Роскошная изнанка
Шрифт:
– Но на работе-то все равно должны знать, что она в отпуске! – приставала Наталья Кузьминична.
– Заведующая могла сама забыть, что подписывала, или в кадрах что напутали, – да, воображение уже пробуксовывало, но Денискин еще крепился, – чего переживать? Могут быть и личные дела.
– Вот тут нет, – оборвала девица уверенно и твердо, – она не такая! Она ответственная! Она мне всю жизнь за мать была.
– А мать-то куда делась?
– Не ваше дело… Умерла.
– А-а.
– Вот как умерла, Малка от детдома пряталась и меня прятала, а ей всего-то тринадцать было,
– Кто прятала от детдома?
– Малка, – нетерпеливо повторила она, – Маргарита. Сестра.
– Почему Малка-то?
Наталья рассердилась:
– Марка! То есть Малка, я малюкашкой «р» не выговаривала.
– Понял теперь. И отца у вас нет?
– Нет.
– И у меня нет.
Ей была неинтересна эта информация, и она пропустила ее мимо ушей, продолжая говорить:
– Она всегда со мной возилась, и, даже когда сюда переехала, присылала деньги, и вот, – вздернув руку, она указала на украденные было, но возвращенные часы, – это вам не абы что, это «Чайка» с финифтью и позолотой! Семнадцать камней! Это она мне в честь окончания школы купила.
– То есть вы недавно виделись?
– Она мне посылку прислала!
– Ну ладно. Кто ж такие ценные вещи почтой отправляет?
– А вот так! – торжествующе провозгласила девчонка. – Милиционер, а не знаешь! Упаковала в тряпки, запихала в резиновые опорки – так и прислала, никто и не прочухал.
– Ловко, – одобрил Андрюха, – но, если она так с вами носилась, чего ж уехала, вас оставила?
– А куда меня, в коммуналку, на девять метров?! Она писала, что как обживется…
Наталья Кузьминична продолжала лопотать и возмущаться, Денискин начал смекать, что не совсем идеальная девчина ему попалась, и очень жаль. Тут как раз кстати в промежутке между двумя пятиэтажками, на торце одной из которых было выведено жирно-черным «И. МАР ДУРА» показался милиционер с папкой.
Что-то подсказывало, что это и есть искомый участковый. Он взял курс прямо на них, преградил путь, небрежно козырнув, представился:
– Участковый уполномоченный лейтенант Заверин. Проверка документов.
Денискин представился, предъявил удостоверение. Лейтенант то ли разочаровался, то ли успокоился:
– А, коллега. И куда с таким багажом?
Вместо сержанта ответила Наталья Кузьминична, вываливая свои беды, жалобы, опасения. Участковый слушал внимательно, потом, вынув из Денискинского кармана бутылочку, отвинтил крышку, понюхал, завинтил и без интереса вернул на место. Потом спросил, рассматривая девчонку с любопытством и недоверием:
– И что же вы, в самом деле родные сестры?
Наталье Кузьминичне вопрос не понравился, она вынула паспорт. Участковый, явно дойдя до фамилии, невоспитанно хрюкнул, но вслух лишь спросил:
– Еще какие-то документы при себе имеются?
Та, уперев ручку в бок – точь-в-точь баба на чайник, – с вызовом осведомилась:
– Какие еще?
– Метрика, свидетельство о рождении.
– Паспорта хватит!
– С меня-то хватит, – покладисто подтвердил участковый, – я насчет других не знаю. У сестры другая фамилия, Демидова.
Наталья переполошилась:
– Как – Демидова?! Почему – Демидова?!
–
Наталья Кузьминична начала было свое кудахтанье с объяснениями, по каким причинам никак невозможно, чтобы старшие ответственные сестрицы выходили замуж, не сообщив младшим. И уже чуть не со слезами.
Денискин, вспомнив предписание руководства вытирать девушке слезы, потянулся за платком (он был крайне нечист, можно стоймя ставить), но тут участковый от всей души зевнул, обратился к сержанту:
– Денис, дай-ка еще раз глянуть.
Тот протянул удостоверение:
– Только я Андрей, не Денис.
Участковый вчитался:
– А, точно. Поселок Торфоразработка, Талдом… о, это помню, болота, клюква и рыба. Ну пошли, глянем, что да как. Инструмент я вижу, а слесарь где?
– Я и слесарь.
– О, это правильно, – одобрил Заверин, – грамотно сориентировался. Кусок хлеба всегда будешь иметь…
И далее уже без слов махнул рукой: пошли, мол, и сам пошагал впереди. Денискин шел следом, за ним семенила Наталья.
Сержант про себя ржал гиеной. Он-то считал себя человеком бывалым и опытным, а вот с чего-то взял, что в Москве участковые – сплошь капитаны, самбисты и снайперы. Такие, что раз глянут на бумажку или человека – и готово дело, можно подшивать обоих.
Впереди чешет участковый – долговязый рыжеватый хмырь, ботинки пыльные, рубашка пусть и стиранная, но не глаженная, брюки тоже утюга не нюхали – так, переспали в них раз и на этом успокоились. Весь порядком расхристанный, идет, как дурная лодка, с креном. Глаза под припухшими веками сонные, треугольниками, смотрят в сторону, нос длинный, сломанный, глядит в другую. В целом физиономия приятная, но тоже какая-то скошенная, и по ряду признаков можно безошибочно диагностировать: накануне товарищ участковый плотно и весело поужинал, употребляя напитки. Пожалуй, что и позавчера, и третьего дня тоже. Потому-то теперь с нетерпением ждет одиннадцати часов, когда спиртное начнут продавать.
Подошли к одноподъездной девятиэтажке.
Заверин, уцепившись за ребро двери (ручки не было), отворил дверь. В подъезде густо пахло кошками, кислой капустой, сыростью и черт-те чем. Одна-единственная лампочка светила тускло, то ли вот-вот перегорит, то ли из-за пыльной паутины, опутавшей ее.
Лестницу последний раз мыли… да, пожалуй, никогда. Лифт имел место быть, это верно, и даже работал, но так по-волчьи завывал в своей клетке, что входить в него не хотелось.
Наталья, еще менее привычная к городским обстоятельствам, глядела на этот механизм с понятной опаской. Заверин утешил:
– Вы чего? Не переживайте, нам на второй этаж. Ножками, граждане, ножками.
Поднялись. Участковый, как добрую знакомую, представил им самую красивую дверь на площадке:
– Вот и квартира вашей сестрицы.
Наталья оценила богатый темно-вишневый, без единого пореза, дерматин, золотые гвоздики да проволочки:
– Ничего себе, – и собралась было стукнуть, но Заверин остановил ее лапку:
– Тут звонок есть, – и надавил мосластым пальцем на искусно скрытую и не сразу видную кнопку.