Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только

Болотников Ермак

Рухнув на колени, я с трудом перевел взгляд на собственное, дрожащее тело, делая быстрые вздохи. То, что я видел… Это были все те смерти. Все убитые, все, кто отдался Ему. Уже не было смысла гоняться за ними, пытаться спасти или излечить. Сотни людей были мертвы, скованы в зеркалах… осколках своей же жизни. Вот, что он преподносит в жертву, вот, чем питается. Не просто надежда, не только эмоции, ни мысли, ни действия, ни слова, ни мечты. Он буквально собирал целые жизни, черпая из них силы и власть. Вот почему кровь у того гоблина была такая… Он забирает саму жизнь, привнося ее в жертву чему-то… Чему-то, что не должно вернуться в наш мир, и что жадное до смертных.

– Да… Вот к чему было это все. Вот к чему жертвы. Он создал четыре

осколка, не считая остатки его сущности, которых ты видел. Этого недостаточно для воскрешения, и твоими усилиями мы сделаем так, чтобы он потерял все, что создал.
– Араун вдохнул в меня чуть жизни, позволяя телу подавить волнение и слабость, поднявшись с колен.
– Наверное, у тебя есть вопросы… Скорее всего, их немало.

– Раз ты знаешь об этом месте, почему не уничтожил?
– Я взглянул на Арауна, что лишь чуть склонил маску. В сердце бился праведный гнев, жаждая возмездия.
– Почему… Это все еще существует!?

– Пойми, Рисс… Боги далеко не всесильны. Мы скованы теми же правилами, теми же обычаями, которые порой присуще смертным. Но сейчас… дело даже не в них. Смотри, если правда думаешь, что я сидел сложа руки, из своей собственной прихоти, глядя как он оскверняет смерть самым извращённым способом, измываясь над кругом жизни.
– Одним взглядом Араун устремил в висевшие зеркала свой сильнейший удар. Я чувствовал, как пространство изгибается, как само время вокруг него перестает иметь значение, как мощь одного из высших богов, соприкасается с зеркалом… И растворяется в нем, не нанося даже толики урона, даже не заставляя стекло треснуть.
– Это не моя воля… А законы, которые писались далеко не моею рукой, и которые к сожалению работают против нас. Это его мир, Руфи, и здесь собрано силы больше, чем у меня… Я лишь гость.

– Но раз на это не способен даже высший Бог, то что могу сделать я? На что способен человек… Не способный одолеть даже младшего бога, вооруженного одним лишь топором?

– Ты смертный… Мой друг, и если ты помнишь мои слова, Надежда доступна лишь вам одним. Смотри, почему мы не способны сломать игру Прометея, и зачем ему нужна была помощь смертных.

Араун вновь направил свой удар, на этот раз пытаясь пронзить насквозь сердце Надежды, но и в этот раз сила прошла насквозь, разорвав изнанку и оставив в ней быстро затягивающийся след. Тихо помолившись, я перевел взгляд, полный первородного ужаса, на Арауна, что мрачными, бесчувственными и пустыми глазницами обводил весь кратер, будто представляя, как еще можно показать мне, что он не способен на действия. Но признаться, это было лишним.

Я остался стоять, в тишине и беспокойстве, которое расползалось по мне, подобно пожару. Я видел многое в своей жизни. Очень многое, но в какой-то момент, это дело будто перестало иметь хоть что-то общее с реальностью. Словно затяжной кошмар… Такой явный, тягучий и отвратительный. Но даже уповать на то, что это было сном, являлось ошибкой. Нет, только больной разум мог претворить это в жизнь, только поехавший гений… Мог вообразить такое. И я не был им, до сих пор не был. А вот усталым и обессиленным смертным… Да, вот именно им я оставался. Значит, все это сотворили с ней смертные, полубоги, они сделали это с Надеждой… Они сковали ее, сделали для Прометея подспорье, помогли ему статью столь опасным. Я не мог в это поверить, не мог… Противиться. Это… Нет… нет, нет…

– Вижу, что ты боишься, это в порядке вещей… Но поверь, нет иного пути.
– Араун с печалью взглянул на меня, даже будто щадяще, как на животное, что было готово к усыплению.
– Но да… Такова судьба. Ты должен убить Надежду… Возможно, для всего человечества. И только этот путь… Сможет открыть нам возможность, для уничтожения Прометея. Жертва выбрана, остался лишь один вопрос, сможешь ли ты забрать ее жизнь.

Оставленные позади сомнения

Сознание цеплялись за любые остатки адекватности, в надежде успокоиться, но лучше не становилось, несмотря на отчаянные

попытки. Даже наоборот, мне стало казаться, что я задыхаюсь, что сердце вот вот готово вырваться из груди, что боль в висках уже никогда не закончится, что жизнь оставила меня где-то позади, уйдя вперед. Я не хотел этого делать, не хотел даже думать о том, чтобы сотворить нечто, сравнимое с убийством Надежды, с убийством не просто Бога, с убийством сущности, которая настолько плотно связана с миром живых, что давно стала его неотъемлемой частью. Как там говорится… Можно убить человека, но не идею… Что-же, это было послано к чертовой матери моей жизнью, моей работой и тем кошмаром, в котором я увяз, без, как бы то ни было иронично, надежды на хороший финал или любой альтернативный вариант, который мог бы меня спасти. Я был заперт в ловушке, с одним единственным выходом, который представлял собой вход в ад. Я не мог отступить, раз мог что-то сделать и помочь, не мог отступить, потому что Араун не позволит, не мог отступить… Потому как видел в этом тот малый шанс на действительно достойную смерть, такую… которая даст мне шанс на покой. Но перед тем, как воплотить в жизнь этот безумный план, я жаждал узнать как можно больше, как можно лучше оценить тот масштаб страданий, который возможно причиню для всего мира, искренне надеялся перед концом… Хотя бы утолить свой голод по правде. Нужно было добиться от Арауна откровений, которые я так долго и тщательно пытался найти, но получал лишь ошметки фактов и событий. Я не хочу быть слепым клинком, исполняющим приказы, мне хотелось знать, ради чего я, возможно, уничтожу Надежду во всем мире, и сам растворюсь в бесконечности. Отсюда не было пути, я уже был мертв, нет способа выбраться без помощи Богов, а мой покровитель… Отправлял меня на верную смерть.

– Почему мы не можем помочь ей? Очистить и спасти? Она не выглядит больной… Просто заточена в кандалы, не более, должен же быть способ разрушить их!
– Я с трудом встал рядом, унимая дрожь в коленях и пытаясь заставить себя говорить ровным, чистым голосом, но у меня критически не получалось не паниковать, у горла и в сердце завязался узел, давящий как на сердце, так и на разум. Голос был подобен плачу, нытью или безумному лепету, который лишь доказывал мне всю тщетность собственного положения.

– Пожалуй… Ты просто этого не видишь. Это действительно сложно для смертного, пусть и подобного тебе. Ее душа слишком долго была в симбиозе с болезнью, с миром, с Прометеем. Оторвав одно, непременно будет убито другое, она больше не способна на самостоятельную жизнь. На длительное лечение у нас нет средств и времени, и навряд ли вообще существует лекарство от этого проклятья, поэтому остается лишь только один способ. Это убийство.
– Араун уловил мой подозрительный, сощуренный взгляд, тяжело вздыхая. Я знал, что он тоже не чист помыслом, что нечто в его словах меня напрягло, заставило вновь вспомнить, кем он являлся. Хотелось ли богу смерти уничтожить Надежду? Получил бы он от этого выгоду? Должен был получить… Подобный исход был весьма разумен и логичен. Без надежды, у многих не останется стимула к жизни, а без него, они попадут в руки Арауна, согласившись на служение в качестве воинов, жрецов, рабов своего порочного бессмертия, данного взамен на душу и жизнь. Так Он обманывал Смерть, привнося ей вырванные сущности своих слуг, но оставляя себе тела и крохи самосознания. Весь этот план попросту не мог быть его чистосердечным желанием помочь Стив, за ним кроется циничный, прагматичный рассчет, и я знал это. И он знал, что я понимаю.
– Рисс… Я не стану оправдываться перед тобой, и иногда жалею, что решил взять тебя, вместо какого-нибудь могущественного идиота, способного идти напролом не задавая лишних вопросов.

– Так это значит план, да? Ты не хочешь помочь всем, ты хочешь помочь только себе, владыка. Смерть Надежды даст вечную жизнь десятком воинов, многим жрецам, предавшим свои судьбы в вечное забвение. Что дальше? Кто станет жертвой твоих воинов, против кого поведешь армию?
– Я открыто противостоял ему, давя и пытаясь некой “силой” получить желаемые ответы… Вздор, бесспорно, но что мне было терять. Раз выбор стоял между пламенем и обрывом, то перед смертью можно и насладиться видом.