Росстань
Шрифт:
Разложили на холстине мерзлый калач, сало. Подвесили над костром набитый снегом котелок. Федька, подмигнув, достал спирт. От спирта никто отказываться не стал. Погреться надо.
Выпивка сделала лес уютным и свойским. Постепенно темнело. От костра уже не видно дальних деревьев. Ярко горит костер — темнее вокруг.
Когда парни смирились с мыслью, что придется ночевать у огня, лошади вдруг подняли головы, запрядали ушами.
— Кони беспокоятся. Надо бы отойти от света, — Северька
— Не двигаться! — послышалось из серой темноты.
От неожиданности Федька круто повернулся, вскочил на ноги.
— Стрелять будем, — голос из темноты жесткий, решительный. Дернешься — и теперь уж, без сомнения, схлопочешь пулю.
— Кто такие? — спросил Федька.
Краем глаза он видел, как Северька осторожно, почти без движения, вытащил нож, спрятал его в рукаве.
— А сами кто такие?
Голос слышался один и тот же, но уже было понятно, что там, за темными соснами, затаился не один человек.
— Лесорубы мы, — ответил Федька. — А вы что мирных людей пугаете? Вылазьте на свет.
Темнота зашевелилась; проваливаясь в снег выше колен, показался человек. За его спиной замаячили тени. У человека винтовка наперевес.
— Не балуйте, стрелять буду, — еще раз предупредил из темноты уже другой голос и с другой стороны.
Человек остановился неподалеку и распорядился:
— А ну, зайдите с другой стороны огня, рассмотреть вас хочу. А ты, длинный, винтовку брось. Брось, кому говорю! Прямо в снег кидай.
Северька выронил винтовку, которую все еще держал за ствол, обошел костер.
Хоть и надеялись парни, что в этом лесу могут быть только партизаны, но на душе было зябко; всем существом они чувствовали, что из темноты на них через прорези винтовок глядят люди. Пальцы — на курках.
Незнакомый мужик и парни стояли, разделенные костром, разглядывали друг друга. На мужике — лохматая шапка, короткий полушубок. На ногах — что-то вроде унтов. Лицо у мужика красное, в грубых складках.
— Андрей… Дядя Андрей, — тут же поправился Северька.
Он первый признал родственника Крюковых.
— А, караульцы. Здорово!
Дядя Андрей опустил винтовку, заулыбался. Махнул своим в темноту: вылазьте.
— Вы стреляли?
— Мы, — довольно ответил Федька.
— А чего шумели?
— Партизан приманивали. А то где вас тут в потемках искать? Знал — прибежите.
— Дошлый ты.
Из-за темных деревьев вылезли к свету костра человек десять. Иные бородатые. У иных на лицах только легкий пушок, как у Лучки. Молодые совсем. Среди них оказались и знакомцы.
— Спиртишком балуетесь, — обрадовался дядя Андрей. — Угощаете?
— А как же. Можем и угостить.
— Командир за выпивку вас не строжит? — спросил
— Мы ему докладывать про это самое не будем.
Через полчаса на маленькой лесной поляне осталось только темное пятно кострища да окурки самокруток.
Парней назначили в сотню Николая Крюкова, их посельщика. Да и вообще в сотне Николая были сплошь караульцы. Поселились в землянке, где старшим был коротконогий Филя Зарубин.
— Теперь Тропин нас ни за что не достанет.
— Скоро мы его сами достанем, — пообещал Филя.
— Прошло то времечко, когда они за партизанами по лесам гонялись.
Партизанство Федьке представлялось каждодневными засадами, стрельбой. Но командир Осип Яковлевич рассудил по-своему: новеньких пока в дело не пускать, подучить малость. Партизаны из фронтовиков обучали молодежь стрельбе, рукопашному бою. Для станичной молодежи это не внове — с детства впитывали военную науку. Но среди партизан было немало и крестьянских парней, державших шашку неумело.
— Так ты своему коню или уши, или еще чего порубишь, — сердились учителя. — Да и для врагов ты страху не представляешь.
Но Федька и его друзья видели, что нередко небольшие группы партизан седлали коней и на несколько дней исчезали из отряда. Привозили с собой раненых. Ясно — в бою были. Но на просьбу парней отправить их в дело партизанский командир хмуро улыбался.
— И вы успеете.
Вообще-то, в первые дни друзья не скучали. Ходили в гости в соседние землянки — много знакомых в отряде, вели веселые разговоры. Вроде уж всех партизан перевидели, но нет-нет, да и вывернется старый приятель.
— Здорово! — и расплывется в улыбке.
У Северьки в отряде своя радость: Устя здесь. В первый вечер не удалось встретить, хоть Филя Зарубин и рассказал, как ее найти.
— Она при нашем лазарете работает. Там и живет.
Северька отправился к просторной землянке, из окон которой пробивался слабый свет. У порога встретил рослую бабу.
— Кого тебе? — недовольно спросила баба. — Приятеля пришел проведать?
— Не. Устю мне надо увидеть.
Баба уткнула руки в бока.
— А ну, проваливай отседова. На дворе ночь, а он в гости. Много вас тут шляется. Проваливай, проваливай, кобель бесстыжий.
Северька хотел что-то сказать, объяснить, но баба стала кричать громче, и пришлось парню уйти.
«Много вас тут шляется». Смысл этих слов дошел до Северьки, лишь когда он вернулся в свою землянку. Там Федька справлял новоселье и шумно допивал с посельщиками остатки спирта. Опоздай Северька, и не видать бы ему сегодня выпивки. Северька выхватил у рыжего друга кружку. Тот было заартачился, но, взглянув на парня, смолк.