Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Добро. Только не в ущерб его самолюбию…
— Само собой. В порядке советов более опытного боевого товарища.
Власьев уходит к нашему мобильно-огневому взводу.
Из японских окопов выплёскиваются на поле боя цепи стрелков с винтовками наперевес. С их стороны бьют пулемёты, поддерживая атакующую пехоту.
Где Цирус с подкреплением?
— Подпускать поближе. Огонь по моей команде!
«Банзай» наступающих тонет в ужасающем рёве последнего нашего ракетного залпа. Первые шеренги японцев, как корова языком слизнула. Но задних это остановило
— Залпом! Пли!
Свинцовый рой находит своих жертв среди наступающих. В шеренгах бегущих на нас японцев появляются прорехи.
— Залпом! Пли!
Ствол «мадсена» раскаляется. Последний снаряженный магазин на сорок патронов идёт в дело.
Палим вразнобой — уже не до залпов.
Свинцовый ливень хлещет по нашим окопам. Еле успеваю пригнуться за бруствер. Пара бузулукцев по соседству оказываются не столь расторопны. Их тела с пробитыми головами сползают на дно окопа.
Осторожно выглядываю. На нас по полю мчатся в японских порядках конные таратайки с гочкисами. Всего пара штук, но… быстро учатся японцы. Ухватили идею тачанок.
Мой ручник выдаёт последнюю короткую очередь. От борта одной из японских тачанок летят щепки. Возница взмахивает руками и валится под колёса, сражённый пулей. Вторую тачанку заваливаю с третьей попытки миной из власьевского миномётного ружья. Но японцы уже в двух шагах. Спрыгивают в окопы.
Пошла рукопашная махаловка.
Краем глаза вижу, как дядя Гиляй, расстреляв все патроны и не успевая перезарядиться, перехватывает винтовку за ствол и орудует ею, словно дубиной, расшибая головы окружающих его японских стрелков.
Скоробут вьётся рядом, прикрывая короля журналистов с трофейным револьвером в одной руке и штыком в другой.
Глазеть по сторонам некогда — на меня с бруствера прыгает низкорослый раскосый противник со штыком наперевес. Отмахиваюсь стволом миномётного ружья. Металл скрежещет по металлу. Пытаюсь двинуть противника прикладом в зубы, но тот ловок и увертлив. Его штыковой выпад проходит буквально в паре сантиметров от моего бока — еле успеваю отскочить в сторону.
Мы с противником замираем напротив друг друга, тяжело дыша. Его штык направлен мне прямо в лицо. Он делает выпад. Успеваю отскочить назад, спотыкаюсь о тело мёртвого бузулукца и падаю навзничь. Штык врага летит мне в грудь. Успеваю прикрыться стволом своего миномётного ружья. Японец падает рядом со мной с размозжённой головой.
Не понял… Кто ж его так?!
Гиляровский протягивает мне руку, держа в другой свою трофейную винтовку с окровавленным прикладом.
— Чего разлёгся, штабс-ротмистр, подъём!
Хватаю журналиста за руку и рывком возвращаю себя в вертикальное положение.
— Я ваш должник, Владимир Алексеевич.
— Сочтёмся, Николай Михалыч.
Не успели справиться с передовыми шеренгами японцев, накатывают следующие.
В окопах настоящая мясорубка. Рубимся шашками, кинжалами, топорами и сапёрными лопатками. Редкие выстрелы из дробовиков.
Трубецкой
Лихо Одноглазое выскакивает на бруствер, ворочая тяжеленым «гочкисом», как ручным пулемётом, бьёт короткими злыми очередями по врагу. Бьёт метко. Противник, хоть и пытается достать белорусскую нечисть своим огнём, но на то Горощеня и Лихо, чтобы забирать чужую удачу себе. Сейчас это работает на нас.
За нашими спинами громкое «Ура!»
Подмога во главе с Цирусом сверху наваливается на японцев в наших окопах. Выстрелы, мат-перемат, взрывы гранат. Пулемёты, получившие новый боезапас, весело плюются свинцом. Вторая атака отбита. Если бы не Фёдор Фёдорыч… Успели вовремя, иначе нас бы тут всех положили.
Спешно рассредоточиваю пополнение по позициям. Цирус выгреб всё — даже кашевары здесь с винтовками наперевес.
Выслушиваю доклад о потерях. Лучше всего у Трубецкого — не потеряли ни одного человека, оно и понятно — прямого соприкосновения с противником у них не было. Хуже всего с бузулукцами — из их дюжины уцелели только двое. Эскадрон потерял пятнадцать человек. Из них десяток — из нового пополнения.
Ответственность — на мне. Оплакивать будем потом, а на будущее делаю вывод: боевую подготовку необходимо усилить.
Вой снарядов. Грохот разрывов. Первый залп японцев изрыл воронками поле перед нашими окопами.
— Ложись!
Второй залп прилетел точнее. Пара снарядов приземлились в наши окопы. Есть и «двухсотые» и несколько «трёхсотых». Да, не зря артиллерию называют богом войны. Если продолжат окучивать нас в том же духе — скоро перемешают всех с землёй.
К счастью артподготовка надолго не затянулась. Ещё пара залпов, один из которых ушёл в перелёт, и новые японские цепи пошли в атаку.
Встречаем пулемётным и залповым ружейным огнём. Нам везёт: японцы идут в наступление цепями, как принято здесь в соответствии с последними веяниями военной науки. Что ж — прекрасная цель для наших пулемётов.
Расстреливаю остаток боезапаса из миномётного ружья. Берусь за трофейную «арисаку». Несмотря на серьёзный урон от нашего огня, японские цепи всё ближе.
Ещё несколько десятков их шагов, и сойдёмся наново в рукопашной.
Громогласное «Ура!» на флангах. Конные лавы соседних эскадронов с шашками наголо берут наступающего противника в клещи. Рубят наотмашь, ожесточённо.
Японцы не выдерживают, поворачивают обратно. Бегут к своим окопам. Спрыгивают вниз, пытаются отстреливаться. Драгуны спешиваются с коней, влетают во вражеские окопы.
Смотрю на своих смертельно уставших людей. Израненных, покрытых своей и чужой кровью грязью…
— Эскадрон! За мной! Бей япошек!
С диким рёвом из глоток бойцы выскакивают из окопов и рвутся вперёд, к окопам противника, где наши спасители ведут бой.
[1] Мне пешком сподручнее, вашбродь (бел.)