Руна на ладони
Шрифт:
Тот нахмурился.
— Волк начал что-то подозревать. Я говорил — тебе следовало появиться на его корабле, пока он шел к Нордмарку.
— Тогда волчья невеста мне не поверила бы, — надменно бросила Хильдегард. — Конечно, её можно скрутить — но что я получу от безвольного тела? Оно может пригодиться твоим людям — но не мне. Мне нужно другое!
И я был прав, отправив Свейту в Ульфхольм, горячечно, зло подумал Ульф. Выходит, она нужна Хильдегард. Для чего? Понятно, что тут замешаны
— Уже не невеста, — усмехнувшись, объявил Торгейр. — Его жена. Оборотень объявил об этом своим людям. И спали они по пути в Нордмарк вместе, в одной каюте.
— Вот как? — Хильдегард внимательно посмотрела на Ульфа. — Ты сумел за пару дней уговорить девицу из другого мира не бояться твоих клыков? Силен, волк. Люди из Неистинного Мидгарда пугливы, уж я-то это знаю.
Она знает, уцепился Ульф за эти слова. Хильдегард уже имела дело с кем-то из Неистинного Мидгарда?
Дочь ярла Арнстейна повернулась к Торгейру.
— Она хоть выглядела довольной после него, эта волчья жена? Я знаю, что оборотни своих женщин не принуждают, им это не дано…
— Я бы назвал это робкой девичьей любовью, — насмешливо заметил Олафсон. — Если бы не знал, что она уже не девица. Да, она выглядела вполне довольной. И даже изображала из себя хозяйку в его каюте.
Припухлые губы Хильдегард снова округлились, пшеничные брови взлетели. Она вдруг весело выдохнула:
— Но это же меняет все! Значит, волчья жена сама прибежит сюда, стоит волку её позвать. Жаль, конечно, что та сказка, что я заготовила, не пригодилась. И труп Гуннульфа напрасно тух три дня в здешней кладовой…
Труп Гуннульфа, подумал Ульф. Выходит, глава оборотневой стражи все-таки не успел уйти из крепости вовремя. Но для чего им понадобился его труп?
А потом плетью хлестнула догадка. Гуннульф оборачивался в лунного волка, со светлой шерстью. Как он сам. А для людей все перекинувшиеся оборотни на одно лицо — вернее, на одну морду.
Они хотели показать Свейте труп Гуннульфа, выдав его за тело мужа. Затем, наверно, предложили бы защиту в обмен на её дар.
И все-таки что-то не связывается, судорожно решил Ульф. Есть ещё что-то…
— Выброси эту тухлятину в море, — равнодушно бросил Торгейр. — И будем надеяться, что волчья жена явиться, когда получит весточку от оборотня. Несколько дней у нас ещё есть.
Хильдегард улыбнулась. Посмотрела на Ульфа.
— А ты что скажешь, волк? Прибежит твоя женщина, если ты её позовешь? Отвечай.
И хоть сказано было мягко — но губы Ульфа шевельнулись.
Нельзя, яростно подумал он. Снова клацнул клыками, почти откусив себе половину языка — рана на котором успела немного зажить…
А следом он все-таки проговорил, невнятно, кулдыкающе, пока
— Не… не знаю. Я её опоил. Она не простит.
— Зачем? — Хильдегард взглянула с интересом.
— Хо… хотела идти со мной! — неровно пролаял Ульф. — Сюда!
— Вот и славно, — задумчиво сказала Хильдегард. — А то я уже подумала, что ты именно так её и получил, опоив и уложив под себя. Раз хотела пойти вместе с тобой — значит, беспокоилась за тебя. Раз беспокоилась, стало быть, прибежит.
Дверь мастерской вдруг с грохотом распахнулась, кто-то изумленно выкрикнул:
— Торгейр?! Что ты тут…
— Молчать! — резко приказала Хильдегард, глядя в сторону выхода. — Войдите. Но тихо, без болтовни.
В мастерскую послушно, безмолвно вошли трое стражников.
За раскрытой дверью, во дворе крепости, перекликались людские голоса. Оттуда тянуло тревогой, смешанной с ночной свежестью, где-то зло гавкнул пес…
— Кто у вас сегодня присматривает за стражей? — деловито спросила Хильдегард.
— Ярл Скаллагрим, — ответил один из воинов.
— Вот и хорошо, — нетерпеливо бросила она. — Раз вы успели крикнуть, думаю, сейчас сюда прибегут. Но это и к лучшему — с этим пора заканчивать. Приказываю вам выйти и охранять дверь. Тем, кто прибежит, скажете, что внутри находятся Гудбранд и Сигтрюг. Они хотят видеть ярла Скаллагрима, чтобы признаться ему в убийстве конунга Олафа. Никого, кроме ярла, не пускайте. Идите.
Мужики вышли, старательно прикрыв за собой дверь. Хильдегард снова посмотрела на Ульфа.
— Что ж… мы с тобой ещё поговорим, волк. И не раз. А сейчас приказываю — забудь все, что ты слышал здесь. Вы пришли в крепость, захватили Гудбранда и Сигтрюга. Ты пытками заставил их признаться в убийстве Олафа. Меня этой ночью ты не видел. Все понял, Ульф?
Ему вдруг стало тяжело дышать. Оборотень разинул рот, пытаясь глотнуть воздуха — но ребра словно стиснула чья-то громадная лапа, и вздохнуть он не смог. Тени, притаившиеся вокруг, стали чернее, потянулись к нему длинными когтями…
— Отныне ты будешь служить конунгу Торгейру — верно, как его правая рука, — объявила Хильдегард.
Торгейр, стоявший за её спиной, вскинул брови. Посмотрел на Ульфа насмешливо, но не сказал ни слова.
— И мне ты тоже будешь служить — как жене твоего конунга, — закончила Хильдегард. — А сейчас надень гривну. Люди не должны видеть тебя без неё.
Ульф качнулся, покорно сделал шаг в сторону Торгейра. В голове метались мысли — рваными кусками, в которых не было смысла…
Было что-то, что он должен помнить, вдруг всплыло у него в уме. Помнить и не забывать. Но что?