Роскошная изнанка
Шрифт:
– Во техника, а? Сколько ж он работал?
– Сутки напролет, – вставила Евгения-Жанна.
– Не час и не два точно, – подтвердил Заверин, – и хоть бы хны.
– Надо же, пульт, – восхитился Альберт и потянулся к черной продолговатой штуке, лежащей тут же, у экрана, однако Заверин запретил:
– Я сказал: не трогать ничего.
– Так он в пакете.
– Не трогать!
Соседка все оглядывалась, видно, что завистливо, что так и тянет пощупать, поразнюхать, острый нос по всем углам посовать, но при власти было неловко, она и крепилась. Наталья Кузьминична просто озиралась, чуть слышно причитая:
–
Престарелая Жанна открыла было красную пасть, но Заверин кашлянул, да так выразительно, что ею ни звука не было издано. Андрюха, остановившись на пороге комнаты, тоже любопытствовал.
Большая комната, метров двадцать. И тут шикарный ковер, ноги утопают, как в зыбучих песках, так и тянуло стащить носки, босыми настрадавшимися ногами пройти и рухнуть – ну вот на этот царь-диван.
Невиданная мебель.
Если его разложить да лечь, то вставать будет неохота до самой смерти. Кожаный, приземистый, он, как мягкая неприступная крепость, отгораживал высоченными спинками райский угол. А посреди него, как сказочное озеро, сиял овальный стол под толстым стеклом.
Стенка тоже была, зеркальный шкаф темного дерева, битком набитый добром. Помимо «Грюндига», тут имел место еще японский магнитофон с радио, на две кассеты, куча разнообразных книг и полным-полно чудес фарфорового производства – чашек, тарелок и прочего добра, расписанного грудастыми тетками и дядьками в панталонах на толстых ляжках. Над всем этим как бы парила люстра, огромная, но легкая, воздушная, вся в удивительных висюльках.
Много всякого добра и на золотистых стенах: какие-то портреты в старомодных рамах, нарисованные, и среди них Андрюха не сразу разглядел одно фото. Черно-белое, красиво снятое, точно лицо выступало из тьмы: распущенные темные волосы волнами, на белом лице – черные глаза раковинами, длинная голая шея, в руках роза. Прямо дама пик, как на картах. Только нос толстоват, выражение на лице грустное, между бровей, изогнутых луком, легла глубокая морщина, как прочерченная иглой.
«Это, должно быть, и есть Маргарита», – Андрюха покосился на Наталью Кузьминичну. И подумал о том, что родные сестры часто бывают не похожи.
Девчонка все держала руки на весу, чтобы ни за что не схватиться, и хлопала глазами. Участковый умудрялся одновременно осматривать помещение и втолковывать ей что-то самым успокаивающим образом. Соседи переминались с ноги на ногу. Наконец Альберт спросил, нельзя ли им уже идти, или еще какая-то надобность в них имеется.
– Сейчас все пойдем, – пообещал Заверин, – полсекунды.
И снова пошел рыскать, влез в санузел, покрутился на кухне. Денискин, решив не мешаться, снова вышел в коридор, рассматривая, как тут по уму все сделано. Вот, скажем, по всей небольшой стене от пола до потолка был устроен шкаф, скрывающий все, что обычно валяется под ногами в прихожих. Все аккуратно скрыто за дверьми, лишь одна ниша задернута бамбуковыми занавесками, нарезанными висюльками точно из удочек. Андрюха, бережно раздвинув шуршащую преграду, увидел в этом тайничке не меха-соболя или что там еще может позволить себе библиотекарь за зарплату, а обычные несколько мешков. Потыкав пальцем, Денискин установил, что тут гречка, соль и, пожалуй, горох. И еще один мешок, точнее, пакет, пакетище, литров на семьдесят, полиэтиленовый, до краев набитый
Возникало уважение к хозяйке – женщина и красивая, и запасливая, и предусмотрительная. Богатство богатством, а припасы нужны.
Заверин, подойдя, спросил:
– Что интересного?
– Да так, – Андрюха посторонился, участковый, выловив из пакета одну воблу, задумчиво погнул ей голову туда-сюда, постучал о ладонь и не без сожаления положил обратно. Наталья Кузьминична, увидев ящик из-под посылки, обрадовалась ему, как родному:
– Смотрите, вот! Это моя посылка, я ей отправляла, как раз на старую квартиру. Вот и адрес: Большая Грузинская, видите?
– Видим, видим, – упокоил Денискин, – вот и зря беспокоитесь, сестра ваш подарок с собой перевезла, значит…
Что это значит, он затруднился сообразить, на помощь пришел Заверин:
– …Значит, обид на вас не имела.
– Какие обиды?! Мы в жизни не ссорились!
Тут из комнаты подала голос Евгения-Жанна. На глазах у Заверина она дисциплинированно ничего не трогала, а когда он скрылся, наверняка ощупала все, что вызывало восторг. И диван тоже, поскольку восхитилась им просто до визга, все ходила вокруг него, как коза на привязи, потом и вовсе бухнулась перед ним на коленки и зачем-то заглядывала под диван.
Альберт, присев рядом, спросил:
– Что там?
– А вон.
И Альберт полез было шарить, но Заверин тотчас очутился рядом, первым делом упрекнул:
– Просил же ничего не трогать.
И сам полез шарить под диваном, и выудил находку Жанны – крошечную, как на куклу, невиданную туфельку, бордовую, на маленьком остром каблучке, да еще с пушистым помпоном.
Участковый показал ее Наталье:
– Не знакома обувь?
– Откуда ж?
– Надо думать, что и с другими вещами помочь не сможете, – констатировал Заверин, заворачивая туфлю в газету. Потом зачем-то осмотрел ковер и приказал:
– Покидаем помещение, граждане. Товарищи соседи, позвоню от вас.
– Чего от нас? И тут телефон есть, – начала Евгения-Жанна, но участковый уточнил:
– Я не разрешения спрашиваю, а ставлю в известность, – и, смягчая тон, задушевно попросил: – Не обижайтесь, но еще ваша помощь нужна. Девушка в расстроенных чувствах, ей бы посидеть в тишине, успокоиться. Утешить ее надо, а тут мужики одни, чужие. Какие из нас утешители – грех один. Помогите, Жанночка свет-Ивановна.
И самым элегантным образом припал к ручке. Прошли в квартиру соседей, Евгения-Жанна немедленно уволокла Наталью на кухню и принялась отпаивать чаем. Альберт выставил на тумбочку телефон, Заверин принялся накручивать диск. Денискин, откашлявшись, сказал:
– Капитан Яковлев наказал в любом случае звонить в отделение.
– Да-да. Денис… тьфу, пропасть, Андрюха. Свободен. – И посетовал: – Фамилия у тебя, никак не запомнить.
– Уж какую в детдоме записали – с тем и живу.
– Да, тут уже поздно что-то менять. – Тут на том конце провода ответили, Заверин принялся докладывать обстановку. Закончив, вопросительно глянул на Андрюху: – Ты что, еще здесь?
– Да.
– Не спешишь, что ли?
– Нет.
– Тогда пошли покурим.