Руда
Шрифт:
— Пробуют! Проба! — зарадовались люди.
Черным работникам никогда не приходилось видеть фонтаны в действии, и они, забыв усталость, восхищались дивным художеством.
По аллее прокатила богатая коляска, в ней откинулся на спинку немолодой, с умным, внимательным взором вельможа. Наряд его был не то военный, не то охотничий. По тому, как низко кланялись ему служители, Егор понял: важная персона. Удивило то, что на поклоны вельможа ответил. Слабым, усталым кивком, но ответил.
Это был начальник императорских охот Артемий Волынский.
Если б знал Егор, что помочь ему в его замыслах
Если б знал Волынский, что в толпе черных работников, скинувших перед ним шапки, стоит молодой уральский рудоискатель, в поясе которого зашито русскоезолото!
Дни Волынского сочтены. Бирон готовит ему немилость и казнь. И Волынский, с его блестящим умом, понимает ловушку, но надеется, что успеет завоевать доверие Анны и стать необходимым ей. Он готовит доклад царице «Генеральное рассуждение о поправлении внутренних государственных дел» — ищет средства спасти нищую Россию. Как важно было бы подкрепить свои слова открытием нового, небывалого богатства! Заветной мечтой Петра Первого было найти золотые россыпи без походов и войн не в дальних горячих странах, а у себя в России. Ведь Анна считает себя продолжательницей начинаний Петра Первого. Увлечь ее блеском золота и вечной славы — о, за это Волынский взялся бы!
Взялся бы, если б знал. Но Волынский не знал и не думал никогда о русском золоте. Еще меньше подозревал он, что это золото так близко к нему.
Коляска скрылась за стрижеными липами Марлинской аллеи.
Веселый, гордый удачей, заглянул в слободку Санко. Через плечо сети, в руках и за спиной западенки и клетки с птицами.
— Я, брат, больше всех наловил. Сети больно хороши: легкие, ходкие. Чечеток стая ко мне спустилась… во стая!.. Я — раз. Половина моя. Щеглы есть, чижи, зяблики. В западенку всё больше синицы лезли да поползни. Это долго: пока вынимаешь, пока что. А сетью — раз! — есть!.. Ну, пойду в Малый, сдать надо.
И ушел. После обеда был сбор охотничьей и придворной челяди. Всадникам на конях, кучерам с запряжкой, всем в парадной амуниции.
По кругу шагом ехали конные, все на белых лошадях с коротко подстриженными хвостами и гривами. Наездники в зеленых мундирах, а поверх зелёный же кафтан. На груди начищенные медные гербы, сбоку короткие ножи, за плечами ружья. У каждого на сворке тройка собак, поджарых, острогрудых.
Егор стал у угла каменного дома, подальше от народа. Скоро послышалось ему встревоженное кряканье уток — совсем близко, сзади. Оглянулся — никого. Немного погодя опять кряканье да вперемежку с задорным собачьим лаем. И не видя, Егор ясно представил себе: маленькая шавка, молодая, почти щенок, и ухо, наверно, завернулось. Посмотрел вдоль стены — ни собаки, ни уток нет. Прошел шагов пять и в нише увидел человека, сидевшего, поджав под себя ноги.
— Чего ищешь? — спросил тот смутившегося Егора.
— Ничего… Собака уток гоняет где-то тут.
— Уток?.. Ты приезжий?
— Да.
— Издалека ли?
— Из Сибири.
— И своей охотой приехал?.. У вас там, говорят, вольных мест много, правда ли?
— Это, видно, еще дальше. Я уральский.
— Под помещиками ходите?
— Заводы у нас. Горные заводы, железные
— Хлебушко родится?
Егора подкупал добрый, открытый взгляд человека, неторопливые прямые вопросы.
— Крестьянин? — в свою очередь спросил он.
— Был когда-то. С пятнадцати лет здесь при дворе. Петром Алексеичем еще определен.
— Вот как! — На всех придворных челядинцах лежала неизгладимая печать: чванства — у старших, угодливой суетливости — у младших. Собеседник Егора не похож был на придворного служителя.
— А должность какая?
— Ты слышал.
— Что?
Вместо ответа человек вдруг закрякал уткой — да как искусно!
— Похоже?
— Зд о рово ты… Снасть какая у тебя во рту или просто так?
— Попросту.
— Слушай, ты, значит, перед царицей это делаешь, во дворце бываешь?
— Нет, где уж во дворце. Фонтан «Утки» есть в Нижнем саду, с машиной. Как машину пустишь, утки по воде кругом плавают, а за ними собачонка кружится. Из меди фигуры-то. У уток головы вверх, и из каждой фонтанчик бьет. А я в сторонке сижу неподалеку. Сторожка в кустах сделана, наполовину в земле, с боков ветками прикрыта. Как увижу, кто из господ подходит, мое дело машину пустить, чтоб фигуры вертелись, и голоса подавать в трубу. Летом, когда двор здесь живет, я почти и не выхожу из сторожки.
— И давно, баешь, так-то?
— Вот уж годов двадцать.
— Какое же тебе звание?
— Звание… Фонтанный мужик — и всё. Так пишут.
Мимо, с площади, рысью проехали всадники с собаками.
— Пикеры.
— Кто такие?
— Пикеры, а эти, без собак, конные егери. В парфорс-ягде зверей гоняют.
Егор хотел расспросить про парфорс-ягд, но тут прошли двое людей, очень странно одетых. «Заморские принцы?» — подумал Егор. На них были надеты пестрые епанчи с каймой; на локтях и под коленками банты из зеленых лент; обувь — легкие башмаки с блестящими пряжками, на головах бархатные шапочки с кистями и страусовыми перьями.
— Это кто еще?
— Скороходы.
— Пестрые какие, как иволги. Что они, верно, скоро бегают? — Тут Егор вспомнил, что скороходом назвался неизвестный, которого он освободил вместо Андрея Дробинина на горе Благодать, и Егор перебил себя новым вопросом:
— Не знавал ты скорохода Марко?
— Такого не слыхал. Да спроси у них, они друг дружку все знают, скороходов немного.
— Что ты, что ты!.. — Егора испугала мысль заговорить с такими нарядными и необыкновенными людьми. И о ком заговорить? — о беглом каторжнике. Но фонтанный мужик уже окликнул скороходов. Те вернулись.
— Парню Марко-скороход нужен, — не знаете случаем?
— Марко? — Скороходы переглянулись. — Марко!.. Данилы Второва брат? Он же в бегах. Второй год разыскивается. Ты где его видал?
— Да почти что и не видал… — Егор досадовал на свой промах и на услугу фонтанного мужика. — Слышал только про такого, что царским скороходом служил.
— Коли что знаешь, скажи Даниле Михалычу, обрадуешь его. Второв — царский биксеншпаннер.
— Скажу. — Егор решил не разыскивать брата Марко и не говорить ничего. Потом, после всё это… Сейчас другое есть дело, и пусть ему ничто не мешает.