Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Держись рядом со мной. Кузьма!
— Я, вашбродь!
— Вольноопределяющегося Аннибала ко мне!
— Слушаюсь!
Скоробут порскает прочь, только сапоги сверкают.
Пока ординарец выполняет мой приказ, добегаю до тачанок.
— Господин мичман, вы захватили мой бомбомёт?
— Конечно, господин штабс-ротмистр, — Власьев хлопает ладонью по длинному свёртку.
— К нему есть противодемонические заряды?
— Пара штук.
— Давайте сюда…
— Как же вы с двумя э-э… вундервафлями
— Поделюсь им с одним из подчинённых.
— А мины вы в карманах потащите?
Н-да… Мичман прав.
— Ваши благородия, можно из верёвки справу смастрячить, — встревает в разговор Жалдырин.
— Мастрячь.
Пальцы бывалого моремана вяжут из верёвки что-что вроде морских узлов — этакая верёвочная сбруя, в петли которой общими усилиями укрепляем мины для моего миномётного ружья.
Не знаю, на кого я похож со стороны. Зеркал тут нет и не предвидится в ближайшее время. Разве что в луже на себя смотреть и любоваться отражением.
Подбегают Кузьма и Аннибал. Протягиваю дальнему родственнику Арапа Петра Великого свой «мадсен».
— Справитесь с машинкой?
— Так точно.
— А ну — продемонстрируйте!
Аннибал вполне буднично берёт пулемёт и показывает, что эта не самая сложная техника ему по силам.
— Отлично! Тогда держитесь рядом. Кузьма!
— Здесь, вашбродь!
— Держись рядом с Гиляровским. Головой своей нечистой отвечаешь за него. Уяснил?
— Ясен пень, Николай Михалыч! Нечто я без понятия?
Ха! Это что-то новенькое, по имени-отчеству Скоробут меня впервые, до этого как-то «вашбродием» обходился.
— Господин штабс-ротмистр, до позиций противника полверсты, — это командир мобильного взвода корнет Трубецкой.
— Корнет, тачанки к бою. Мичман, по крику выпи открываете огонь минами. Жалдырин! Как господин Власьев отстреляется, бей ракетами. Цель — вражеские окопы. На всё — семь минут. Трубецкой, по окончании артподготовки выдвигаете тачанки с пулемётами на дистанцию прямой наводки, поддержите нас огнём. Бить по всему, что высунется над бруствером. Кроме белых флагов. И слушайте Будённого с Жалдыриным, Андрей.
— Я офицер, а вы предлагаете подчиняться унтерам? — багровеет потомок знатного рода.
— У этих унтеров, князь, опыта боевого пока побольше вашего. О вас же забочусь.
Трубецкой фыркает, однако берёт под козырёк. Чует моё сердце, в ближайшем будущем могу ещё не раз столкнуться с подобной проблемой. Надо при ближайшей оказии провести «политработу» с молодыми офицерами. Пусть сбавят гонору и не показывают характер, где ненужно.
Тачанки останавливаются, разворачиваются для миномётного залпа. Подробностей не вижу, бегу, к штурмовой группе. Аннибал и Скоробут несутся за мной. Спиной чувствую их горячее дыхание. Загоняю подчинённых, но иначе нельзя. Отдыхать будем после боя.
Штурмовики
Бросаю на моё воинство внимательный взгляд. Спасибо финскому троллю — у всех в руках мощные дробовики. Быстро он с ними подсуетился.
— Корнет, — дымовые шашки готовы?
Командир штурмового взвода кивает. Он очень собран и бледен.
— Не тушуйтесь, Женя. Самурай не боится смерти, потому что уже мёртв.
— В смысле?
— Избрав военную стезю, вы должны понимать, что просто находитесь в отпуску у Смерти. Так понятно?
Измайлов, поразмыслив, кивает. Есть всё-таки что-то в восточной философии.
Ветер на японские позиции.
— Поджигайте шашки.
Густой едкий дым тянет на захваченные японские окопы. В окопах слышны тревожные свистки японских унтер-офицеров, гортанные крики. Дым наползает на брустверы окопов и скрывает их своей пеленой.
Кричу выпью. Надеюсь, у тачанок услышат сигнал.
Тонкий приближающийся многократный свист. Разрывы накрывают японские позиции.
Я точно знаю, сколько мин у Власьева. Загибаю пальцы, считая про себя. Всё, эту часть Марлезонского балета отстреляли.
Измайлов в напряжении смотрит на меня, ждёт отмашки.
Отрицательно мотаю головой: рано.
Приближается ужасающий, выворачивающий душу наизнанку вой ракет. Даже меня оторопь берёт, что уж говорить об остальных моих бойцах. Про японцев даже стараюсь не думать.
Молодцы китайцы — отличные свистелки придумали.
Разрывы накрывают захваченные японцами окопы. Через минуту всё повторяется. Всё. У Трубецкого в распоряжении остался последний комплект ракет. Наш резерв.
— Лукашин, отводи противнику глаза!
— Щас, вашбродь.
Характерник замирает, словно уходит куда-то вглубь себя.
— Командуйте, корнет, — толкаю Измайлова в бок.
Тот мгновенно реагирует:
— Отряд! В атаку!
Вскакиваем и бежим в сторону окопов. Надеюсь, самураям пока не до нас, а то перещёлкают как куропаток.
Но, видать хорошенько их приложили наши мины и ракеты. Ни одного выстрела с бывших наших позиций.
Врываемся в них, спрыгивая на головы ошалевшим от артобстрела японцам. Басовито громыхают помповухи, сметая, словно мётлами своими зарядами врагов. Недаром в моём мире в первую мировую их прозвали «окопными мётлами».
Аннибал держится за моим плечом с «мадсеном» наготове. За нами сгрудились вооружённые сапёрными лопатками и топорами «добровольцы» из бывших хозяев этих окопов.
Добегаем до поворота, где окоп изгибается резким углом. Слышны отрывистые команды на японском. Поворачиваюсь к одному из бойцов Бузулукского пехотного.