Роман
Шрифт:
– А мы на тележку – дубовую долбешку! Лети-ка, дубец, не будь стервец! Гоп!
Бита со свистом врезалась в «телегу», но один городок остался в квадрате.
– Ах, мазила-пустоплет, краснобай-Емеля! – в сердцах шлепнул себя по коленкам дядюшка.
Адам Ильич прицелился:
– По тележке Пугача кинем с правого плеча! Хоп!
Но и у него один городок остался.
– Вот я тебе! – погрозил он пальцем строптивому городку и повернулся к дядюшке. – Антон Петрович, мы с тобой настоящие полковые кони. В ногу идем!
– Святая правда! – воскликнул дядюшка. – А не испить ли нам шампанию по этому поводу?
– Охотно! – согласился Куницын.
– Эй, кто-нибудь, шампанского!
– Антоша, ты после шампанского промажешь!
– Пустое, матушка! Актеры и офицеры после шампанского никогда не мажут! Наоборот!
Парень в кумачовой рубахе побежал исполнять дядюшкино приказание и вернулся с двумя вспенившимися бокалами на серебряном подносе.
Толпа расступилась, парень подошел.
Соперники взяли бокалы.
– За победу! – провозгласил дядюшка, обводя всех бокалом. – Иль на щите, иль со щитом!
– За победу! – по-военному тряхнул головой Куницын. Они выпили и, по гусарскому обычаю, бросили бокалы через плечо.
– «Баньку»! – потребовал Антон Петрович.
– «Баньку»! – крикнул Куницын.
– «Бааааньку»! – шумела толпа.
– «Баааанькууу»! – ревел Дуролом.
Вмиг сложили по «баньке» в каждом квадрате.
– Разнесу банчишку да по бревнышку, ты не стой на пути у добра молодца! – с угрозой изрек дядюшка и, метнув биту, снес напрочь «баньку».
– Вчера попарились, нынче состарились, банька мало пара давала, матушка взяла да сломала! – проговорил Куницын и, недолго прицелившись, разбил «баньку».
Шум и рукоплескания заполнили луг:
– Браво, Воспенников!
– Брависсимо, друзья!
– Виват! Отлично!
– Bis!
Антон Петрович поклонился и вдруг поднял вверх руку:
– Silence!
Шум постепенно стих, и дядюшка обратился к своему сопернику:
– А что, Адам Ильич, коль мы с тобой такие удачливые аматеры палкометания, не разбить ли нам самую сложную фигуру? А кто разобьет ловчей, тот и победитель?
– Согласен! – ответил Куницын. – Только какую же фигуру нам бить? Уж не «каланчу» ли?
– Нет, Адам Ильич, не «каланчу»!
– Так значит – «Потапыча»?
– Нет, нет, дорогой Адам Ильич! И не «Потапыча»! Сия фигура не всем известна!
– Что же эта за фигура, коль она не всем известна?
Куницын обвел глазами подсмеивающуюся толпу. Антон Петрович взял поданную ему кучерявым парнем биту и подмигнул Акиму:
– Ставь «пустышку»!
– Слушаюсь! – весело крикнул Аким и побежал к квадратам.
Хитро усмехаясь, он сделал вид, что что-то поставил в квадраты, хотя все видели, что он ничего не поставил.
– Сделано, Антон Петрович! – отрапортовал он и отошел в сторону.
– Ну-с, Адам Ильич, прошу! – сделал пригласительный жест
Все замерли.
Адам Ильич взял протянутую биту, посмотрел на белеющий пустой квадрат. Антон Петрович испытующе смотрел на него, оперевшись на свою биту.
– Так значит, говорите, фигура сия разбивается лишь высшими аматерами? – задумчиво произнес Куницын.
– Точно так! – подтвердил дядюшка. Куницын, прищурясь на квадрат, погладил усы, потом оглянулся на Антона Петровича и лукаво посмотрел на него. Дядюшка ответил все тем же испытующим взглядом.
Вдруг Куницын отбросил биту, поплевал на ладони и, наклонившись сделал вид, что берет что-то с земли, хотя на самом деле он ничего не взял.
Повертев это ничего в руках, он прицелился и изобразил свой размашистый плечевой бросок. Когда воображаемая бита коснулась воображаемой фигуры, раздался громкий хлопок – это Аким и трое парней одновременно хлопнули ладонями по голенищам сапог.
– Попал! Попал! – закричал дядюшка и, подойдя к Куницину, обнял его. – Ай да Адам Ильич! Ай да аматер! Браво! Ура полковнику ГГ!
– Урааа! – закричали кругом.
– А вы думали, я не догадаюсь? – смеялся Адам Ильич. – Нет, Антон Петрович, отставные полковники тоже не лыком шиты!
– Браво! Браво! – кричал дядюшка. – Слава Адаму Ильичу Куницыну ныне, присно и во веки веков! Ура!
– Ура-а-а!!!
– Венок, венок ему на голову! – кричал дядюшка. – Катюша, душа моя! Друзья! Разбить «пустышку» не смогли ни Прянишников, ни Бестужев, ни Ардальон Кузьмич! А Адам Ильич Куницын – смог! Смог! Венок, венок ему на благородные седины! Танюша! Мы все требуем!
– Требуем, требуем! – хлопала в ладоши тетушка.
– Требуем! – кричали гости.
– Увенчай, Артемида, лучшего из стрелков! – театрально воздел к ней руки Антон Петрович.
Радуясь и волнуясь, Татьяна подошла к Куницыну, подняла руки с венком, но не выдержала и обняла его.
Куницын тоже обнял ее и поцеловал в обе щеки.
– Венец! Венец – делу конец! – аплодировал во всю силу ладоней дядюшка.
Татьяна водрузила померанцевый венок на голову Куницына. Толпа закричала и захлопала сильней. Куницын степенно поклонился.
– А теперь, чтоб поставить точку… – Антон Петрович подхватил с травы биту, размахнулся и метнул ее в один из стоящих на лугу фонарей. – Гоп!
Фонарь с треском разлетелся.
Тетушка и стоящие рядом с нею попадья и Красновская ахнули, крестьянская толпа же восторженно закричала.
– Вот так! – заключил дядюшка. – Finita! А теперь – шампанского! Нам – шампанского, мужикам и бабам – водки!
– Урааа! – кричала толпа.
Парни в кумачовых рубахах принесли шампанского, захлопали пробки, и вскоре гости вновь, в который раз пили за здравие новобрачных.