Русский агент Аненербе
Шрифт:
Старший монах трижды обошёл оракула, разбрызгивая вокруг него освящённую шафрановую воду из серебряного сосуда, и очертил границу между мирами. Затем он поднёс к лицу медиума дымящуюся чашу с отваром священных трав — оракул глубоко вдохнул пары, его зрачки расширились так, что в их чёрной бездне я увидел собственное отражение. Дыхание мальчика участилось ещё больше.
По мере нарастания ритма барабанов оракул начал раскачиваться — сначала едва заметно, потом всё сильнее. На его лбу выступили крупные капли пота, несмотря на холод высокогорного храма. Внезапно глаза закатились, оставив лишь
Я понял, что кульминация близка… На голову оракула водрузили массивный шлем с пятью знамёнами. В этот момент его тело будто пронзила молния — он вздрогнул, издал нечеловеческий звук и выгнулся дугой. Лицо исказилось, черты заострились, на губах выступила пена. Помощники-монахи подхватили его под руки, когда он начал судорожно дрожать, чтобы он не рухнул на пол.
В священной тишине, наступившей после удара гонга, оракул резко выпрямился и широко раскрыл глаза…
Клянусь, это уже был не взгляд человека — в его расширенных зрачках отражались иные миры. Тело медиума теперь стало лишь сосудом для духа Дордже Драгдена, и начался священный диалог между мирами, когда устами человека говорит божество, а смертные могут задавать вопросы о судьбах Тибета, мира и получать ответы из потустороннего.
Так сквозь века и поколения передается древняя традиция, где граница между физическим и духовным становится проницаемой, а человек — мостом между мирами.
Когда последний из тибетских монахов отошёл от оракула, я шагнул вперёд. Медиум казался измождённым — лицо покрылось тонкой плёнкой пота, дыхание было тяжёлым и прерывистым. Но глаза… глаза сияли неземным светом, отражая присутствие древнего божества-защитника.
— Приветствую тебя, Дордже Драгден, хранитель тайн и защитник Дхармы, — произнёс я на тибетском, склоняясь в глубоком поклоне. — Я пришёл издалека, чтобы задать вопрос великой важности.
Оракул повернул голову ко мне, иностранцу, с неестественной резкостью. Когда он заговорил, его голос звучал словно несколько голосов одновременно — низкий, раскатистый, с вибрирующими обертонами, от которых по моей спине пробежала холодная дрожь.
— Спрашивай, — голос Дордже Драгдена гудел, как землетрясение, сотрясая воздух.
Я с трудом подавил дрожь в руках. Моя одежда, пропитанная запахом снега и пота, внезапно показалась мне слишком тяжёлой.
— Я знаю, кто ты, человек Запада. Знаю, зачем ты пришёл ещё до того, как ты открыл рот. Твои мысли подобны кострам на склоне горы в ясную ночь.
Я собрался с духом и произнёс:
— Великий защитник, укажи мне путь в Шамбалу. Я ищу его много лет, изучил древние тексты, прошёл через испытания, очистил свой ум. Теперь я готов совершить последний переход.
Тело медиума внезапно напряглось, словно натянутая тетива. Лицо исказила гримаса, напоминающая одновременно улыбку и оскал.
— Укажи путь в Шамбалу… Я заплачу любую цену, — сказал я Дордже Драгдену.
— Любую цену! — оракул начал смеяться.
Его смех был похож на гул обвала в горах.
— Ты когда-то так же сказал ему…
— Кому? — недоумевал я. — Кому я сказал?
— Я не могу говорить… Потому что это был ваш договор… А не мой…
—
— Нет, — прогремел голос Дордже Драгдена. — Ты не готов. Твоё сердце полно желаний, твой разум загромождён знаниями, но лишён мудрости. Твои руки тянутся к сокровищнице, но твоя душа ещё не познала себя. Ты пришёл, чтобы взять дар для своего хозяина…
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, но не отступил.
— Я искал истину всю свою жизнь. Я отказался от богатства, от положения в обществе, от семьи. Что ещё я должен отдать?
— Всё это — внешние отречения, — ответил дух. — Так было прошлый раз, когда ты заключил свой первый договор… А что с внутренними? Ты отказался от своей гордыни? От жажды обладания тайным знанием? От желания превзойти других?
Я опустился на колени прямо перед оракулом.
— Прошу, направь меня… Направь мой дух… — мой голос дрогнул. — Я не совершенен. Но моё стремление искренне. Я знаю, что Шамбала — не просто место на земле, а состояние сознания. И всё же… я должен найти этот путь. Не ради славы или могущества, но ради знания, которое может помочь многим.
Оракул внезапно захохотал — резкий, неестественный звук эхом отразился от стен святилища. Пламя масляных лампад затрепетало, словно от порыва ветра.
— Знаешь ли ты, чего просишь, человек Запада? Шамбала откроется лишь тому, кто готов отречься даже от самого желания найти её. Парадокс, который не разрешить логикой.
— Я понимаю это, — тихо ответил я. — И всё же… я должен попытаться. Не ради себя. Времена меняются, мир на пороге великих потрясений. Мудрость Шамбалы может указать путь к гармонии.
Наступила тишина. Казалось, сам воздух застыл в ожидании. Оракул закрыл глаза, его дыхание стало ровнее. Когда он снова заговорил, его голос звучал иначе — словно далёкий горный поток, тихий, но неудержимый.
— Я вижу твоё сердце, Франц Тулле. Вижу искренность, скрытую под слоями сомнений. Вижу свет, пробивающийся сквозь тени. Я дам тебе кое-то другое…
Медиум внезапно вытянул руку и коснулся моего лба. Прикосновение было обжигающе холодным. Его глаза распахнулись — зрачки расширились, полностью поглотив радужку, превратив глаза в бездонные чёрные колодцы. Помощники, которые только начали подходить к медиуму, отшатнулись и испуганно зашептали. По обрывкам их разговора я понял — такого ещё никогда не случалось, чтобы божество открыло новую свою ипостась.
Оракул поднялся, но теперь его движения стали резкими, угловатыми, словно тело управлялось невидимыми нитями. Его голос звучал иначе — ниже, глубже, с металлическим оттенком, который, казалось, проникал прямо в кости.
— Не уходи ещё, искатель. Я должен показать тебе то, что ты должен увидеть.
Я замер, ощущая, как невидимая сила приковывает меня к месту. Голова оракула дёрнулась, и он сделал странный жест рукой — словно разрывал невидимую завесу.
В тот же миг моё сознание взорвалось видениями. Я больше не находился в храме — я парил высоко над землёй, глядя на континенты, раскинувшиеся внизу. Сначала передо мной открылась Европа — знакомые очертания побережий и горных хребтов. Затем земля внизу начала меняться…