Роман роялиста времен революции :

Коста-Де-Борегар Шарль-Альбер

Замтьте, однако, какія противорчія могутъ уживаться въ самыхъ сильныхъ натурахъ. Вмст съ тмъ могучимъ сочувствіемъ, какое влекло герцогиню за предлы Франціи, чувство личное, глубокое удерживало ее въ этой проклятой стран, гд оставались ея дти.

Измнившіяся черты эмигрантки свидтельствовали, по словамъ m-me де-Валль, о той борьб, какая убивала герцогиню.

"… Какую пытку переживала она! — писалъ Анри. — Глубокая нжность и многолтняя близость были необходимы ей… Что бы она ни говорила, она чувствовала ежечасную потребность въ нихъ. Она думала, что уничтожила въ себ всякую чувствительность. На самомъ же дл это было иначе…".

По

крайней мр, въ данное время это было иначе. Она изо-дня-въ-день откладывала свой отъздъ отъ графини Жокуръ, точно надясь, что слдующій день принесетъ ей то чудо, благодаря которому ей можно будетъ повернуть назадъ.

Разв не присуще всмъ страждущимъ людямъ разсчитывать на какое-нибудь чудо? Такъ прошло шесть недель.

Выше было говорено о вліяніи сверхъестественнаго на это скептическое общество. Для многихъ эмигрантовъ легенды и предсказанія замняли теперь смшные обряды Каліостро. Въ замк графа Жокуръ герцогиня де-Роганъ узнала объ одной изъ такихъ легендъ.

Можетъ быть, вы читали эту любопытную исторію въ "Souvenirs" m-me де-Жанлисъ.

Графу Жокуръ было 12 лтъ, когда отецъ его, прежде чмъ отправить его въ армію, вызвалъ его въ себ, въ этотъ самый замокъ, въ Бургундію, где теперь находилась m-me де-Роганъ. Вечеромъ онъ заперъ своего сына въ большой комнат, вс стны которой были завшаны великолпною вышивкою.

Тамъ былъ храмъ и передъ закрытыми дверями храма стоялъ священникъ въ длинномъ бломъ одяніи. Въ правой рук онъ держалъ пучекъ розогъ. Въ другой ключъ. Пробило 12 часовъ и маленькій графъ, полумертвый отъ страха, видитъ, что священникъ двигается и подходитъ къ его кровати. Эта блая фигура останавливается и говоритъ:

— Эти розги будутъ многихъ хлестать. Когда ты увидишь ихъ взмахи, не сомнваясь, возьни этотъ ключъ. Открой, пойди, и ты сотворишь великія дла.

Съ этими словами исчезло видніе, которое являлось всмъ Жокурамъ изъ поколенія въ поколніе. Двнадцатилтній графъ видлъ его послднимъ, ибо на другой же день вся драпировка съ комнаты была снята и сожжена.

Въ то время, когда m-me де-Роганъ прибыла въ его замокъ, бывшій 12-лтній мальчикъ, теперешній графъ Жокуръ, конечно, вспоминалъ то страшное виднье своего дтства. Пророческія розги носились въ воздух. Ничего больше не оставалось, какъ узжать. Такимъ-то образомъ де-Жокуръ сталъ самымъ дятельнымъ агентомъ эмиграціи [37] .

37

Два Жокура играли значительныя роли въ прошіомъ стоітіи: Арнайль-Франсуа (род. въ 1757, ум. въ 1852, 95 лтъ), правнукъ друга Генриха IV, Дюплеси-Морнэ, и племянникъ извстнаго chevalier де-Жокуръ, одного изъ авторовъ "Энциклопедіи", былъ депутатомъ въ Законодательномъ Собраніи. Онъ отстаивалъ тамъ монархію шагъ за шагомъ. Онъ былъ схваченъ 19 августа и заключенъ въ монастырь и едва спасся отъ избіенія. Онъ бжалъ въ Англію, потомъ въ Швейцарію, и въ 1803 г. былъ сделанъ сенаторомъ, камергеромъ Жозефа Бонапарта, затмъ пэромъ Франціи и министромъ иностранныхъ длъ во время Реставраціи. Другой Жокуръ, другъ герцогини Роганъ, былъ заслуженный офицеръ. Онъ однимъ изъ первыхъ послдоваіъ за принцами въ эмиграцію и на чужой земі былъ военнымъ министромъ Людовика XVIII.

Вотъ также причина, отчего m-me де-Роганъ, въ конц декабря 1789 г., не останавливаясь

на своихъ привязанностяхъ, покинула Францію и прибыла въ Ниццу, гд она намеревалась переждать бурю.

III.

Зачмъ не отложила она своего отъзда на нсколько недль! Точно какая-то фатальность есть въ каждой трагической развязк. То, что было бы сегодня благополучіемъ, случится непремнно завтра. И случай, такъ часто являющійся на выручку, приводитъ къ самымъ плачевнымъ совпаденіямъ!

M-me де-Роганъ ухала какъ разъ въ тотъ самый часъ, когда Анри проявилъ такое благородство, которое должно было его оправдать въ ея глазахъ.

Какъ слухъ герцогини былъ шокированъ, когда она впервые услыхала невдомый языкъ, такъ и для Анри былъ чуждъ этотъ языкъ, на которомъ вокругъ него говорили въ Версали.

Король назывался теперь "Executif". Для Анри это слово было такъ же мало понятно, какъ и роль, которую отнын должна была играть монархія. Роялистъ сказался въ немъ.

— Прежде всего, — восклицаетъ онъ 19 августа, — надо признавать королевскую власть.

Но именно этой-то власти и не желаютъ. Ее должно заннить "Правленіе Націи". Со всхъ сторонъ получаются адресы съ требованіемъ, чтобы Собраніе было постоянное. Отсюда до провозглашенія его верховенства — одинъ шагъ.

— Согласенъ, — восклицаетъ Анри 7 сентября, — что всякая власть дается народомъ… Но есть ошибка въ примненіи этого принципа. Пускай депутаты издаютъ законы… Но пусть король иметъ право не дать на нихъ своего согласія. Вотъ чего я требую. Народъ, который не размышляетъ, можетъ быть увлеченъ крамолою. Я стою за то, чтобы король имлъ право Veto… и чтобы Veto это было безпредльно…

Отстаивая такимъ образомъ неотъемлемыя права короля, Анри идетъ не только противъ Собранія, но и противъ всей Франціи, Франціи увлеченной страстью, напуганной, возмущенной словомъ Veto, котораго она не понимаетъ.

"И 15.000 народа собирается поджечь дома и замки тхъ, кто посметъ на трибун отстаивать это подлое veto".

Опасность угрожаетъ всего боле Вирье. Но эти угрозы только усиливаютъ его энергію.

Мирабо сцпляется съ нимъ. Анри продолжаетъ:

"Неужели же, — восклицаетъ онъ, — Собраніе въ рукахъ демагоговъ".

При этихъ словахъ все зало возстаетъ противъ него. Анри повторяетъ фразу и заканчиваетъ ее такимъ браннымъ словомъ, какого никогда еще не слыхали стны Menus.

Возмущеніе не знаетъ границъ.

Анри обвиняютъ (его слово попадаетъ въ "Moniteur") въ томъ, "что онъ осквернилъ свои уста проклятіемъ".

Оскорбляютъ президента. Упрекаютъ его въ слабости, въ пристрастіи, и доходятъ до такой сцены, что Лангрскій архіепископъ кончаетъ тмъ, что покидаетъ свое кресло. Тмъ не мене, черезъ четыре дня, Анри снова появляется на трибун, чтобы высказаться еще боле энергично о королевской санкціи.

"Права короля, — говоритъ онъ, — вписаны въ сердц каждаго француза… не только въ наши cahiers… Ихъ слдуетъ признавать… Тотъ, кто несогласенъ съ этимъ, пусть встанетъ… пусть себя покажетъ!.."

Встаютъ вс. Вс галдятъ одновременно. На Клермонъ-Тоннеръ, который на этотъ разъ предсдательствуетъ, т; же нападки, какъ въ прошлый разъ — на епископа Лангрскаго. "Что касается до извстнаго вамъ дворянина, позволившаго себ забыться до того, чтобъ произнести оскорбительное слово, — сказано въ отчет о засданіи, — то онъ велъ себя какъ бшенный… и его сосдямъ стоитъ не мало труда его удержать"…