Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

— То есть? — вынужденно поворачиваюсь и обращаюсь к ней лицом. Пристроив поясницу на краешке рабочего стола, перекрестив при этом и верхние, и нижние конечности, не отвожу свой взгляд со слишком деятельной и натянуто благожелательной натуры.

Отошла? Не напирает? По никогда не подводившему меня первому впечатлению Марго как будто что-то собирает. Вот мать вскрывает крайний правый шкафчик сбоку от меня, приподнимается кряхтя и очень неуклюже, а оттолкнувшись от поверхности стола, заглядывает внутрь с интересом, находит нужное, берёт, аккуратно ставит на столешницу,

будто бы сверяется со мной, подмигивая и воркуя, а после этого куда-то дальше по периметру идёт.

— Муж и жена не могут…

— Это я понял! Однако до сих пор неясен умысел этих спешных сборов. Ты допытываешь меня, а в это время монотонно и довольно-таки педантично собираешь термосумку.

— Игорь предложил… — опять лениво начинает. — Сейчас его слова — необсуждаемый закон, ты же понимаешь. Никаких вторых и третьих чтений. О чём я? Господи! Ему нельзя даже слово вставить поперёк. Каждый раз останавливаюсь, вспоминая через какие трудности он проходит.

— У него день рождения. Хочу тебе напомнить, если нечаянно забыла или это стало вдруг не в счёт, — себе зарубку ставлю о том, чтобы обязательно поговорить с отцом. — Мы для этого приехали, а вы… Неужели всё разваливается только потому, что внутрисемейный конфликт поколений непреодолим, а два взрослых человека просто не выносят присутствия друг друга?

— Если бы не праздник, даже и не заглянули к нам, — то ли она не расслышала, то ли не поняла, то ли продолжает манипулировать и мягко напирать. — Вот поэтому…

— Решила, видимо, характер показать?

— Нет, — почти мгновенно отвечает.

— После завтрака мы с женой уедем, — теперь, похоже, мой черёд настал продемонстрировать ей спину.

— Вам не угодишь, сынок?

Её рука касается моего плеча, а голова, по ощущениям, укладывается между лопаток. Мне нравится. Я балдею. Млею. Становлюсь родным, покладистым и нежным. Такое обращение сильно возбуждает. Но я тащусь от этого, когда со мной так поступает лишь она — моя жена!

Поэтому я вздрагиваю и повожу плечами:

— Перестань! — дёргаюсь в попытках скинуть со спины скулящую о чём-то мать.

— Не уезжайте, — мои попытки, мольбы и просьбы о свободе, к сожалению, не имеют нужного эффекта, зато она сильнее обнимает и, всхлипнув жалко, умоляет. — Ромка, побудьте без нас, посидите вдвоём, пообщайтесь, но только… Там ведь дождь идёт! Куда вы поедете? Дороги развезло, да и настроение к путешествиям не располагает. Под монотонный рокот можно только спать. Вот и…

Она пытается уложить меня с женой в кровать? Считает, что раз у нас скандал на грёбаном скандале, ссоры и битьё посуды, то я, по её профессиональному мнению, не получаю нужной мне разрядки. Я должен матери отчитываться, сколько, как, когда и где с плотским умыслом подтаскиваю к себе жену, чтобы отодрать?

— Пап, привет, — тормошу отцовское плечо, будто бы специально отставленное для этих целей. — В чём дело? — наощупь вытягиваю из кармана домашних штанов пачку сигарет и вложенную внутрь зажигалку.

— Дай покурить, — как зависимый от запрещённого продукта, таращится на то, что я внизу вращаю.

—

Нет, — с отказом отхожу и выставляю руку, сформировав невидимый барьер.

— Ромка-а-а, — скулит отец.

— Нет, я сказал, — вынужденно прячу никотиновый манок. — Вы уходите?

— В гости пойдём, — гордо заявляет.

— Это я уже понял, только не догнал, какие гости в семь часов утра и в твой день рождения.

— Именно! Прекрасный повод.

— Для чего?

— Пообщаться со старыми друзьями, — оттолкнувшись от худой поддерживающей крышу деревянной колонны, отец поворачивается и становится ко мне лицом, упёршись в тот же брус спиной. — Ты встал не с той ноги?

— Отнюдь…

Настроение было более, чем благодушным, пока не встретил мать на кухне. Всю ночь с женой мы провели, если можно так сказать, в медленной любви. Не знаю, что в мозги пришло — и ей, и мне, — но то, что происходило на противно скрипящей небольшой по ширине кровати, следует считать загородным примирением. Надеюсь, что по возвращении домой, мы с Лёликом с того же места и начнём. С того, на котором остановились в шесть утра. Жена откинулась и грубо застонала:

«Юрьев, бля-я-ядь…».

И тут я понял, что, как говорится, пора и честь знать. Лениво сполз с растерзанной дикой страстью, пристроил зад к стене и, заграбастав подрагивающее из-за накатывающей волнами истомы тело, притянул жену к себе, зафиксировав в удобном для обоих положении, стал, как завороженный, шептать:

«Спать, спать, спать…».

«Не подмыться, не привести себя в порядок. Испачкал этой липкой дрянью. Боже, у меня кожа от тебя горит. Юрьев, ты такая озабоченная сволочь…» — хрипела Лёля.

«Я ещё и блядь» — хихикнув, зачем-то напомнил ей о том, про что она скулила, когда ловила новый кайф, находясь в очень провокационной позе, в которой я её…

— Ты всё правильно делаешь, — поглядывая исподлобья на меня, внезапно говорит отец.

— Да? — возможно, папа тоже прав, да только, откровенно говоря, я вот ни черта не усекаю.

— Не позволяй свекрови вмешиваться. Её дело — сторона!

— Свекрови? — специально переспрашиваю. — Вмешиваться? Куда?

— Я говорю так, чтобы до тебя дошло. Скажу «Марго» и ты посчитаешь, что речь идёт о маме, но у тебя есть жена, а родители не вечны, Ромка. Хочешь простой пример?

Сейчас, наверное, намекнёт, что в скором времени от нас уйдёт? Не позволю это обсуждать с утра пораньше. Иду на перехват и предвосхищаю свой же собственный вопрос.

— Ты ведь был тогда в квартире?

— Тогда? — папа опускает голову. — О чём ты?

— Уверен, что ты прекрасно понял, про что я говорю. Припоминаешь, как вы настойчиво хотели порадовать меня. Ещё бы! Такой великолепный повод — сын вышел из СИЗО и почти не пострадал. Мы за каким-то хреном попёрлись в супермаркет…

— Мама сказала, что в доме закончилось вино, — пространно начинает батя.

— Ты, что ли, выпил? — подмигнув ему, молниеносно отступаю в фразах и сразу же меняю рекогносцировку. — Пока шло следствие, вы, ребята, вечерами квасили, как не в себя?