Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия
Шрифт:
Согласно расчетам, на постройку и содержание здания требовалось несколько миллионов фунтов стерлингов — невероятная сумма по тем временам. Но что самое удивительное — часть денег удалось найти путем продажи мест в еще не возведенном здании. Уилсон даже пытался заручиться поддержкой парламента, но в ходе публичных слушаний проиграл проекту городского кладбища Кенсал Грин.
Пирамиде-кладбищу не суждено было стать реальностью. Проект окончательно ушел в небытие, когда в 1852 году, урезанный в десятки раз, он был осмеян на всемирной архитектурной выставке.
Несмотря на появление новых кладбищ, лондонские бедняки предпочитали
События конца 1830-х и 1840-х годов — это второй этап окончания монополии церкви, который связан прежде всего с деятельностью Эдвина Чедвика — английского общественного деятеля, популяризатора публичной гигиены.
Он родился в 1800 году в пригороде Манчестера и первую часть своей жизни посвятил работе в государственной комиссии по делам бедных, где составил несколько важных документов о жизни английских бедняков начала XIX века [74] . Насмотревшись на тяжелые условия их жизни, Чедвик загорелся идеей реформирования санитарного обслуживания Лондона. Вместе с доктором Томасом Смитом он составил подробные отчеты о санитарном состоянии английской столицы, в том числе и ее кладбищ. Согласно отчетам Чедвика, ежегодно около 20 000 взрослых и 30000 детей захоранивались на территории менее чем в 110 гектаров, причем в уже существующие могилы. Комиссия Чедвика показала, что на кладбище в Клеркенуэлле, предназначенном для погребения 1000 тел, было похоронено 80 000, и могильщики были вынуждены кромсать тела, чтобы втиснуть погребаемых в небольшие могилки (Arnold 2006) [75] .
74
Сэр Эдвин Чедвик был последним секретарем Иеремии Бентама — одного из первых теоретиков свободного рынка и экономического либерализма.
75
Нельзя здесь не вспомнить замечательный эпизод из романа Чарльза Диккенса «Оливер Твист», который иллюстрирует состояние церковных погостов: «Наконец, по прошествии часа показались мистер Бамбл. Сауербери и клерк, бежавшие к могиле. Немедленно вслед за ними появился священник, на ходу надевавший стихарь. Затем мистер Бамбл для соблюдения приличий поколотил двух-трех мальчишек, а священник, прочитав из погребальной службы столько, сколько можно было прочесть за четыре минуты, отдал стихарь клерку и ушел.
— Ну, Билл, — сказал Сауербери могильщику, — засыпайте могилу.
Работа была нетрудная: в могиле было столько гробов, что всего несколько футов отделяли верхний гроб от поверхности земли. Могильщик набросал земли, притоптал ее ногами, поднял на плечи лопату и удалился в сопровождении мальчишек, которые орали, досадуя на то, что потеха так скоро кончилась.
— Ступайте, приятель! — сказал Бамбл, похлопав по спине мужчину. — Сейчас запрут ворота кладбища» (Диккенс 1953).
Среди активных сторонников Чедвика был и доктор Уокер, который в 1839 году опубликовал знаменитую книгу Gatherings from Graveyards («Гнойники с погоста» [76] ), где подробно описал царящую на кладбищах антисанитарию. Например, он приводит случай, когда по судебному решению необходимо было эксгумировать тело погибшего горожанина, захороненное на территории одного из церковных погостов, но местный могильщик не смог выполнить судебное предписание, так как в одной могиле покоились 26 разрубленных и утрамбованных тел. Труженик кирки и лопаты просто не смог собрать нужное тело из перемешанных останков.
76
Несмотря на различные варианты перевода слова gatherings, я предполагаю, что именно такое значение в него вкладывал Уокер.
Историк и антрополог Томас Лакер рассказывает историю другого судебного дела. В 1820 году духовенство одной из англиканских церквей запретило некому Джону Гилберту похоронить на церковном погосте его жену — Мэри Гилберт. Причина была неожиданной: он хотел похоронить ее в железном гробу. Церковь категорически отказывалась это делать, требуя, чтобы гроб был обязательно деревянным или чтобы гроба вообще не было. Джон Гилберт обратился в суд, чтобы разрешить этот спор. Согласно закону, прихожанин имеет право быть захороненным на местном погосте, если соблюдены все формальные правила, а сам покойный при жизни был достойным христианином. Это и являлось главным аргументом адвокатов Джона Гилберта. Аргументация же духовенства строилась на вполне прагматичных соображениях: железный гроб не разлагается, тем самым похороненный и его семья как бы приватизируют общественное место, делая дальнейшие захоронения в него невозможными. Частное право сталкивается с общественным интересом. По мнению Церкви, погост — это особая коллективная собственность: погребенный как бы арендует место до своего воскресения и находится под защитой того святого, чье тело лежит рядом. Поэтому попытки использовать погост как место «вечного захоронения» и «парка памяти» воспринимаются как попытка захвата «святой земли». Ведь эта земля действительно святая: в нее легло уже не одно поколение добропорядочных прихожан, которые смиренно дожидаются своего воскрешения. Суд поддержал церковь, а Джон Гилберт похоронил свою жену на городском кладбище, а не на погосте, и
Антисанитария, по свидетельствам Уокера и Чедвика, приводила не только к заражению почвы и вод, но и к прямой гибели самих могильщиков. Например, могильщик Уильям Джексон умер после копания могилы рядом с местом захоронения жертв холеры. Смерти случались не только из-за заражения, иногда могильщики умирали прямо во время копки, отравившись аммиачными газами, а многие священники даже не решались выйти на погост из-за удушающей вони (Arnold 2006).
Духовенство защищалось от этих санитарных аргументов всеми доступными способами. Например, епископ Лондона на заседании парламента, рассматривавшего в 1842 году очередные вопросы реформирования кладбищ, утверждал, что все аргументы об опасности погостов — это сплошь выдумка антиклерикалов, поскольку сам епископ спит уже много лет с открытыми окнами, выходящими прямо на погост, и все это время чувствует себя превосходно.
В 1842 году происходит событие, которое ставит точку в этих спорах. В небольшой церкви Энон (Enon Chapel) было найдено несколько десятков тысяч останков, похороненных прямо в подвале церкви. Оказалось, что настоятель был весьма падок на звонкую монету и предоставлял место в подвальных помещениях своего прихода всего за 15 шиллингов. Однако пол был сделан крайне дурно. Во время службы прихожане часто теряли сознание от запаха, который просачивался из подвалов. В 1842 году ситуация стала критической и в дело вмешались городские власти. Церковь было решено закрыть. В парламенте началось активное обсуждение нового похоронного законодательства, которое исключило бы ситуации, подобные случившейся в церкви Энон [77] .
77
История церквушки Энон на этом не заканчивается. Новые владельцы бывшего здания церкви решили модернизировать уже отжившую бизнес-модель. Они залатали пол и открыли в бывшей церкви танцевальный салон, в который можно было прийти и весело потанцевать за 3 пенса. Заведение так и назвали — «Танцы на мертвяках». Вывеска гласила: «Quadrilles, waltzes, country-dances, gallopades, reels are danced over the masses of mortality in the cellar beneath» («Каждый может прийти и потаниевать кадриль, вальс, галлопады, ощущая рядом истинный запах смерти»). На месте церкви Энон сейчас находится Лондонская школа экономики (Laqueur 2015).
Сведения, собранные Чедвиком и Уокером, и историю с подвалом церкви Энон было трудно опровергнуть. Дотошность и активность сторонников новой гигиены привели к нормативным ограничениям работы похоронного рынка. Были выработаны правила для гробовщиков и могильщиков при работе с мертвыми телами, требования к оформлению и поддержанию в порядке рабочего пространства и т. д. Итогом деятельности Чедвика и его сторонников стал Акт о похоронах 1852 года (The Burial Act 1852) [78] — документ содержал нормативы проведения захоронений и содержания мест погребения.
78
Чедвик, как сторонник свободного рынка, вообще относился с презрением к похоронной индустрии. Его раздражали локальные монополии гробовщиков, бесхозность кладбищ, безот-ветственностэ продавцов похоронных принадлежностей и завышенные цены. Вероятно, его санитарные аргументы основывались и на идеологических убеждениях (Ekelund and Ford 1997).
Законодательное регулирование состояния мест захоронений включало в себя интересные предложения [79] , например, о необходимости возведения кладбищенских часовен с учетом их «пропускной способности». Как видим, парламент позаботился о рабочих местах для сскстопов, трудившихся на церковных погостах. Но в самих часовнях совершать какие-либо захоронения строго запрещалось. На кладбищах обязательно должны быть участки для светских захоронений; могилы нельзя было располагать ближе, чем за 190 метров от жилья. Земля могла сдаваться в долгосрочную аренду или продаваться в бессрочное пользование. Все захоронения обязательно регистрировались, и каждому месту присваивался номер. Кладбища окончательно перешли под управление местных муниципалитетов и частных дельцов [80] .
79
Свои предложения Чедвик основывал на опыте Мюнхена и Фоанкфурта, успешно реализовавших подобную кладбищенскую реформу.
80
Как я уже писал, частные кладбища начали появляйся еще ди принятия закона. Нормативный акт 1852 года только закрепил общий тренд и запретил старые антисанитарные практики.
В заключение я расскажу о крупном проекте, реализация которого серьезно повлияла на похоронную индустрию. Речь пойдет о строительстве частной железнодорожной ветки London Necropolis Railway, которая соединила Лондон и крупнейшее частное кладбище Бруквуд, принадлежавшее London Necropolis Company и расположенное в 40 километрах к юго-западу от столицы. London Necropolis Company появилась в 1852 году, сразу после принятия акта о похоронах. Компания была создана специально для строительства кладбища Бруквуд. Энтузиасты нового похоронного бизнеса занялись делом настолько энергично, что уже через несколько лет Бруквуд стал крупнейшим некрополем в Европе. На территории в 700 гектаров предусматривались места для более чем 5,5 миллионов тел в одном слое и 28 миллионов тел с учетом семейных захоронений и совместных могил для бедняков в течение 350 лет (Clarke 2006).