Руда
Шрифт:
— До дела не шуметь. А по команде выскакивать и пугать страшным голосом.
Через дыру в полотне Егор видел дорогу до самого Монкуража, видел, как лег под пулями первый зверь — олень. Потом помчалась стайка зайцев, и б о льшая часть, кувыркнувшись через голову, осталась лежать на поляне.
Пустили одного зайца, — должно быть, для царицы, потому что сначала хлопнул один выстрел. Заяц продолжал бежать и уже миновал павильон, когда вслед ему зачастили
Заволновался Егор, когда на поляне показался большой черный волк. «Черный, милый, не поддавайся, беги…» — шептал Егор.
Волк совсем прижался к земле и подвигался быстро, хотя заметно хромал. После первого выстрела он огрызнулся на павильон, после следующих вдруг завернул назад. Стрельба посыпалась горохом, торжествующие крики из Монкуража доказали, что уйти волку не удалось.
Дикий кабан, ныряя щетинистой спиной, промчался через поляну. «Ложись!» — крикнул Агалинский. Загонщики повалились — и вовремя: с десяток пуль просвистело над ними. А кабан, налетев на стену, кинулся вбок, прорвал полотно и резнул клыком лежавшего загонщика. Тот закричал отчаянно. Кабан с шумом скрылся в кустах.
— Молчи, молчи!.. — уговаривал побелевший Агалинский. — Можешь итти, так уходи. Не можешь?.. Ну, полежи, скоро тебя перевяжут, лекарь придет… «Неужто не убьют?» — передразнил кого-то Агалинский. — И вышло, как я говорил. Волку клыки выбили, а кабану… «вид не тот», вишь ты. И волку бы оставил, кабы не страх, что, одуревши, на Монкураж кинется.
С поляны убирали убитых зверей.
— Кончено? — спросил Егор.
— Нет еще, — где там! Аурокса не было, лося не было. Да зайцев еще с полсотни выгонят.
Пропел рожок, и снова побежали зайцы, захлопали выстрелы. Раненый загонщик стонал под деревом. «Ваську погонят, смотреть не буду», — решил Егор. Но вот вдали показалось огромное серое тело лося, и Егор не мог оторвать глаз. Лось шел крупной иноходью. Пять или шесть выстрелов, не больше, было дано по нему: такая добыча для особо почетных стрелков. По тому, как лось дернулся и переменил ход на мах, видно было, что ранен.
— Ну, держись! — сказал Агалинский.
Лось приблизился быстро, с особенным глухим хрустом суставов. Набежал на стену и с разгону сел на задние ноги. Сейчас же побежал вдоль стены. Не сговариваясь, все загонщики просунули меж полотнищами свои рогатины и топоры и замахали ими: такая громадина сунется на полотно, вмиг порвет.
Лось сделал круг по тупику и вдруг прыгнул — взвился над полотном в немыслимом полете и обрушился на кусты, за спинами загонщиков. Егор не успел нагнуться и стоял, проверяя каждой мышцей: цел ли?.: Оглянулся. Лось входил в пруд, разгоняя воду большими кругами.
— Убит, убит!.. — закричал кто-то рядом.
— Кто убит?
Агалинский
Из Монкуража донесся одиночный выстрел и за ним радостные крики. Охота продолжалась.
В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ
Совсем больной вернулся Егор в слободку после охоты. Санко был уже дома, один в избе.
— Что молчишь, Егорша? Где побывал?
— В загонщиках… Насмотрелся на царскую потеху. Лучше бы не видал.
— А царицу видел?
— Ага.
— И я. Вот так вот близко. Когда на охоту поехали. Я ведь в Нагорном дворце был.
— Не врешь, Санко?
— Ей-богу. Только в подвале. Всё равно сад видно.
— Что делал в подвале?
— Тоже вроде в загонщиках. Знаешь, зачем пичужек-то ловили? Я, дурак, думал — в горницы в клетках посадят, чтоб пели… А вовсе для стрельбы.
— И их для стрельбы?
— Царица руку набивала перед охотой. Из верхних палат, в окно. А я внизу выпускал через окошечко. Она и не знает, не думает, откуда птицы. Палит ловко, в лёт даже пытала попадать — ну да где! На дерево которая сядет, — та ее.
— Санко, а у нас что было… — И Егор рассказал про парфорс-ягд. Санко сплюнул, покрутил головой.
— Что бы Кузя сказал?
— Кузя бы в них в самих выстрелил.
— А что? Он не стерпел бы. Стервятники, собачье мясо!.. Неохота мне больше и в подвал итти.
— А разве еще надо?
— Велено.
— Санко… — Тут в избу вошли астраханцы с котлом похлебки и караваями хлеба. — Выйдем, Санко.
За избой Егор шопотом сказал:
— Сделай, чтобы мне вместо тебя итти.
— Зачем? Там небаско — в темноте сидеть. Им самим лень, так меня и заставляют.
— Санушко, хочу с царицей говорить.
— Еще чище да баще! Собачье мясо, чего придумал.
— Ничего не бай. Надо.
— Через окошечко как наговоришь?
— Лишь бы во дворец попасть. Укараулю, когда в саду будет, выйду — и к ней.
— Неладно. Подвал-то на замок закрывают, уж не выйдешь.
Егор сел на землю. Его била дрожь. Опять не выходит дело. Неужто не добиться ему царицы?.. Такое жалкое лицо было у Егора, что и Санко сморщился, глядя на него.
— Егор, не горюй, придумаем.
— Ну?
— Погоди, еще не знаю.
Долго думал, прикидывал Санко. Егор ему устало возражал: это уж всё передумано, так неладно и так не годится.
— Ну, хочешь, я потом приду, замок сломаю и тебя выведу?
— Там часовых, поди, полно?
— Нету часовых у тех дверей, они за углом.
— Не побоишься? Как ты пройдешь потом ко дворцу?
— Коли надо, — пройду. Я охране загодя скажусь, чтоб помнили и пропустили.