Роскошь и тлен
Шрифт:
Закончил назидательно:
— Так что в следующий раз думай, кого отпускаешь, вдруг опять получится, что ограбишь сама себя.
— То есть, это я виновата ещё? Ну ты даёшь, — восхитилась Эмили. — А кто меня одел как куклу фарфоровую? Не выряди ты меня так, то мы бы не встретились с теми мужланами и не пришлось бы никого отпускать. Все очень просто. Так что ограбил ты себя сам. Запомни, когда девушка неприглядная, то и спрос на нее меньше.
— А ещё ты испортила мне удовольствие его пристрелить, — невозмутимо добавил Ян.
Тут
— Ну да ладно, переоденусь. Отвернешься?
Сегодня Яну было не интересно упираться, а потому он просто положил голову на кровать и демонстративно уставился в потолок.
Не без труда справившись с поиском разбросанных вещей, Эмили натянула свою одежду и переплела волосы.
— Я готова. Или стоит надеть на себя что-то более подходящее вашему миру?
— Пока так сойдёт, — ответил Ян, окинув взглядом одевшуюся Эмили. — Идём.
На этот раз он повел девушку в подвал. Там было далеко не так уютно, как на третьем этаже, да к тому же — сухо и душно. В железных клетях, запертых на замок, лежали мешки и коробки. Было ещё несколько окованных железом дверей, совершенно одинаковых, если бы не иероглифы, начертанные чёрной краской.
Ян присмотрелся к первой двери, покачал головой:
— Не то. Здесь у нас сидит эмиссар... Как уж её... Фемократической республики Франиопа. У неё было много забавного оружия, но сама она скучная. Все время ругается, на контакт не идёт. Разговаривала она только со служанкой, которая приносила ей еду. Вскоре эта служанка сбежала от нас и остаток своей жизни провела в женском сопротивлении. С тех пор я женщин сюда не пускаю.
А вот у второй двери он улыбнулся:
— Эта девочка мне очень нравится. Жаль только, что она не захотела быть моей пташкой.
Он достал ключ, со скрежетом повернул ее в замке и распахнул тяжелую створку.
В пустой камере, освещаемой лишь узким зарешеченным окном, чей пол был закидан соломой, сидела дева с волосами цвета лунного света. Её огромные глаза были пронзительно голубыми, а кончики ушей слегка заостренными. Дева выглядела истощенной, но взгляд был полон бессмертного достоинства.
— Вот, — Ян с гордостью указал на пленницу. — Анориэль, или как-то так. Можешь спросить её про "дыры", она много знает.
Увиденное поразило Эмили до глубины души — в самом ужасном смысле этого понятия. Девушке совершенно ни о чем не хотелось спрашивать несчастную пленницу, хотя у нее было много вопросов. Лишь единственный вопрос сорвался с ее губ, прежде чем она успела осознать сказанное:
— А какая камера предназначена для меня?
Теперь становилось ясно, почему служанки с такой жалостью смотрели на нее. Очевидно, что в этом месте окажется и сама Эмили, как только перестанет быть интересной Яну.
— Та, которая наверху, — с милой улыбкой ответил Ян. — Или она тебе не по душе?
Он попытался погладить эльфийку по щеке, но та демонстративно отвернула голову.
— Бедная упрямая
Эльфийка не удостоила его ответом.
— Знаешь, тут не очень-то уютно. Может быть отложим эти вопросы? Я есть хочу, — соврала Эмили, хотя даже мысль о еде вызывала у нее тошноту. Даже не тогда — в переулке, а именно сейчас она поняла, в какую передрягу попала. Это было совершенно новое и даже жуткое ощущение — своей полной беспомощности.
— Ладно, идём, — раздражённо бросил Ян. — Завтрак уже готов.
Когда он отвернулся, Эмили бросила на Анориэль сочувственный взгляд и поскорее вышла.
В спальне их уже ждали свежие и ароматные закуски. Девушка старательно делала вид, что ест с удовольствием, хотя аппетита у нее так и не появилось. Мысли крутились в голове быстрым хороводом, не давая ни минуты покоя. Вот только внешне она продолжала вести себя как обычно: флиртовала с Яном, улыбалась ему и смеялась над его шутками.
Улучив момент, Эмили спросила, как будто между прочим:
— Я вот только понять не могу, зачем тебе те девушки в подвале? Обычно собирают марки или редкие монеты. Неужели ты собираешь отвергнувших тебя дам?
— Я не виноват, что мне достаются только дамы, — развёл руками Ян. — У нас с принцессой... неозвученное соглашение, если можно так выразиться. Её интересуют только мужчины. И животные. Я не перехожу ей дорогу, все-таки получать по лицу за мои шуточки, — он непроизвольно дотронулся до подбитого глаза, — в половину не так неприятно, как быть повешенным. Кстати, — он пристально посмотрел ей в глаза, читая внутреннее смятение, как открытую книгу, — я в половину не так жесток, как её высочество. Лечебница для душевнобольных переполнена пришельцами, которые не смогли удовлетворить её любопытство.
— Для душевнобольных? — по спине Эмили пробежал холодок — подобные заведения старого Лондона современный кинематограф показывал ну очень натуралистично, — Не очень радужная история.
Девушка налила себе чаю, сделала пару глотков, стараясь успокоиться. Не вышло. В тот момент, несмотря на весь свой самоконтроль, она так и не смогла улыбнуться.
— Это жестокое место, не так ли?
Ян кивнул и щёлкнул пальцами — дважды.
Несколько минут прошло в молчании, но вскоре в комнату зашёл старик, неся две трубки.
Ян взял их из рук слуги и небрежно махнул ему, мол, иди.
Едва дверь закрылась, он протянул одну из трубок девушке:
— Твой мир солнечней и радостей, не так ли? Гранбретания жестока. Для всех, кто не умеет убивать и защищаться. Даже если бы я отпустил бедняжку Анориэль, она бы погибла на следующий день. Или даже хуже, чем погибла. Этот мир для таких, как я, но даже мне пришлось пролить много крови, чтобы жить так, как мне хочется. Просто прими это. И дыхни. Станет легче.
Эмили отрицательно мотнула головой: