Русь. Строительство империи 5

Гросов Виктор

Карта перед глазами рябила. Я видел, как Оттон через Польшу Мешко тянется к Галичу, как Византия печенегов подзуживает, чтобы те мой юг разорили. А Куря со Сфендославом — это заноза, которую выдернуть надо немедля. Глобальные враги — они как тучи над головой, тяжелые, грозовые, но дальние. А эти двое — как волки у порога. Я прищурился, глядя на карту. Новгород — вот где моя сила сейчас. Если его не укрепить, не сделать крепостью, то дальше и думать не о чем. Киев важен, Галич нужен, но Новгород — это сердце севера, это мой щит.

Дверь скрипнула, вошли Добрыня

с Ратибором. Добрыня шагал тяжело, широкие плечи едва в проем прошли. Ратибор двигался тише, его тонкие жилистые руки поглаживали рукоять кинжала за поясом. Он уже оклемался, видать Вежа его подлатала. Я отодвинул карту в интерфейсе и поднял глаза.

— Садитесь, — сказал я, указав на лавки у стола. — Думать будем.

Добрыня сел первым, положил ладони на стол. Ратибор устроился рядом, скрестив руки. Я откинулся на спинку скамьи.

— Врагов у нас хватает, — начал я. — Оттон с запада, Византия с юга. Это не сегодня и не завтра, но они давят. А Куря с Сфендославом в Ростове.

— Ростов взять надо, — сказал Добрыня безапелляционно. — Пока они там сидят, покоя не будет.

— Верно, — согласился я. — Но сперва Новгород. Если он падет, все погибнет. Стены крепкие нужны, люди верные, казна полная. Отсюда и начнем.

Ратибор поднял взгляд.

— А Галич? — спросил он тихо. — Такшонь про Польшу говорил. Мешко там не просто так копья точит.

— Галич подождет, — ответил я. — Сперва север укрепим, сковырнем врагов ближних, а потом запад разберем. Есть еще под Киевом древляне и туровцы.

Добрыня провел рукой по столу, будто стирая пыль, хотя там и пылинки не было.

— Новгород — дело доброе, — сказал он. — Но люди устали. Бои, раны, казна пустеет. Чем держать будем?

Я усмехнулся, глядя на него.

— Казну найдем, Добрыня. Торговля, ремесла, налоги. А людей поднимем. Но Новгород — перво-наперво. Без него ни Ростов не взять, ни Киев не удержать.

Ратибор молчал, он пальцами по поясу провел, будто прикидывая что-то. Я знал, о чем он думает. О том же, что и я: время. Враги не спят, а мы только начинаем вставать на ноги. Катастрофически не хватает времени.

— Значит, Новгород, — подвел итог Добрыня. — С чего начнем?

— Со стен, — сказал я. — И с людей. Верных найдем, слабых прижмем. А там посмотрим.

Я поднялся. Ратибор с Добрыней сидели в раздумьях. Задачку я им задал нелегкую. Навести порядок в Новгороде.

Я шагнул к окну, выглянул во двор. Там, за частоколом, уже суетились люди — таскали бревна, чинили телеги. Жизнь шла своим ходом.

Бои, пожары, предательства — все это оставило следы. Город держался, но ему нужен был толчок, чтобы встать на ноги по-настоящему. Я отвернулся от окна, прошел к столу, где сидели Добрыня с Ратибором. Они вытащил сверток бересты. Там, корявым почерком, рунами, были записаны имена новгородских купцов — тех, что вертелись в городе, как рыбы в реке. Я пробежал глазами по списку.

Многие имена я знал. Одни шептались с византийцами, когда Скилица у ладьи зубы показывал, другие казну разворовывали по старой привычке, пока я

пытался навести порядок в первые дни захвата города. Но были и такие, про кого слухи ходили разные. Я остановился на трех именах. Первый — Олег, купец, который торговал мехами и медом. Второй — Вран, человек богатый, с ладьями на Волхове, но язык у него острый, а нрав скользкий. Третий — Дрык, старый торгаш, который с булгарами дела вел, но уж больно тихо сидел, когда предатели купцы с Скилицей якшались. Я положил бересту на стол, задумался.

Олег — имя чистое, Веслава его проверяла. Ни серебра византийского, ни слов подлых за ним не нашли. Вран — тот казну бы поднял, ладьи у него крепкие, да только веры ему нет: слишком много раз он на две стороны смотрел. Дрык — надежен, но стар, руки трясутся, да и желания у него мало, все больше о покое думает. Я прикинул в уме: Новгороду нужен не просто купец, а тот, кто город встряхнет, кто торговлю наладит и народ за собой поведет. Вран с его ладьями мог бы, но предаст при первой же угрозе. Дрык усидит на месте, но не поднимет ничего нового. Олег же — крепкий, честный, с хазарами дела крутит, да и народ его знает как порядочного, хотя и прижимистого. Но купец и должен быть таким.

Я поднял глаза на Добрыню, ткнул пальцем в имя Олега.

— Этот, — сказал я. — Олег. Слыхал про него?

Добрыня задумался, провел ладонью по бороде, будто память ворошил.

— Слыхал, — ответил он. — Человек твердый. Не из тех, что хвостом виляют. Меха его в Киеве брали, когда я там дружину снаряжал.

Ратибор наклонился к бересте, прищурился, будто буквы разглядывал.

— А Вран? Ладьи у него есть, серебро водится.

— Водится, — согласился я. — Да только он с византийцами шептался. Веслава следила, видела, как он их людям мед подносил. Не верю я ему.

— А Лрык? — не унимался Ратибор. — Стар, но надежен.

— Старость — не порок, — сказал я. — Но сил у него нет. Новгород не удержит, если буря грянет. Олег — он в деле проверен. Не запятнал себя, честен, крепок, народ его уважает.

Ратибор откинулся назад, скрестил руки. Добрыня посмотрел на меня задумчиво.

— Олег, значит, — сказал он. — Выбор твой, княже. Только пусть докажет свою преданность престолу.

— Докажет, — ответил я. — Зови его, Ратибор. Пусть явится к полудню.

Ратибор поднялся, шагнул к двери, а я повернулся к Добрыне.

— Наместник нужен, чтобы город ожил, — сказал я. — Торговля, ремесла, склады. Олег это потянет, если ему путь указать.

Добрыня согласился.

— Потянет, — сказал он. — Только казны дай. Без серебра он ни складов не построит, ни людей не соберет.

— Дам, — ответил я. — Из того, что с купцов-предателей взяли, выделю долю. Но пусть работает. Алеша еще шерстит город, выявляет негодников.

К полудню явился Олег. Дверь отворилась, вошел мужик лет сорока, крепкий, с широкими плечами, но без лишней спеси. Борода у него была аккуратно подстрижена, рубаха чистая, а в руках он держал шапку, не зная, куда ее деть. Я указал ему на лавку напротив.