Рука майора Громова
Шрифт:
— Это, значит, вы про меня произнесите всуе подобные словеса?
— Про вас. Вы мне мешаете.
— А ежели я хочу через вас подковаться по уголовщине?
— Это можно устроить в свободное от работы время. Если хотите, я буду вам читать небольшие лекции по криминалистике.
— Сие меня не устраивает. Мне желательна практика, — заявил Шелудяк.
Холмин потерял терпение.
— Гражданин капитан! Мы с вами не сработаемся. Поэтому интересующих меня подследственников я буду допрашивать одни.
— Я сего не
— Воспрещаю пускать его в камеры!
— Слушаюсь! — вытянулся надзиратель.
— Вот как? — зло сказал Холмин. — Тогда я сейчас же пойду к Бадмаеву и буду просить у него помощи.
Тоненько хихикая, Шелудяк злорадно произнес:
— Сумлеваюсь чтоб. Из сего узилища вас не выпустят без пропуска. А он у меня. Так что будете тут сидеть, дондеже не посинеете.
— Пожалуйста. С удовольствием! — воскликнул вконец обозленный Холмин и демонстративно уселся на скамейку надзирателя, стоявшую в коридоре.
Шелудяк удалился, хихикая. Холмин скрестил на груди руки, вытянул ноги к противоположной стене коридора и погрузился в размышления. Навязанное ему следствие по «делу о руке майора Громова» началось чрезвычайно глупо. А как оно кончится? И вообще, что это за таинственная рука, напоминающая заграничный кино-фильм. И почему капитан Шелудяк старается помешать расследованию? Что если это не спроста и не по глупости? Шелудяк, кажется, хитрая бестия…
Размышления Холмина прервал подошедший к нему надзиратель.
— Начальник отдела НКВД, майор Бадмаев, вас к себе требует. Звонил по телефону.
— А пропуск? — спросил Холмин.
— Приказано без пропуска выпустить…
Из тюрьмы Холмин вышел со вздохом облегчения. Он был рад, что его заключение в тюремном коридоре кончилось так быстро и благополучно.
Глава 7
Какой-то военный
Бадмаев встретил Холмина вопросом:
— Ну, удалось вам узнать что-нибудь о «руке майора Громова»?
Холмин отрицательно и очень решительно тряхнул головой.
— Нет, гражданин начальник отдела. Не удалось и не удастся.
В узких глазах энкаведиста мелькнула тень удивления.
— Что это вы сегодня так упаднически настроены? — спросил он. — Вчера у вас было совсем другое настроение.
— Мне испортили это настроение, гражданин начальник, — возбужденно заговорил Холмин, — с первых же шагов мешают работать. Выдумывают всякие тормоза.
— Кто?
— Ваш заместитель — капитан Шелудяк. Вчера он пытался посадить, меня в одиночку, а затем приставил ко мне конвоира. Сегодня, как хвост, увязался за мной в тюрьму и приказал не выпускать меня оттуда.
— Я уже дал ему нагоняй за то, что он оставил вас в тюрьме, — сказал Бадмаев.
— Вообще, гражданин начальник, — горячился Холмин, —
Бадмаев мотнул на него своим вдавленным подбородком.
— Хорошо, я распоряжусь, чтоб вам не мешали. Что вам нужно для работы сейчас?
— Прежде всего пропуск в камеры, где содержатся директор гостиницы, коридорный и Ольга Громова.
— Я позвоню в комендатуру. Еще что?
— У меня совсем нет денег. Не только на еду, но даже на трамвайный билет.
— Я распоряжусь. В комендатуре вы получите удостоверение агента и, на первое время 500 рублей. Проезд по нашему удостоверению всюду бесплатный. Питаться будете в нашем буфете, тоже бесплатно.
Бадмаев окинул его критическим взглядом.
— В тюрьме вы порядком обтрепались. Комендатура выдаст вам ордер в закрытый распределитель. Там выберете себе костюм, рубашку ботинки и всякую мелочь, какая вам потребуется. Что ещё?
— Больше пока ничего. Благодарю вас, гражданин начальник.
— Товарищ начальник, — поправил его Бадмаев.
— Почему? — удивился Холмин.
— Но ведь вы теперь уже не заключенный, а наш работник. Временно, по крайней мере. Имеете право ко всем обращаться со словом товарищ, — объяснил начальник отдела НКВД.
Коридорный гостиницы Захарчук по внешнему виду почти ничем не отличался от сапожника Ищенко. Обоих на допросах «расписали» и запугали приблизительно одинаково. Разговаривая с Холминым. Захарчук плакал, жаловался, что энкаведисты выбили ему четыре зуба и перебили ребро, и твердил, что в убийстве лейтенанта Карнаухова невиновен.
Директор гостиницы Селезнев был «расписан» и запуган значительно меньше а разговаривал более связно, чем коридорный и сапожник. Во время допроса его только избили, но — прокатить на конвейере» не успели. Обвинения в убийстве энкаведиста он отрицал категорически, хотя на допросе и «признался» в этом.
Беседы с тремя подследственными убедили Холмина в том, что ни один из них не имеет никакого отношения к убийствам и к «руке майора Громова». Однако, Селезнев сообщил Холмину кое-что интересное. По словам директора, приблизительно за полчаса до убийства лейтенанта Карнаухова, к нему в номер вошел какой-то военный, но никто из обслуживающего гостиницу персонала не видал, когда он оттуда вышел.
— Могли не заметить, — сказал Холмин.
— Нет, не могли, — возразил Селезнев. — По приказу из отдела НКВД, персонал гостиницы наблюдает за проживающими в ней и приходящими к ним. Посетитель Карнаухова мог выйти на улицу только через комнату дежурного.