Ну-ну, – хмыкнула я.
– Сомневаешься? Я тоже, – пошутил он.
Мы, наконец, подъехали к моему подъезду.
– Ладно, может еще встретимся. Монтане привет, – и Колька поехал своей дорогой, а я зашла в подъезд и тут же наткнулась на Мальборо и Кента.
– Мы тебя ищем, ты где была? – напустился на меня Кент. Я, понимая, что он переживает за меня, промолчала, опустив голову, и радовалась, что здесь сейчас не очень светло, поэтому мой фонарь не так заметно, тем более за свесившимися на лицо волосами. Я боялась пожаловаться Лешке, чтобы не спровоцировать его на какие-нибудь необдуманные поступки. Если бы с ним что-то случилось, я бы себе этого никогда не простила.
В подъезд влетел вслед за мной счастливый Берт:
– «Мору» купил!
– Дай
– Будешь? – Берт протянул мне пачку.
– Нет, – отказалась я.
Говорили, что от этой «Моры» – сигарет с ментолом – сердце садилось лет на десять. Правда ли это или нет, я не знала, но рисковать не хотелось. А парням было наплевать, и они охотно угощались бертовским сокровищем.
Вдруг Берт отвлекся от общих разговоров, пригляделся и спросил меня:
– А че у тебя с глазом?
– Где? – встревожилась я, думая, может, сосуд в глазу лопнул.
– Да вот, – Берт указал на то самое место, где у меня был фингал за миллионом слоев тональника. – Светится что ли?
– А, это, пустяки, – отмахнулась я, досадуя на его излишнюю внимательность.
– Вчера ничего не было, – сказал Кент. – Ну-ка покажи! – и хотел осмотреть внимательнее, но я резко отпихнула его в сторону:
– Отстань! – и побежала домой.
– Все равно все узнаю! – крикнул мне вдогонку Лешка.
Мне вдруг стало стыдно за себя и за этот синяк. Я ведь могла вчера еще выйти и рассказать все Кенту, а он и Мальборо поймали бы этого парня и расспросили хорошенько. Я была уверена, что он из семнаря. Но я струсила.
Как теперь показаться на глаза Лешке? А в школе? Что, из дома не выходить, пока синяк не заживет? А Лешка наверняка выполнит свое обещание и все узнает. И что потом? Разборки, возможно, до крови. И хорошо, если с ним ничего не случится, а если? Даже думать об этом было страшно. И опять инспекция, учет, ханжеские нотации. Чем больше я об этом размышляла, тем больше разрастался мой страх поступить неправильно. А что теперь правильно, я не знала.
Глава 9.
В среду в школе я старалась ходить в темных очках. А на уроках старалась ни на кого не смотреть и ни к кому не оборачиваться, набросав на лоб волос побольше. Тональник не сильно помогал скрывать мои боевые достижения, но, слава Богу, учителя не заметили ничего.
Вернувшись из школы, я заперлась в комнате. Мама должна была прийти только вечером, поэтому, когда раздался звонок в дверь, я, догадываясь, что это Лешка, выбежала на балкон, чтобы не слышать звонкие длинные трели, добивающие мое самолюбие, но принуждена была вернуться: внизу ждала Монтана. Видимо, она заметила меня, потому что как только звонки прекратились, послышался ее голос за дверью:
– Звони, она дома.
– Сашка, открой! – Кент бухнул кулаком в дверь. – Я все равно все узнаю!
Я сидела тихо, как мышь. Я раздвоилась, как говорят индейцы. Я боялась семнаря и стыдилась этого. В то же время хотелось сказать Кенту, откуда у меня синяк. Но опять вспоминались слова Фаины о соприкосновении двух контор. Ну допустим, Кент найдет того парня, ведь он ничего не оставляет безнаказанным. А семнарь побьет его. Или вообще война завяжется. Нет уж.
Наконец, поняв, что я все равно не открою, Кент и Монтана ушли, и у меня отлегло от сердца.