Розовый слон
Шрифт:
— Это заведующая домом культуры. Приходите побыстрее сюда, мы поможем вам добраться до автобуса. — И положила трубку.
Я так рванул из школы, что даже скатерть оставил на тахте.
В просторном, окруженном тяжелыми черепичными крышами дворе дома культуры меня уже ждала заведующая, бодрая и румяная, в шубе на собачьем меху, в берете, игриво надетом чуть набекрень.
— Как красиво у нас всходит солнце, не правда ли? Если вам нужен утюг, могу одолжить, — деликатно обмолвилась она, приметив мои мятые брюки.
Не успел я ей объяснить, что они помялись отнюдь не из-за моей неряшливости, как она снова зачирикала:
— Ну
Солнце пока только светило, но не грело, поэтому я сразу принялся изучать двор. В одном конце большого здания находился молочный пункт. На помосте ставили в ряд молочные бидоны, а в дверях клубился белый теплый пар. На молочный пункт меня не пустили. Спросили: чего мне надо?
— Тепла! — крикнул я.
— Теплова? Такой тут не работает.
Но я не уходил. У дверей, хоть и снаружи, все же было потеплее, чем в учительской, хотя там было поуютнее. Я созерцал скворцов, которые, прилетев не ко времени, торчали на трубах…
Подъехала желтая молочная цистерна. Вылез Арвид, самоуверенный, свежий и отдохнувший.
— У меня еще один рейс, а то я сам одним махом домчал бы вас.
Мне было все равно, сам или не сам, лишь бы оказаться поближе к Цесису.
Подъехал еще один грузовик с молочными бидонами. Арвид подошел к шоферу, и я, сам того не желая, услышал такой разговор:
— Антон, тут оставили какого-то писателя, не мог бы ты его прихватить попутно до автобуса?
— Писатель? Пусть сидит дома и пишет.
— Да забери ты его. Я вчера немного того… мясо коптили, понял? А то еще напишет про меня в газету. Убрался бы побыстрее отсюда…
— Это другой оборот. Где он?
Через полчаса я опять сидел под знакомым навесом напротив развалин Н-ского замка. Галки с макушек лип улетели в поисках завтрака. Солнце уже грело вовсю, на дороге появились первые ручейки, и, повернув лицо к дружелюбным и теплым лучам, я чувствовал себя так, словно сбежал из тюремного подземелья: Но тюрьмы-то ведь не было, состоялась только "встреча с широкими кругами читателей", как об этом свидетельствовала поставленная энергичной заведующей домом культуры в плане мероприятий "галочка".
Я сел на цесисский автобус, в тепле сразу уснул и слышал во сие, как кто-то звал: "Галочка! Галочка!" На самом деле кассирша объявляла: "Цесис! Цесис!"
С тех пор я, если какой-нибудь дом культуры приглашает меня встретиться с "широкими кругами читателей", прежде всего обращаюсь с этим письмом к графологу, чтобы тот определил по подписи натуру заведующего. А то во имя новой "галочки" я могу и вправду замерзнуть. Ведь не каждый раз дело может обойтись двумя потерянными днями, двумя истраченными на дорогу рублями и насморком, для избавления от которого пошло два пол-литра магазинной водки.
Прелестные маленькие карликовые яблоньки
(Рассказик об одном садике)
Только в фольклоре сохранились туманные поверья и наставления о том, как можно обрести друзей. Например, двух человек следует в парной хлестать одним веником, и они тогда якобы становятся друзьями.
Но однажды мне посчастливилось, одалживая деньги, приобрести сердечного друга. Его дружелюбие проявлялось в гостеприимстве, и оно было столь колоссальным, что чуть было не погубило меня.
Прошлой весной, когда сажали карточку, ко мне обратился пианист нашего заведения. (Мы оба работаем в санатории типа дома отдыха для сердечников.) Маэстро Янэлсинь умиленно поглядел на меня своими темными блошиного цвета глазами, которые так шли к черной полоске усиков, и сказал:
— Я не хочу внушать тебе, что у моей бабушки в Адеркашах вчера парализовало левую руку и пальцы ноги и что поэтому мне срочно нужны деньги, чтобы привезти для нее с Украины медицинские пиявки и апельсины. Это было бы нечестно. Также не стану лгать, что моя жена, вылезая из ванны, шумно шлепнулась, возникло воспаление ишиаса и поэтому нужны деньги, чтобы отвезти ее на Кемеровские грязи. Раньше или позже ты все равно узнаешь, что это неправда. Зачем, к примеру, нести вздор, что старая зазноба требует с меня алименты и убийственно нужны деньги, чтобы спасти ее честь и свою жизнь! Ну зачем я буду тебе, своему другу и товарищу по работе, лгать! Нет! Мы все должны бороться за этику. Скажу честно, как мужчине, знающему женщин: в магазин привезли шубы из искусственной овцы, и одна из них пришлась в самый раз моей жене.
Последняя фраза заставила меня радостно покраснеть, и от восторга, что человек так по-рыцарски честен и даже не пытается лгать, я одолжил Янэлсиню пятьдесят рублей.
Я не ошибся в нем. Из-за своего долга он не бросил работу, как об этом порою пишут в книгах. В местном ресторане за выпитое пиво Янэлсинь постоянно позволял платить мне, чтобы не показалось, будто он хочет из-за долга как-то подольститься, и, выпив, неизменно хлопал меня по плечу:
— Насчет денег не беспокойся, зарплату мы всегда получаем вовремя, четвертого и девятнадцатого.
Летом он сложил посвященную мне песню, женский хор самодеятельности исполнил ее на вечере отдыха, который выпал именно на мои именины — в день Августа. Песня начиналась со слов: "Не скажу, как звать тебя, ведь слова так часто лгут". Мелодия была немножко похожа на популярную в юности моей бабушки песню "Если б меня с Яковом настигла ночь".
Но вот когда убирали картошку, настал момент, когда я сам захотел подарить одной женщине шубу из искусственного леопарда, и у меня недоставало ровно пятидесяти рублей.
— Я должен тебе что-то сказать… я хотел бы купить… — сказал я Янэлсиню в один прекрасный день бабьего лета.
Он не стал уклоняться, нет, но сердечно потряс мне руку и несколько таинственно изрек:
— Понимаю, знаю. Приходи ко мне. Как раз цветут далии. Сто пятьдесят сортов.
Я готов был осматривать хоть цветущую сахарную свеклу, лишь бы получить свои пятьдесят рублей; под вечер я остановился у калитки садика Янэлсиня.
Под свисавшими с калитки усиками хмеля меня ожидали разлетевшиеся в улыбке усики Янэлсння, крепкое рукопожатие трижды окольцованной серебряными браслетами руки его жены и два книксена, которыми меня приветствовали девочки Янэлсиня.