Розовый слон
Шрифт:
— И не говорите! Специально для вас мы добыли электричество!
Что же я тут мог еще сказать?.. Я вошел в довольно большой зал, потолок которого тоже украшали мощные деревянные балки, покрытые потрескавшейся известкой. Я наскоро сосчитал: "любимого писателя", как меня в письме величала заведующая, ждали "широкие круги читателей села" в составе тринадцати человек.
Я прочел где-то, бывало, мол, что целая театральная труппа, человек в десять, выступала перед двумя-тремя зрителями. У меня же на сей раз было тринадцать на одного! Чуть ли не в пятьдесят раз больше! Этот подсчет меня успокоил, и я пошел на трибуну.
Одновременно с моими первыми
— Хорошо! — тут же похвалила меня заведующая. — Дольше нашу публику еще никто не выдерживал, да и нет в этом необходимости. Ах да! Один пенсионер говорил дольше, но он-то сам был туг на ухо… А теперь пусть себе танцуют… Очистить помещение! — приказала она тем тринадцати. — Надо купить билеты! — и таким макаром были выдворены из зала все "широкие круги читателей".
В вестибюле тем временем набралось вдвое больше народу, чем в зале слушали меня. Утратив иллюзии насчет любви читателей, я последовал за заведующей в теплую кухню, где тарахтение трактора было слышно меньше и где можно было хотя бы вдыхать запах копченого окорока.
Оказалось, что сегодня обо мне заботились непрерывно.
— Столовая уже закрыта, ужинать вам негде, вот мы и подумали, что вы можете поесть у нас, — заведующая вежливо посадила меня опять рядом с вышедшим из строя шофером, а сама спустилась вниз продавать билеты тем, кто пришел потанцевать.
Оказалось, что и шофер думал обо мне. Он заговорил впервые:
— Мы… очень за вас боялись, поэтому, э… мне не позволили ехать, чтобы не угодить с вами в столб. Правильно я говорю, а? Пейте. Это магазинная водка, нашу домашнюю вам бы не переварить, правильно я говорю, а?
В самом деле, теперь на столе находилась принесенная из магазина "маленькая". Замерзший, уставший, с уязвленным самолюбием, я немедленно помог шоферу опустошить бутылочку и прибрать последние ломти ветчины. Опять появилась добродушная заведующая домом культуры.
— У вас, наверное, тут никаких родственников нет? Мы так и знали. Вы сможете переночевать в школе! В учительской!
В ответ на столь великую честь я, видимо, должен был закричать: "Ура! Да здравствует!" — но я слишком устал.
— Арвид, проводи писателя, а я должна следить за танцующими!
Так мы и расстались в тот вечер. Арвид взял фонарь "летучая мышь", и я последовал за ним. Трактор еще гудел, но теперь шум, производимый им, нейтрализовала музыка, которую усилитель выбрасывал в зал. В окно я видел, как там разными стилями весело танцуют "широкие круги читателей".
Со двора фольварка мы вышли в поле, на занесенную снегом дорогу.
— Как это вы, выезжая в деревню, не надеваете сапог? — дивился Арвид, бредя без дороги напрямик по снегу.
Я ставил ноги в его следы. На мое счастье, туфли были тесноваты, и снегу
Кирпичное здание школы встретило нас в полной тишине. Лишь редкие звездочки отсвечивали в темных окнах. Арвид поднял сонную уборщицу.
— Для этого писателя обговорен ночлег в учительской.
— Пусть спит, если выдержит, жаль, что ли, — ворчала тетка, впуская меня в пустое и ночью такое гулкое здание.
Почему это я здесь не смогу выдержать? Привидений я не боялся. Но может быть, крысы?
— Крыс нет, клопов тоже нет, — бубнила старая, открыла учительскую и зажгла свечу. — Керосиновую лампу не трогайте, может, вы и обращаться-то не умеете с ней, еще беды натворите. Одеяло на тахте. — Потом ее шаги долго звучали, удаляясь по коридору.
В окно я видел, как далеко в поле покачивается фонарь в руке Арвида, Затем он исчез за еловой аллеей, и тут я почувствовал себя одиноким, совершенно одиноким, без крыс и без клопов. Свеча была с палец длиной, так что для долгих размышлений времени не оставалось или пришлось бы шарить в темноте. Я постелил на тахту простыню, рванул с себя верхнюю одежду и влез под одеяло. Интересно, как выглядят учителя, которые на переменах тут сидят. Поскольку известно, что большинство учителей учительницы, то… Думая о красивых учительницах, я задремал.
Но ненадолго. Через полчаса я проснулся, скрюченный, как цыпленок в яйце. Меня разбудил лязг собственных зубов: итак, уборщица сомневалась, выдержу ли я холод!
Печь сверкала белым кафелем даже во мраке, но дрова в ней последний раз горели два дня тому назад, в субботу утром; а ведь на улице стоял мороз; когда я шел сюда, чувствительно пощипывало нос.
По порядку я надел на себя брюки, носки, пиджак. Туфли и галстук оставил в качестве последнего резерва. Пальто я накинул на серое фланелевое одеяльце. К трем часам ночи это уже не помогало. Тогда я сгрузил на пол чернильницы, "Учительские газеты", классные журналы. Завернувшись в высвобожденную таким образом бархатную скатерть, я снова полез под одеяло. Часа в четыре, при свете, огарочка свечи, я, начал вырабатывать план, как снять оконные занавески, но тут, к счастью, заметил на подоконнике "Календарь природы". В нем я нашел сведения, что восход солнца следует ожидать уже через два часа и семнадцать минут. Я решил выдержать. В одном приоткрытом ящике стола я заметил несколько начатых пачек папирос и две колоды очень замызганных карт. Судя по отпечаткам пальцев, карты долгое время находились в детских руках. Значит, это был ящик конфискованных сокровищ. Наверно, виноват в этом был мой промороженный мозг, потому что я стал искать в этом ящике и те исполненные нежных слов письма, которые отобрали у меня лет двадцать пять тому назад. Лишь спустя час я спохватился, что их отобрали у меня в Валмиере, а не в этой школе. Ну что ж, по крайней мере время шло. Конечно, солидным такое занятие не назовешь, но зато в это время я не так страдал от холода.
К утру я выкурил чужие папиросы и чужими картами сам с собой сыграл в настоящее "очко", причем ставка шла на довольно внушительные суммы, ибо рисковал я отчаянно.
Когда алое солнце всходило над рощами и над синеватым снегом, мороз стал просто невыносим. Я уже прикидывал, что учителя вряд ли станут перечитывать старые газеты и не бросить ли их в печь, но тут зазвонил телефон. Я взял трубку, ведь все равно больше нечем было заняться: Может, ежели полаюсь с кем-нибудь, то, если и не теплее, по крайней мере легче будет.