Рука майора Громова
Шрифт:
Шелудяк вытянув вперед физиономию, откликнулся фальцетом:
— Директора гостиницы не особо чтоб, поелику он старый коммунист, а сапожника и коридорного, как положено.
— Вот видите, — повернул Бадмаев подбородок к Холмину, — какое дело получается. Директора еще, пожалуй, можно выпустить, а остальных никак. Ведь они теперь, для антисоветской пропаганды могут служить образцами.
— Наипаче показательными, — вставил Шелудяк.
Холмину усилием воли удалось, хотя и с трудом, выдержать взгляд энкаведиста и спокойно ответить на его
— Я прежде всего, беспокоюсь о пользе для дела, товарищ начальник.
— Это, конечно, хорошо. — сказал Бадмаев. — но я против освобождения Громовой.
— Поскольку врагиня явная, — визгливо добавил Шелудяк.
— Но, товарищи…
Восклицание Холмина оборвал звонок одного из телефонов, стоявших на столе начальника отдела. Бадмаев взял трубку и, приложив ее к уху, стал слушать. Постепенно его плоское, выхоленное лицо бледнело, потом начало сереть, принимая пепельный оттенок. Послушав с полминуты, он бросил трубку на аппарат и торопливо поднялся с кресла.
— Дождались, товарищи! В комендатуру только что прибыл особоуполномоченный Ежова. Произвел там панику, обругал всех и сюда идет.
Визг Шелудяка снизился до шепота:
— Держись, начинается! Предвижу терзания и чистку на все сто.
Бадмаев в волнении заходил по кабинету, растерянно гудя басом:
— Что делать, что делать? Приехал-таки. А у нас с чисткой неблагополучно. Следственные дела затягиваются. План арестов врагов народа не выполнен. По расстрелам тоже недовыполнение… С Угро отношения испорчены и он нам свинью, наверняка, подложит. А тут еще эта растреклятая «рука майора Громова». Что делать?
— Ну и дела. Совсем неважнец. Зело хреновые… Крышка… вотще… засыпка… вкупе…
Глядя на них. Холмин еле сдерживал смех. Набегавшись по кабинету, Бадмаев остановился перед ним.
— Вы, товарищ агент, пока идите и занимайтесь вашим делом самостоятельно. Нам теперь не до майорских «рук». Предстоит кое-что поважнее. Без вызова ко мне не являйтесь. Если с уполномоченным все обойдется благополучно, то дня через три-четыре я вас вызову.
— Слушаюсь, товарищ начальник, — сказал Холмин и направился к двери. Однако, не успел он взяться за ее ручку, как дверь стремительно распахнулась и на пороге выросла фигура в расстегнутом мундире энкаведиста с полковничьими знаками различия на воротнике.
— П-полковник, — произнес Шелудяк паническим полувизгом-полушепотом, испуганно присев и, сейчас же, вытянувшись в струнку. Бадмаев стал, опустив руки по швам. Глядя на них, невольно вытянулся и Холмин.
— Здорово, товарищи! С комприветом от Ежова. Стоять вольно! — произнес вошедший.
Трое в кабинете ответили ему по-разному. Бадмаев выдавил из себя растерянное и сокращенное гудение:
— Здрав… тов… особуп…
— Здра! — испуганно икнул Шелудяк.
— Добрый вечер, — довольно спокойно и совсем не по-военному ответил Холмин, на которого появление полковника НКВД но произвело такого панического впечатления, как на остальных.
— Отвечаешь
От его голоса и взгляда Холмин вздрогнул и поежился. Голос и глаза у полковника были неприятными: первый слишком властный и резкий, вторые слишком холодные и внимательные. Покоробило Холмина и то, что, еще не познакомившись с ним, энкаведист обратился к нему на ты. Поэтому Холмин ответил ему не особенно вежливо и опять не по-военному:
— Я еще не успел познакомиться со здешним уставом.
— Давно тут на вахте? — спросил энкаведист.
— На какой вахте? — не понял Холмин.
— Ну, на работе.
— Со вчерашнего вечера…
— Так вот, браток, изучи устав. Быстро. По-флотски. Понятно?
— Попятно…
Полковник развалистой походкой, покачиваясь из стороны в сторону, подошел к все еще стоявшим навытяжку начальнику отдела и его заместителю и, подавая им руку, сначала одному, а затем другому, сказал:
— Будем знакомы, товарищи. Я полковник НКВД Гундосов, особоуполномоченный по чистке у вас. С комприветом, так сказать, от самого Николая Иваныча Ежова. Поскольку ваш район приобретает военно-морское значение, то прислали сюда меня. Проведу у вас чистку по-флотски, на большой палец с присыпкой. Чтоб у меня был порядочек, как на военном корабле. Во как, братишечки.
Бадмаев и Шелудяк представились ему и почтительно пожали полковничью руку. Он вразвалку подошел к Холмину и спросил:
— А ты, братишка, кто тут такой?
Бадмаев поспешил вмешаться, не дав Холмину ответить:
— Это, товарищ особоуполномоченный, наш новый агент. Мы его мобилизовали на специальную работу.
— Откуда мобилизовали? — спросил Гундосов.
— Из тюрьмы, — запнувшись ответил начальник отдела.
— В качестве кого там работал?
— Не… работал. Находился под стражей, как подследственник.
— Ага! Значит, вы хотите его использовать как сексота. По части внутрикамерного освещения заключенных?
— Нет, товарищ полковник. У него другое задание.
— Какое?
Начальник отдела беспомощно оглянулся на своего заместителя. Тот злорадно ухмыльнувшись, отвел глаза в сторону и сделал вид, что очень интересуется окном. Гундосов накинулся на Бадмаева:
— Почему не отвечаешь старшему по чину?
— Дело в том, товарищ особоуполномоченный, — растерянно загудел начальник отдела, — что у нас здесь появилась… «рука майора Громова».
— Кто?
Бадмаев коротко, но довольно бессвязно рассказал о происшествиях последних дней. Выслушав его, Гундосов взорвался криком:
— Полундра! Гроб с музыкой! Что же это такое, братишечки? А? Кто вам тут позволил вражеские руки расплодить? А? Шуточками занимаетесь? Это вместо чекистской работы по чистке? Ах, чтоб вас морская корова доила, как я про все-это Николаю Иванычу в рапорте напишу? И куда он меня, после этого, загонит? И куда я вас до этого? Посажу! Всех троих! Расстреляю! К стенке! В расход!