Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

А потому:

— Догнали каторжника возле выхода.

— О, как! — счетовод, похоже, мне не верит.

Да нет же! Сашенька просто-напросто поддерживает очень глупый разговор.

— Мы нализались, Фрол? — прыскаю, задыхаясь никотином.

— Говори о себе. Потому как я нахожусь в полном сознании, хотя желал бы отойти в астральное пространство. Ибо у меня охерительные планы на оставшуюся часть, чего уж там, до усрачки скучного вечера. Не отвлекайся, Юрьев. Что было дальше? Я правильно понимаю, что котёнок собственными силами добрался до ворот?

—

Угу!

— От всей душонки потоптал маменькины овощные грядки?

Он — нет, мы — да! Голая жена скакала, как необъезженная кобыла, перепрыгивая через помидорные кусты, ломая баклажанные ростки. Играла ведьму? Ей бы в ту минуту предложить метлу и ступу, так, полагаю, мы бы сорвали продолжительные аплодисменты и вышли пару-тройку раз на «браво» и благодарственный поклон. У Лёльки случился нервный срыв, а в женской голове бесконечным сериалом транслировались сцены из криминальной кошачьей жизни, в которой Паштету выцарапывают глаза взрослые и жестокие на расправу особи его же рода-племени, к которым он хотел пристроить маленькую письку, чтобы:

«Что-то там доказать! Состоятельность, Юрьев? Господи! Да на черта она кому нужна?»…

— Пощипал травку.

— О, да! Это они любят. У Марго кошачья мята по углам растёт?

А хрен его поймёт! Никогда особо не озабочивались натуральным хозяйством, которое старики там развели.

— Наверное, — пространно отвечаю. — Там много чего есть.

Правда, из имеющегося я помню исключительно редис, маленькие помидоры, пупырчатые острые огурчики, пахучий молодой картофель, покоцанную слизнями капусту и зелёный горох.

— Короче, вы, я так понимаю, едва успели? Ты выставил руку и захлопнул дверцу, а потом нравоучительно заметил: «Куда же ты, сынок?».

Тут Сашка прав. Когда я вытащил котёнка за случайно высунувшийся из-под кровати хвост, то пару раз легонько щёлкнул безобразника по носу, перед тем как передать ни черта не понимающую живую игрушку заплаканной, подскакивающей от нетерпения жене.

«Держи!» — опять провёл живым пушистым носовым платочком по её мокрым, с засохшими солевыми линиями от обильных слёз щекам и притянул голую к себе с дебильными словами. — «Оль, я кончу, если ты не прикроешь наготу. Ты не могла бы…».

И снова, как по написанному, огрёб сухое:

«Идиот!»…

— Почти, Сашуня. Не в «яблочко», но довольно близко.

— По-прежнему в «молоко»?

Причмокиваю и покачиваю головой:

— Снайпер ты так себе, Фролов.

— Не всем на Оленьку везёт, — он ляпает и тут же захлопывает свой чёрный рот. — Извини, перегнул.

Вот-вот! Держи подобную херню, как говорится, при себе.

— Паштет пытался протаранить серым лбом железную калитку, — упёршись локтями в перила, на землю стряхиваю пепел сигареты. — Царапал прутья и мяукал.

— Видимо, от Юрьевых устал. Укатали беспокойные родители молодого шерстяного котана.

— Я серьёзно, Саша, — опустив пониже голову, к себе заглядываю в раскрытый на две верхних пуговицы ворот белой выходной рубашки. — Его не так просто поймать.

—

Дикий, что ли? Под стать хозяйке?

— Он нормальный пацан. Заканчивай херню травить. Я решил поделиться впечатлениями, а ты ржёшь, как ненормальный.

— Пацан? Ну-ну! А ты, кстати, в том уверен? Уж больно мальчик резвый. Кстати, эта братва способна преподнести очешуительный сюрприз, подложив тебе в кровать слепых котят. Мол:

«Вот, папулечка, была использована многократно. Я слишком молода, а тебе, роднуля, в самый раз. Поэтому вырасти мой волосатый молодняк!».

Э-э-э? Тут как бы неувязочка.

— Спасибо за красочное описание.

— Всегда пожалуйста, старик.

У меня по детству не было домашних животных, поэтому в этом я однозначно ни черта не понимаю. Стручок — кот, а дырка — кошка? Всё, как у нас? Не думал об этом до вопроса Сашки. Если кратко и по делу, то:

«А хрен его поймет?».

Ведь я ему под хвост, по правде говоря, в тот день не заглянул. Зато по наглой морде всё определил. Наш Пашенька — мужик! Смотрел он на меня, как на равного, выпустив когти, шипел и вырывался, когда его на руки с подстилки у двери поднял.

— Ты на протухших щах полагаешь, что я должен удостовериться в мужественности усатого клубка? У него усы растут, писюша. Даже борода имеется.

— Юрьев, ты серьёзно?

— Я серьёзно! — сплевываю прилипший к губам табак. — Блядь, такая херня, — прищурившись, внимательно рассматриваю тлеющий оранжевым кончик сигареты. — Я скоро получу фиброзную ткань на лёгких.

— Чего? — Фрол пялится на то же, что и я.

— Специально покупаю дешёвую отраву.

— На хрена?

Чтобы жена не тягала пачки из кармана. Способ, безусловно, патовый и абсолютно не действенный, но хотя бы так смогу — по крайней мере, я на это надеюсь — отвратить её от неженского занятия обгладывать до волокон вонючий фильтр сигареты.

— Короче, мы закончили? Я тебя повеселил?

— Если честно, Ромыч, то чего-то не смешно мне было. Ты с Лялькой можешь загреметь в тюрьму за жестокое обращение с животными.

— Основания? — моментально подключаю следака.

— Ваш Пашка некоторое время подвергался эмоциональному давлению. Вы издевались над малышом. Котейка испытывал не то чтобы животный, а просто-таки нечеловеческий стресс. Полагаю, он быстренько воспользовался ситуацией — вы с Лялькой отвлеклись на нечто более важное и приятное, вероятно, дикий секс — и сдрыснул от греха подальше. Я бы на его месте точно так же поступил.

— Сравниваешь себя с блохастой тварью? — посмеиваясь, с нескрываемой ехидцей говорю.

— Все мы создания божьи. Кто-то покрыт густой противной шерстью, а кто-то татуировки набивает, украшая кожу и себя, естественно.

— Неужели? — вполоборота становлюсь к нему.

— Показать не могу, — Фрол давит в пепельнице сигарету.

— На жопе?

— На члене, Юрьев, — он сильно крутит пальцем у виска. — На плече, естественно. Для симметрии, конечно. А кое-что, к тому же, ретушью покрыл.