Рожденная в огне
Шрифт:
Он только сейчас обратил внимание, что она была в одном своем тонком, облегающем черном платье.
– Куда вы подевали свой плащ?
– У меня его нет. Занесите этот факт в вашу записную книжку, Роган.
Она протянула руку за бокалом.
– Черт! Какие у вас холодные руки! Вы хоть что-нибудь соображаете?
– Они быстро согреются. Я ведь крестьянская дочь, как правильно подметила миссис Коннели. – С некоторым удивлением она наблюдала, как он, подойдя к камину, пытается разжечь огонь. – Разве нет слуг?
– Замолчите! Ваша язвительность неуместна. Особенно сегодня, когда все
Пламя в камине занялось, его огненные языки радостно лизали сухие дрова. Теперь, когда лицо Рогана было освещено, Мегги увидела, какое оно напряженное и недоброе. Но она всегда считала, что лучший способ защиты – нападение, а потому сказала:
– Думаю, я вам ничего не должна. – Мелкими глотками она отпивала бренди, тепло от камина уже начинало смешиваться с теплом внутри ее, и все было бы хорошо, если б не этот непрощающий взгляд Рогана. – Я посетила вашу выставку, – рассуждала она, – не так ли? В подходящем платье, с подходящей идиотской улыбкой во все лицо.
– Это была ваша выставка! – отчаянно крикнул он. – Ваша! А вы – просто неблагодарное, эгоистичное, сумасбродное существо! Не стоящее внимания!
Какой бы утомленной она себя ни чувствовала, но такого стерпеть не могла. Вскочив со стула и резко выпрямившись, она бросила ему в лицо:
– Не собираюсь спорить с вами! Да, я такая, как вы сказали, и кое-кто в семье долдонил мне то же самое всю мою жизнь. К счастью, ваше внимание обращено только на мои работы, и этого достаточно.
– А вам не приходило в голову, что, получив ваши произведения, мы должны были проделать и еще кое-что? Пускай самую малость.
– Это уже ваша забота. Что касается меня, я больше двух часов упиралась в кого-то локтями в этой толпе совершенно чужих для меня людей.
– Пора вам понять, что те, кто поддерживает вас, не могут считаться чужими, а также, что грубость – не лучший способ общения.
Сейчас он говорил спокойно, немного устало, как учитель со строптивым поднадоевшим учеником.
– Мы не уславливались, сколько часов я там пробуду. Во всяком случае, речь не шла о целом вечере. И мне захотелось побыть одной.
– Почти до рассвета бродить по улицам? Пока вы здесь, я несу за вас ответственность, Мегги. Я уже готов был обзвонить все больницы и полицейские участки.
– Я сама отвечаю за себя, – упрямо сказала она, понимая уже, что в его глазах была не только злость, как она посчитала раньше, но и подлинное беспокойство. – Если я действительно заставила вас поволноваться, приношу свои извинения. Но мне так захотелось на воздух!
– И вы убежали, как ребенок? Никого не предупредив.
– Да! – Бокал выпал из ее рук и разбился о каминную решетку, прежде чем она поняла, что случилось. Брызги стекла разлетелись, как дождевые капли, застучали, словно пули, по железу. – Я должна была уйти! Я не могла там больше дышать! Не могла выносить всего этого – людей, музыку, свет! Все было так красиво, так хорошо! Никогда не думала, что это вызовет во мне такой страх. Думала, легко сумею пережить – когда вы меня до открытия выставки отвели туда и мне показалось, что все происходит во сне.
– Значит, вы испугались?
– Да, да, черт побери! Вам приятно это
Он неотрывно смотрел на нее – невысокую, стройную, в облегающем черном платье; по ее коже цвета слоновой кости пробегали багряные блики пламени.
3
Пандора – по древнегреческой мифологии, прекрасная женщина, посланная богом Зевсом на землю с сосудом, содержащим всевозможные бедствия.
– Могу, Мегги, – негромко ответил он. – Это я хорошо могу себе представить. Почему вы раньше не сказали?
Он сделал движение по направлению к ней, но она выставила вперед обе руки, как бы отталкивая его.
– Нет, не надо. Я не вынесу сейчас вашего добросердечия, когда его совсем не заслуживаю. Я не должна была поступать так, как сделала. Это и в самом деле неблагодарно, эгоистично. – Она уронила руки вдоль тела. – Но там, на лестнице, никого около меня не было. Ни одной души. Мне стало так тоскливо, так…
Она выглядела такой слабой, такой беспомощной в эти минуты, что он не осмелился коснуться ее. Казалось, если он это сделает, она разломится на кусочки.
– Мегги, если бы вы раньше сказали, как вам необходимо присутствие кого-то из родных, я бы постарался помочь.
– Вы бы не уговорили Брианну, не воскресили моего отца. – Голос у нее дрогнул, она устыдилась этого и, заглушая рвущиеся наружу всхлипывания, прижала руку ко рту. – Я просто очень устала. Извините еще раз. Слишком большое напряжение, не рассчитала силы. Спасибо за все, что вы сделали для меня. Такое невозможно забыть.
Роган предпочел бы сейчас, чтобы она кричала или плакала, а не говорила вот так: тихо, неестественно любезно.
Он постарался ответить в том же тоне:
– Теперь можете успокоиться. Самое главное произошло: выставка имела успех. Ее глаза блеснули в свете огня.
– Да, вы правы. Это главное. А сейчас, извините меня, я пойду спать.
– Конечно. Только еще одно, Мегги.
Она повернулась, почти уже дойдя до лестницы.
– Да?
– Между прочим, я искал вас.., там, на лестнице.., везде. Возможно, если вы когда-нибудь вспомните мои слова, они принесут вам хоть какое-то удовлетворение.
Она не ответила и стала быстро подниматься наверх. Роган услышал, как закрылась дверь в спальню.
Он продолжал стоять возле камина, глядя в огонь, где длинное полено с треском переломилось пополам под силой огня и жара. Струйки дыма унеслись в трубу, ливень искр ударился в экран отражателя, рассыпался и погас.
Она такая же, как этот огонь, подумал он. Переменчивая, взрывная, опасная и странная. И в то же время простая.
А он.., он совершенно отчаянно влюблен в нее.