Русь. Строительство империи 6

Гросов Виктор

— Риски есть всегда, — пожал я плечами. — Но сидеть и бояться — еще хуже. Кучюк борется за власть в степи. Ему нужна победа над хазарами и старой знатью, которую греки поддерживают. Наши интересы тут совпадают. Надолго ли — другой вопрос. Но сейчас нам этот союз выгоден. Ратибор, твои люди должны будут не только сопроводить караван, но и присмотреть за Кучюком. Нужна информация, что там у них в степи на самом деле творится.

Мы как раз начали обсуждать детали маршрута и состав охраны, как полог шатра откинулся, и внутрь, опираясь на крепкую палку и поддерживаемый под руку дюжим дружинником, шагнул Добрыня.

Я не видел

его несколько дней, с тех пор как поручил Искре заняться его лечением всерьез. Зрелище было тяжелое. Лицо представляло собой страшную маску из рубцов и шрамов. Левый глаз затянут бельмом, правый, единственный видящий, смотрел напряженно, с затаенной болью. Но он стоял на ногах. Двигался сам. И это уже было победой.

— Княже… — голос Добрыни прозвучал сдавленно, больше похож на хриплый шепот. Говорить ему все еще было трудно, но он говорил! Не мычал, не стонал, а складывал слова. Искра не зря свой хлеб ела, да и организм у богатыря оказался покрепче любого кремня. — Разреши… слово молвить.

В шатре повисла тишина. Все смотрели на моего верного тысяцкого, на живое свидетельство древлянской жестокости и византийского коварства.

— Говори, Добрыня, — мягко сказал я.

Он с трудом перевел дыхание, собираясь с силами.

— Слышал… поход… на юг… на Тмутаракань… Княже, — он сделал шаг вперед, чуть покачнувшись. Дружинник подхватил его крепче. — Прошу тебя… возьми меня с собой. Я… я должен быть там. Должен видеть, как предатель Ярополк ответит за все, — он неопределенно махнул рукой в сторону своего изуродованного лица. — Я смогу, княже! Сил хватит! Топор удержу!

В его единственном глазу горел такой огонь, такая ярость и жажда мести. Он действительно готов был, хромая и едва дыша, идти сотни верст на юг, лишь бы добраться до глотки Ярополка. И я его понимал. Ох, как понимал! Его желание отомстить было абсолютно естественным.

Но я видел и то, как тяжело ему дается каждый шаг, как напряжены его мышцы, как испарина выступила на лбу от одного этого короткого разговора. Нет, какой из него сейчас воин? Первый же серьезный бой, да что там бой — просто долгий переход по степи станет для него последним. Отправить его в поход — значит обречь на верную и мучительную смерть.

С другой стороны, оставить его здесь, без дела, наедине со своими страшными воспоминаниями и бессильной яростью — тоже не выход. Он же с ума сойдет, замкнется в себе, угаснет. Ему нужна была цель. Важная. Нужная. То, что заставит его жить дальше, бороться.

— Добрыня, — я подошел к нему, посмотрел прямо в его горящий глаз. — Ты один из самых верных моих людей. И я ценю твое рвение. Твоя храбрость мне известна. Но сейчас ты нужнее мне здесь.

Он хотел возразить, но я поднял руку.

— Поход на Тмутаракань — дело важное. Но не менее важно то, что останется у нас в тылу. Пока мы будем бить хазар, здесь, на севере, тоже не должно быть шатко. Мне нужен здесь человек, которому я могу доверять как себе. Человек с головой и опытом.

Я видел, как меняется выражение его лица. Ярость уступала место недоумению, потом — проблеску понимания.

— Ты останешься здесь, Добрыня. Во-первых, поможешь Илье. Наша «Кузница Воинов» — это будущее моей армии. Илья — вояка старой закалки, но ему нужен свежий взгляд, нужен тот, кто поможет наладить обучение новобранцев по-новому, кто присмотрит за порядком, пока старый богатырь будет гонять их на плацу. Твой

опыт бесценен. Во-вторых… — я чуть понизил голос, хотя все в шатре и так были своими. — Присмотришь за Искрой. Она хорошо поработала, поставила тебя на ноги. Но… сам понимаешь. Она — дочь Огнеяра, была со Сфендославом. Я ей дал шанс, но глаз с нее спускать нельзя. Будешь моими ушами и глазами здесь, в лагере. Докладывать мне обо всем важном через верных гонцов. Это — не менее почетная и ответственная задача, чем махать топором на юге. Справишься?

Он смотрел на меня долго, тяжело дыша. В его взгляде боролись разочарование и понимание. Он знал, что я прав насчет его физического состояния. И он понимал важность порученного дела. Это была не подачка и не попытка от него избавиться. Это была реальная задача, требующая его ума и опыта.

— Справлюсь… княже, — наконец прошептал он. — Не подведу.

— Знаю, что не подведешь, — я ободряюще положил руку ему на плечо. — А месть… Месть — блюдо, которое подают холодным, Добрыня. Придет и твой час свести счеты. Обещаю. А пока — набирайся сил. И помоги мне здесь.

Он медленно кивнул, уже без прежнего огня, но с вновь обретенным достоинством. Дружинник помог ему развернуться и выйти из шатра.

Я проводил его взглядом и повернулся к остальным. На лице Искры я не заметил никаких эмоций, но взгляд ее стал чуть более настороженным. Илья Муромец одобрительно крякнул — помощь опытного воеводы в лагере ему явно не помешает.

— Итак, с этим решили, — подвел я итог. — Ратибор, займись караваном немедленно. Срок — два дня на сборы и отправку. Охрану согласуешь с Ильей. Остальные — готовимся к походу.

Совет закончился. Мои воеводы и помощники разошлись, каждый получив свою порцию задач и головной боли. Ратибор умчался трясти казну и отбирать людей для каравана. Илья отправился в лагерь — строить новобранцев и отбирать бойцов для охраны степной миссии. Степа поспешил к своим мастерским — готовить оружие для Кучюка и проверять осадные машины, которые нам еще могли пригодиться. Искра, бросив на меня быстрый, непроницаемый взгляд, удалилась в свой лазарет — там у нее всегда хватало работы. Я остался один, если не считать двух охранников у входа. Присел на скамью, потер виски. Вроде все продумал, все учел. Союз с Кучюком — есть. План похода — намечается. Тылы — прикрыты, насколько это возможно. Добрыне дело нашлось, и то хорошо. Теперь главное — не сбавлять темп, отправить караван, собрать войско…

Размышления мои были прерваны самым бесцеремонным образом. Снаружи послышался топот копыт, хриплые крики, затем — тяжелое дыхание и сдавленный голос, требовавший немедленно пропустить его к князю. Охранник что-то буркнул в ответ, но его явно отодвинули. Полог шатра резко отлетел в сторону, и внутрь буквально ввалился человек. Вернее, то, что от него осталось.

Всадник. Судя по остаткам снаряжения — из галицкой дружины Такшоня. Весь покрыт слоем серой пыли, смешанной с потом и кровью. Одежда изодрана в клочья, на лице — глубокая, уже запекшаяся ссадина. Он тяжело дышал, хватая ртом воздух, глаза, красные от усталости и пыли, лихорадочно метались по шатру, пока не остановились на мне. Он узнал. Попытался выпрямиться, отдать честь, но ноги его подогнулись, и он оперся рукой о центральный столб шатра, чтобы не упасть. Конь его, видимо, пал где-то по дороге или остался снаружи — до того загнанный, что едва стоял.