Роскошная изнанка
Шрифт:
Из-за двери отозвался чудо-звонок, младший брат курантов на Спасской башне.
Не открыли, шагов слышно не было. Участковый, сняв фуражку, приложил ухо к замочной скважине. Потом, построив щитки из ладоней, заглянул в окошечко на металлическом щите, закрывающем счетчики, констатировал:
– Крутится. Странно.
Почесав встрепанный затылок, он позвонил в квартиру рядом.
Тут тоже дверь была неплоха, пусть дерматин более обшарпанный, зато глазок как оптический прицел имелся и отделан какими-то якобы коваными завитушками.
Заверин, хулигански закрыв глазок ладонью, все давил на кнопку – раз, второй,
– Прекратите безобразие! Милиция!
Заверин снова пнул и, не повышая голоса, приказал:
– Будет дурака валять. Открывайте. Участковый.
За дверью оказалась ядовитая тетка, явно предпенсионного возраста. Волосы густо подкрашены штемпельной краской, ядовито-красные поджатые губы, очки – и те не как у нормальных людей, а очень узкие. У Андрюхи по хребту мороз прошел, а бывалый Заверин поприветствовал эту женщину самым светским образом:
– Первый шаг сделан. Поздравляю. Катим дальше. Евгения Ивановна, покличьте вашего сожителя.
– Супруга, – сварливо поправила тетка.
– О как, – вежливо удивился он, – неужто уже и штамп в паспорте появился?
– Не ваше дело! Все вы с вашими условностями…
– Зовите, зовите, поживее. А ведь сейчас сам войду, наслежу вам на коврах.
Вдруг в глубине квартиры запели что-то грузинское, цветистыми переливистыми руладами, потом показался и сам певец:
– Вот совершенно незачем, я уже сам практически пришел.
Великолепный красавец, высокий, грудь колесом, сияющий, склонил причесанную голову, охваченную сеточкой:
– Олегу Владимировичу…
Заверин поприветствовал, склонив свою голову, похожую на встрепанную щетку:
– Альберту Михайловичу.
– Могу быть полезен?
– Еще как. Для начала сообщите, почему не на работе. Хвораем?
Тот с сокрушенным видом покивал:
– Еще как! Человек я южный и по этой причине ужасно метеочувствительный. Вот тут, – он указал на спину, – мигрени, здесь, – указал на голову, – люмбаго [2] . В общем, выдали больничный, вот, извольте видеть, – он зашарил по карманам своего шикарного бархатного халата, но ничего не нашел. – Ах, в другом халате.
2
Люмбаго – острая боль в поясничном отделе позвоночника, связанная с какой-либо патологией позвоночного столба. Термин «люмбаго» произошел от латинского слова «lumbus», что переводится как «поясница». В народе же люмбаго именуют прострелом.
– Об этом после потолкуем, – пообещал участковый, – а теперь о другом. Соседку давно видели?
– Вот эту? – Альберт махнул рукой куда-то вдаль, но ехидный Заверин похлопал по красному дерматину:
– Эту, эту.
Евгения немедленно полыхнула:
– Что за вопросы?! Почему вы спрашиваете? Откуда приличным людям знать такие подробности об этой… этой!
– Жанночка, стоит ли при посторонних, да культурным людям, – начал было Альберт, но она шикнула на него.
Намечалась перепалка, но Заверин предписал закончить
– Только я не отслеживал. По-моему… да, в апреле. Это когда ты, Жанночка, ездила в командировку, а потом внезапно вернулась.
Та возмутилась:
– Альберт, при посторонних!
– Да, вы лучше уж после, – попросил Заверин. – Так что с датами, назовете?
Евгения, она же Жанна, нервно заявила:
– Да не помню я! И к чему это все, там и сейчас определенно кто-то есть, – она подняла артритный палец, весь в кольцах для камуфляжа, – вот-вот, сами слушайте. Бубнение постоянное за стенкой, песни и гогот. И ночи напролет, так и запишите!
– Разберемся. Попрошу выступить понятыми.
– Что, больше некого дернуть? – начала было тетка, но Заверин оборвал ее:
– Из лиц свободной профессии, которые не на работе, под руками только вы. Выполняйте гражданский долг. Сейчас мы в вашем присутствии вскроем дверь.
Евгения-Жанна ужаснулась, но уже по иному поводу:
– Ломать! Ужас! Такая замечательная дверь… то есть что случилось?
– Ничего, – успокоил Заверин, – просто приехала сестра гражданки Демидовой, а ключи позабыла. Приступайте.
Андрюха скинул тужурку, засек время и принялся за дело. Устройство оказалось непростое, но Денискин со времен пребывания в детском доме мастерски уделывал все замки, от простых крючков до сувальдных, повышенной секретности. «Пять пятнадцать, неплохо», – погордился он, но доложил официально:
– Готово.
Правда глянул на гражданку Джумайло, и стало не по себе. Девчонка стояла белым-бела, куда белей стены, и не замечала, как громко хрустит пальцами. Заверин, достав свой платок, тоже условно чистый, обернул им ручку двери, приоткрыл, прислушался. Никто не орал «Милиция!», не выбегал навстречу с руганью и вопросами – кто-то продолжал спокойно, негромко беседовать в глубине квартиры на два голоса.
Пока все толклись на лестничной клетке, участковый, безжалостно попирая ботинками бежевую толстую дорожку, прошел в коридор, заглянул в комнату. Вернувшись, прошел на кухню, по дороге сунул длинный нос в еще одну дверь – должно быть, санузел. Сообщил:
– Никого нет.
– Мне можно зайти? – тоненько спросила Наталья.
– Отчего нет?.. Руками только ничего не трогайте.
Глава 4
Заверин разрешил только девчонке, но зашли все. Лишь Денискин замешкался в коридоре, но не потому, что самый дисциплинированный, просто снимал грязные ботинки. Неловко было в них топтаться, к тому же спешить пока незачем: запахов, которые обязательно сопровождают вскрытие помещения с трупом, не ощущалось. Напротив, пахло приятно, какими-то духами и лишь едва – табаком.
И вообще, пока все было чисто и уютно. Приходило на ум старомодное, но очень подходящее слово «гнездо». Даже стены были нарядные, вроде бы красный кирпич, а надавишь пальцем (Денискин проверил) – сплошная мягкость. И полумрак, несмотря на то что день. Заверин кликнул:
– Денис… тьфу, Андрей, ты там?
Сержант вошел в комнату:
– Здесь я.
Оказалось, что бормотал и хохотал в квартире телевизор, большой «Грюндиг». Участковый обратной стороной ладони потрогал корпус, кожух, прикрывающий тыл чудо-техники. Альберт восхищался: