Русская фольклорная демонология
Шрифт:
Жили-пожили два брата да две хозяйки [их жены — В. Р.]. Вот братья и пошли бурлачить. Да и померли. А хозяйки все их дожидаются. Ну, посли и доведались [после и узнали — В. Р.], што те померли. Да и говорят:
— Хотя бы мертвыми повидать.
Ну, вот те мертвяки и пришли. Бытто живы они, а все наклепали [распустили ложные слухи об их смерти — В. Р.]. Пришли, да старшой невестке и говорят:
— Топи байну.
Она байну топить, а ей маленка девушка [дочь — В. Р.] была. Она к матке прибежала, да и говорит:
— У тяти да у дяди глаза медны, зубы — железны.
Хозяйка и догадалась, что то беси. Взяла девушку, да в сарай. А в избе беси молодуху душат, ребят грызут. От тех загрызли да за этой в догоню. В байне искали — нету, в клети искали — нету. Пошли на сарай.
— Вот она где!
Стали двери грызть. Грызут, грызут, щцепочки летят. Хозяйка богу молится. Дыру прогрызли да в сарай. Те за коня прятаться. Налетели беси на коня. Конь зубами грызет, конь бьет. Они коня одолели, до хозяйки подступают. Она ухватила петуха, ткнула иголкой в горло, он и закричал.
Беси и пали на лицо.
Тут хозяйка побежала за соседом. Бесям спины осиновым колом пробили. [Одна — В. Р.] хозяйка к отцу жить ушла, а [вторую — В. Р.] молодуху так и загрызли [1571] .
1571
Карнаухова. 2009. С. 103–104.
Как нетрудно догадаться, покойника обычно встречают на кладбище: «на кладбищах, как рассказывают, часто видят покойников, особенно церковные сторожа. Встают они из могил в белых саванах и тянут веревку сторожевого колокола, помогая сторожу звонить и вступая с ним в разговоры» [1572] . Считается, что покойник «живет на кладбище» [1573] , гроб и могила — его дом. Осмысление могилы как нового дома для покойника многообразно отражается в традиционной культуре: в словах, используемых для именования гроба (домик, домовина, домовище), в ритуальной имитации пространства избы внутри гроба и на могиле (прорезание окошек в гробу, установление надгробного памятника в виде дома), в поэтических формулах погребальных плачей («горенка без окон», «благодатный дом») и т. п. [1574] В олонецком рассказе жених-мертвец увозит свою живую невесту на кладбище: «ну вот они приехали к ограду и к могиле. Яма большая и глубокая. Он [мертвец — В. Р.] и говорит: “Вот мой дом”» [1575] .
1572
Власова. 2018. С. 507.
1573
Власова. 2015. С. 869.
1574
Седакова. 2004. С. 139.
1575
Власова. 2015. С. 612.
Сельское кладбище в лунную ночь. Картина Алексея Саврасова. 1887 г.
www.wikiart.org
В ряде текстов покойники на кладбище ведут себя весьма активно: «[в полночь — В. Р.] все они [покойники — В. Р.] из могилок подымаются — и прямо к речке. Напьются — и, как только зачнет кочет полночь отпевать [петух петь — В. Р.], опять в свои могилки кидаются» [1576] , «в субботу на воскресенье, вечером, все покойники с погоста собираются в церковь к службе. Ходят со свечами вокруг церкви. Свечи горят синим огоньком» [1577] . Покойники на одной территории образуют сообщество, при появлении нового мертвеца они могут петь или ругаться, если новичок «не на свое место ляжет» [1578] .
1576
Власова. 2015. С. 597.
1577
Власова. 2015. С. 598.
1578
Черных. 2004. С. 84.
Здесь несколько слов следует сказать об особом мифологическом персонаже — «хозяине кладбища» [1579] , «привратнике», «приворотнике» [1580] . Происхождение этого персонажа связывают с первым покойником, похороненным на новом кладбище [1581] , который считался «родоначальником всей кладбищенской общины “предков”» [1582] . Напротив, согласно другим свидетельствам, «приворотником» назначался последний умерший в селе: «как только донесут из села покойника до ворот кладбища, он становится приворотником — и стоит на своем посту до появления следующего покойника, с появлением которого он идет и ложится в могилу» [1583] , «[на воротах покойник — В. Р.] стоить, пока другой его не сменит» [1584] . В смоленской быличке старик ночует на кладбище. Там он видит, как покойники просят разрешения у «хозяина» отправиться с кладбища в деревню, чтобы поучаствовать в поминках. Покойники зовут с собой и «хозяина», но тот отвечает, имея в виду ночующего на кладбище старика: «мне сиводни нильзя: у мине нашлежник начуить» [1585] . Эта сюжетная схема (человек, оказавшись во владениях демона, просится на ночлег или просит о защите — демон принимает человека под свое покровительство, защищает от других враждебно настроенных демонов) характерна для рассказов и о других мифологических «хозяевах» (например, об обдерихах в бане — см. главу «Банник и обдериха» ). Пересечение представлений о покойниках и духах-хозяевах встречается и в рассказе из Архангельской губернии. Солдат спасается от покойника-людоеда и забегает в часовенку, где лежит другой мертвец. Людоед ломится внутрь, а мертвец встает из гроба и говорит: «В моем дому, в моей защите!», затем вступает в драку с покойником-преследователем [1586] .
1579
Власова. 2015. С. 869.
1580
Власова. 2015. С. 598.
1581
Власова. 2015. С. 869.
1582
Плотникова. 1999. С. 504.
1583
Власова. 2015. С. 598.
1584
НДП 2. С. 103.
1585
Добровольский. 1891. С. 125.
1586
Власова. 2015. С. 619.
Подьячий и смерть. Лубок XIX в.
Иванов Е. П. Русский народный лубок / Е. П. Иванов. — Москва: Изогиз, 1937
Во многих рассказах покойник приходит в свой дом. «Незаконное» (вне поминальных дней) возвращение покойника с кладбища, появление его в доме расценивается как аномальное и опасное: «приход умершего вне установленных поминальных сроков нередко трактуется как нарушение устоявшегося, повседневного хода бытия — тревожащее либо грозящее бедой» [1587] . В некоторых текстах подчеркивается, что встреча живого с покойником в «норме» должна происходить именно на территории последнего, на кладбище. Например, в новгородской быличке муж говорит явившейся в дом покойнице-жене: «Куда свезена, так и поди с Богом, а нам с Фенькой [1588] и без тебя хорошо», на что жена отвечает: «Топерь уж я больше к тибе не приду, топерь уж ты ко мне иди» [1589] . Та же идея отражена в обычае на Пасху класть на могилу яйца со словами: «Христос Воскресе! Вот вам яичко, чтобы не трудиться ходить за ним к нам!» [1590] .
1587
Власова. 2015. С. 860.
1588
Скорее всего, имя дочери или сына, сокращенная форма от имен Парфён, Марфа, Фёкла и др. Посещение мертвой матерью живых детей — распространенный фольклорный сюжет.
1589
Власова. 2015. С. 604.
1590
Власова. 2015. С. 861.
Согласно одному свидетельству из Сургутского края, «мертвецов, подозреваемых в еретичестве [то есть в том, что они стали ходячими покойниками-людоедами — В. Р.], оставляли “на испытание” в церквях,
1591
Власова. 2015. С. 616.
1592
Власова. 2015. С. 620.
1593
Власова. 2015. С. 607–608.
1594
Зиновьев. 1987. С. 285.
С колокольней связан севернорусский сюжет о колокольном мане. Ман — это «нечистый дух, живущий в доме, бане или на колокольне» [1595] , «призрак, покойник, обитающий на колокольне» [1596] . В разных вариантах истории хвастливая девка [1597] или парень [1598] вызывается ночью подняться на колокольню и позвонить в колокол. Там встречает мертвеца (мана) и крадет у него красный колпак [1599] , золотую шапочку [1600] , платок [1601] или саван [1602] . Вскоре ман приходит к похитителю и требует свою вещь обратно. В одном из вариантов ему возвращают колпак, но покойник хватает человека за руку, из-за чего тот погибает. В других вариантах девушка пытается вернуть предмет просто через окно, однако мертвец требует: «Неси туда, где взяла» [1603] , «принеси на кладбище да там на меня и надень [колпак — В. Р.]» [1604] . Девушка боится относить колпак покойнику, поэтому ее отец просит священника отслужить обедню. Во время церковной службы поднимается вихрь, хватает девушку и бросает оземь: «девки не стало, только одна коса от нее осталась» [1605] . Есть рассказ, где девушка выполняет требование, однако «с этыя поры <…> стала как в воду опущенная, смирная страсть какая стала, не стала на беседу больше ходить и песни петь» [1606] .
1595
СРНГ 17. С. 354.
1596
Власова. 2018. С. 416.
1597
Власова. 2015. С. 639.
1598
Зиновьев. 1987. С. 286–287.
1599
Власова. 2018. С. 355–356.
1600
Власова. 2018. С. 356.
1601
Зиновьев. 1987. С. 287.
1602
Афанасьев 3. С. 112.
1603
Афанасьев 3. С. 112.
1604
Власова. 2015. С. 639.
1605
Афанасьев 3. С. 113.
1606
Власова. 2015. С. 639.
Иллюстрация к стихотворению Пушкина «Утопленник».
Нива. Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни. — № 21. — Санкт-Петербург: Издание А. Ф. Маркса, 1889. — С. 49
В одном селе жил мужичок с дочкою девицею, которая считалась полудурочкою и была гораздо неопрятна — под носом у нее постоянно висели сопли. Вот он однажды зазвал к себе швецов [портных — В. Р.] для починки и шитья платья. Шили они несколько дней. В один из вечеров швецы начали над девушкой подшучивать и называли ее трусихою и между прочим сказали, что ей не сходить ночью на колокольню; она заспорила, что хочет сходить и даже позвонить. Они начали ее еще больше подзадоривать; она с досадою оделась и ушла; была полночь. Приходит сначала на кладбище, а потом приближается к колокольне, входит на первую лестницу и видит, кто-то там сидит в колпаке — луна немного отсвечивала; она подумала, либо это ман, а то и покойник, и говорит: «пусти меня на колокольню», — ман отвечает: «не пущу», она ему с угрозою: «я с тебя сорву красный колпак», сдернула с него колпак и побежала домой. Приходит в свою избу и с насмешкой обращается к швецам: «нате поглядите, я была на колокольне и даже сорвала с кого-то колпак». Швецы переглянулись между собой и сказали: «ай да девка, молодец!» Вдруг под окном раздался голос: отдай мой красный колпак, отдай мой красный колпак». Швецы и хозяин стремительно бросились кто на печку, кто на полати, а там притаились и шепчут оттуда: «поди отдай дура, колпак, а то нам всем худо будет»; голос за окном опять повторяет: «отдай мой красный колпак». Девушка решилась, вышла в сени и потом на крыльцо и протянула руку с колпаком — ман схватил ее за руку, а потом взял поперек и разорвал надвое. Ночью ни отец, ни швецы не смели выдти, а утром ее нашли около крыльца разорванною пополам [1607] .
1607
Смирнов. 1917 1. С. 297.
«Правильные» мертвецы являются в мир живых в особые, поминальные дни. Во многих текстах покойников встречают в течение сорока дней после смерти или на сороковой день, специально отведенный для поминок. В смоленской быличке мертвые отправляются с кладбища в деревню, чтобы непосредственно поучаствовать в поминальной трапезе [1608] . В другом тексте покойник приходит на собственные поминки через год после смерти [1609] . Согласно нижегородским поверьям, мертвецы возвращаются в свое земное жилище на сороковой день «попрощаться». В этот день они зовут родственников по имени, хватают их за одежду, разыскивают по дому свои срезанные при жизни ногти и волосы, чтобы забрать их с собой [1610] .
1608
Добровольский. 1891. С. 125.
1609
Власова. 2015. С. 603.
1610
Корепова. 2007. С. 150.
У сестры мужик [муж — В. Р.] помер. Она стала готовиться к году [поминкам через год после смерти — В. Р.]. Вызвала меня на гон [1611] . Она чугун выгнала самогонки:
— Возьми, догонь, а я посплю.
А я пошла за снегом на двор. А ен [муж-покойник — В. Р.] стоит против окна и глядит против угла. На угол оперся и глядить в окошко. Я не боялась ничого.
После говорю [сестре — В. Р.]:
— Ну, Марин, приходил.
— Ой, что же ты меня не разбудила!
— А может, табе не показался бы ен.
Глазы вскинул, поглядел, поглядел. В той одежде, в которой со двору ехать [1612] .
1611
Судя по контексту, помогать готовить («гнать») самогон к поминальному столу. Дальше сестра просит рассказчицу продолжить приготовление напитка, пока она сама будет спать («догонь, а я посплю»). Вероятно, рассказчица пошла за снегом, чтобы не ходить за водой к колодцу.
1612
Власова. 2015. С. 603.