Российский кинематограф 90-х в поисках зрителя
Шрифт:
Так, пафосный барабан, превращаясь в атрибут свалки, – житейски осваивается теперь уже бывшим музыкантом. Назначенный для маршей и торжеств, он превращается в крошечное уютное жилище обосновавшегося здесь человека, разложившего рядом небольшой костерок для изготовления какой-то еды и чашечки чая…
К середине 90-х, однако, способ перенесения смыслов, придания привычному объекту иного содержания за
Для примера можно взять и фильм «Мусульманин» В. Хотиненко (1995).
Если отвлечься от конкретных подробностей развития сюжета, то его «схема» во многом, оказывается, совпадёт с реализацией замысла картины, рассмотренной выше. Только героем на этот раз станет не предмет, за которым социумом закреплены определённые знаковые позиции, а реальный человек. Солдат, мальчишкой когда-то ушедший из деревни в армию и оказавшийся в афганском плену… То есть, прожив несколько лет в другой среде, он целиком меняет, так сказать, статус: покинув родные места юношей, плоть от плоти обыденной деревенской жизни, он за годы плена основательно впитывает законы и нормы другого образа жизни…
Если в сюжете С. Овчарова роль инструмента преображается сообразно изменившимся обстоятельствам, то есть, барабан становится ненужным, бессмысленным в новых реалиях, то оказывается, что герой фильма В. Хотиненко «Мусульманин» (акт. Е. Миронов) практически точно так же не вписывается в теперешний уклад своей семьи, близких. Становится, как минимум, лишним в обыденном течении сельской жизни.
Быт деревни тоже напоминает по своей бессмысленности ту вселенскую городскую свалку, над которой возник вышедший из употребления барабан… Плотные аналогии по всей линейке событий проводить, конечно, бессмысленно, однако они явно присутствуют в развитии действия того и другого фильма.
Человек, вернувшийся в родные места спустя много лет, в изменившихся условиях не способен не то чтобы вписаться, а даже хоть как-то приспособиться к ним. Пусть не буквально, однако по существу оказавшись теперь на огромной «свалке» путаной жизни сельчан (беспробудно
Сопоставляя сюжетные схемы и замечая некие характерные совпадения в развитии действия, не обнаруживаем, однако, в этих картинах такого общего, объединяющего компонента повествования, как развитие метафорического основания. А он ведь, как правило, характерен для бытования предмета в качестве знаково-назидательного начала. «Мусульманин» произведение реалистически достоверное. Отказавшись от прямых аналогий или метафор, В. Хотиненко предпочёл документированную среду, обыденный фон происходящего в кадре. Реальная русская деревня, сегодняшние заботы крестьянской семьи, бестолковые посиделки с трёхлитровыми банками самогона. Стареющей местной красавицей… То есть, по существу на той же самой «помойке», вселенской свалке, где оказался и некий отвергнутый жизнью герой «Барабаниады».
При этом, если первая картина даже названием намекает на обобщённо-фольклорный жанр сказания, то фильм В. Хотиненко говорит языком наблюдений за реалиями обыденной жизни. Оттого картина и более строга, драматична по форме, откровенно безысходна в авторских суждениях.
Надо заметить, правда, что к финалу «Мусульманина» сюжетные линии продвигаются как-то всё более поспешно, рывками. В перечислении событий помимо торопливости выходит на первый план произвольная, не вытекающая из логики развития действия и характеров, череда эпизодов. Отчего рассказ становится всё более откровенно назидательным, спрямлённым…
При сопоставлении этих картин, «Барабаниады» и «Мусульманина», помимо неких параллелей в развитии сюжетного замысла, можно обнаружить и расхождения. Они говорят о более достоверном и ответственном взгляде на сегодняшнюю жизнь автора «Мусульманина». Здесь речь о человеке, не готовом вписаться в новые реалии, хоть как-то приспособиться к изменившемуся образу жизни. Фольклорный сказ «Барабаниады» зовёт, напротив, примириться с обстоятельствами.
Конец ознакомительного фрагмента.