Русь. Строительство империи 5

Гросов Виктор

— Илья, — начал Ярополк медленно, тщательно подбирая слова. — Ты верный мой воевода, и я ценю твою службу. Но… Великий князь Антон правит теперь Русью. Его слово — закон. И он предупредил нас об опасности. Добрыня прибыл сюда по его прямому приказу — собрать новую рать и подготовить город к возможной осаде. — Ярополк посмотрел на Добрыню. — Тысяцкий, твои полномочия подтверждаю. Ты отвечаешь за сбор, обучение и командование новым войском, собранным по указу Великого князя. — Он снова повернулся к Илье. — А ты, воевода, отвечаешь за старую дружину, порядок в городе и оборону стен. Но ты обязан оказывать тысяцкому

Добрыне всяческое содействие в выполнении приказа Великого князя. Не мешать ему. Помогать, если потребуется. Это ясно?

Илья Муромец стоял неподвижно. Желваки заходили у него на скулах. Он молча смотрел на Ярополка, потом перевел тяжелый взгляд на Добрыню. В его глазах не было покорности. Но приказа князя он ослушаться не мог.

— Ясно, княжич, — глухо произнес он.

Затем он резко повернулся и, не говоря больше ни слова, вышел из гридницы, хлопнув тяжелой дверью.

Добрыня проводил его взглядом. Формально он добился своего. Его власть была подтверждена. Обида и недоверие Ильи остались. И в решающий момент это могло сыграть роковую роль. Теперь нужно было работать вдвое усерднее, надеясь только на себя и на своих людей.

Илья Муромец, подчинившись прямому приказу княжича, больше не вступал в открытую конфронтацию, но его холодное молчание и подчеркнутое невмешательство были красноречивее любых слов. Его люди следовали примеру своего воеводы — приказы Добрыни выполняли неохотно, смотрели на северян исподлобья, а на новобранцев — с откровенным презрением.

Добрыня понимал, что в случае реальной опасности на людей Ильи можно будет рассчитывать лишь отчасти. Они будут защищать своего воеводу, своего княжича, свои дома, но сражаться плечом к плечу с «антоновскими» — вряд ли. Он удвоил усилия, пытаясь в оставшиеся дни сколотить из разношерстных новобранцев хоть какое-то подобие боеспособного войска.

Дни летели в бешеной гонке со временем. С утра до ночи на княжеском дворе и на пустырях у городских стен шла муштра. Добрыня и его верные северные дружинники гоняли сотни новобранцев, обучая их держать строй, рубиться мечом, колоть копьем. Получалось плохо. Мужики были неловкими, пугливыми, плохо понимали команды. Оружие держали неумело.

Одновременно он торопил ремесленников. Первые партии новых железных жетонов уже пошли в оборот, вызывая сумятицу на рынках. Важнее были самострелы. Мастера понемногу осваивали «заводской» метод Антона. На сборочных столах появлялись первые готовые изделия — тяжелые, неуклюжие на вид, при этом способные метать короткие болты с убойной силой. Добрыня лично испытал несколько образцов — били они мощно и точно. Жаль только, что готовых самострелов было еще слишком мало, чтобы вооружить хотя бы часть защитников стен.

Он пытался наладить систему караулов на стенах, расставить дозоры, усилить посты у ворот. Но и здесь натыкался на тихое сопротивление людей Ильи, которые считали стены своей зоной ответственности и неохотно пускали туда чужаков.

Он чувствовал себя словно в осаде внутри города, который должен был защищать.

Добрыня посылал небольшие разведгруппы в сторону Искоростеня, но они либо возвращались ни с чем, не рискуя углубляться в дремучие леса, либо не возвращались вовсе.

Ночь опустилась на Киев внезапно, после душного, тревожного дня. Город затих, погрузившись

в сон. Лишь на стенах перекликались немногочисленные караульные да лаяли где-то собаки. Добрыня долго не мог уснуть, ворочался на жесткой лавке в отведенной ему комнате в тереме. Плохие предчувствия сдавливали грудь. Он встал, подошел к окну. Луны не было, только звезды тускло мерцали в вышине. Внизу раскинулся спящий город. Казалось, ничто не предвещает беды.

И в этот момент тишину разорвал дикий, многоголосый вой. Он донесся не с одной стороны, а словно со всех сразу, из темноты, окружавшей городские стены. За воем последовали звуки боевых рогов — низкие, утробные, от которых стыла кровь в жилах.

— Тревога! Враги! — закричали на стенах.

Добрыня мгновенно выскочил из комнаты, на ходу запахивая кафтан и хватая меч. Во дворе уже метались разбуженные дружинники, слышались испуганные крики, ржание лошадей.

— На стены! Быстро! Занять свои места! — командовал Добрыня, пытаясь перекричать шум.

Он выбежал на стену. Картина, открывшаяся ему, была страшной. Со всех сторон к стенам катилась темная лавина — тысячи людей, вооруженных копьями, топорами, дубинами. Древляне. Они не стали долго осаждать город, они сразу пошли на штурм, надеясь на внезапность и численное превосходство. Лестницы уже приставляли к стенам, первые нападающие карабкались вверх.

Защитники — и люди Добрыни, и дружинники Ильи — отвечали стрелами, сбрасывали камни, рубили тех, кто добирался до верха. Закипел яростный бой. Крики раненых, лязг оружия, боевые кличи смешались в оглушительный рев.

Добрыня сам бросился в гущу схватки, рубя направо и налево древлян, пытавшихся взобраться на стену. Рядом сражались его верные северяне. Он искал глазами Илью, но не видел его. Где воевода? Держит ли он оборону на другом участке?

И тут, сквозь шум боя, до него донеслись новые крики, полные ужаса и отчаяния, но уже не со стен, а снизу, из города:

— Ворота! Ворота открыты! Враги в городе!

Как открыты? Кто открыл? Добрыня посмотрел вниз, в сторону Подола. Там уже бушевало пламя — горели дома. И оттуда неслись крики и шум битвы. Потом он услышал то же самое со стороны Копырева конца. И от Лядских ворот.

Не одни ворота. Все главные ворота Киева были распахнуты.

Предательство.

Страшное, чудовищное, тотальное предательство. Кто-то внутри города, имеющий доступ ко всем воротам, открыл их врагу. Это не мог быть один человек. Это был заговор.

Оборона стен потеряла смысл. Орды древлян уже вливались в город через распахнутые ворота, заливая улицы, убивая всех на своем пути. Защитники на стенах оказались в ловушке — враги были и снаружи, и внутри. Кто-то пытался пробиться вниз, в город, чтобы спасти семьи, кто-то прыгал со стен, разбиваясь насмерть.

Добрыня видел, как рушится все, что он пытался построить и гибнет город, который он должен был защитить. Он не успел. Не смог. Не разглядел змею, притаившуюся на груди Киева. Ярополк? Илья? Кто-то из бояр? Или все вместе? Сейчас это было уже не важно.

Вокруг него редела горстка его дружинников. Древляне лезли на стену со всех сторон, их было все больше. Они уже не встречали серьезного сопротивления. Добрыня отбивался отчаянно, меч его сверкал в свете пожаров, обагряясь кровью врагов.