Русский агент Аненербе
Шрифт:
Я увидел на берегу уже знакомого старика. Я обратился к нему с просьбами поведать мне о сути моей находки. Он ответил мне — это фрагмент священного ясеня Игдрасиль, мирового древа, соединяющего девять миров. Старик спросил меня, знаю ли я свое предназначение? Я ответил, что не знаю. И он сказал мне, что это есть моя судьба. Со мной был заключен договор. Я должен изготовить ларец куда помещу наконечник копья. Я спросил его, почему судьба удостоила меня такой чести? Что еще я должен сделать? Он ответил, что я должен еще обрести руны. И тогда для меня откроется врата в девять миров, и я должен вернуть Одину наконечник его копья. Сказав это, он исчез, как и в прошлый раз ушедши от меня в туман. Боги даровали
А пока я сижу в своей каюте при свете масляной лампы и записываю эти строки. Снаружи воет ветер, и мне кажется, что в его завываниях я слышу голоса эйнхериев, призывающих меня к великим свершениям. Что ждет меня дальше? Какие еще тайны откроют мне боги? Время покажет, а пока я должен сосредоточиться на создании ларца, достойного хранить священную собственность Одина. Но я продолжаю взывать к своему разуму и ясному уму торговца… Как это возможно? Древние сказания гласят, что Игдрасиль существует вне материального мира, являясь духовной осью Божественной Вселенной. И все же… этот кусок древесины излучает такую силу, которую невозможно спутать ни с чем иным. На его поверхности я различаю руны, почти стертые временем, но все еще хранящие древнюю мудрость…'.
Лебедеву казалось, что остановилось время. Его фантастический перенос личности или пусть, это перенос сознания в тело немецкого ученого из Аненербе, не менее сказочнее тех приключений Дитриха фон Любека, о которых он пишет в своем дневнике. Но у него уже совершенно четко возникло чувство, что его невероятное перевоплощение как-то связано с Дитрихом фон Любеком и то, что говорил Вюст о рунах.
«Господи, как это все может быть возможным!», — вздохнул он.
Ему необходимо дочитать записки ганзейского купца, чтобы понимать, что делать дальше и главное, как вести диалог не только с президентом Аненербе, но и с Гиммлером. Лебедев снова погрузился в чтение:
'Я продолжу свой рассказ о том, что было дальше после того, как я обрел чудесный кусок древа Игрдрасиль. Я осторожно завернул находку в чистое полотно и вернулся на корабль. Всю ночь я провел в своей каюте, изучая этот удивительный кусок древа. При свете лампы руны, кажется, начинают светиться и мерцать подобно звездам собственным внутренним светом. Мне удалось разобрать несколько слов: «Путник, познавший тайну древа, обретет мудрость девяти миров…» Но тучи сгущались надо мной.
Команда замечает перемены во мне. Говорят, что мои глаза теперь горят странным огнем, а речь стала походить на древние скальдические песни. Мои люди боятся и трепещут в присутствии меня… Возможно, они правы. С тех пор как я прикоснулся к древесине Игдрасиля, мир вокруг изменился. Я вижу то, что прежде было скрыто от глаз смертных: тонкие нити судьбы, связывающие все сущее, тени альвов, скользящие по волнам, отблески далекого Муспельхейма в северном сиянии.
Завтра мы продолжим путь на север. Что-то подсказывает мне, что это только начало удивительного путешествия. Фрагмент Игдрасиля словно указывает путь, он указывает направление на Север, и я должен следовать этому зову. Куда приведет меня эта дорога? К каким тайнам древних богов? Время покажет…'
Дальше запись прерывалась, лишь несколько рунными символов, начертанных дрожащей рукой, завершали записи. Лебедев внимательно осмотрел дневник. Первые страницы не имели логического начала — отсутствовало вступление и авантитул. Он закрыл дневник и повернул к себе обрезом. Видно, характерная едва заметная щель между форзацем и нахзацем обложки и блоком листов. Константин снова открыл книжицу и потеребил ногтем нитки сшивки — без сомнения не хватает нескольких последних страниц. Дневник Дитриха фон Любека написан на очень
«Капец… Хрень какая-то! Девятые врата Романа Полански, какие-то…», — он разочарованно закрыл книжицу.
Увлеченно читая дневник торговца, Лебедев и не заметил, как на Берлин опустились сумерки, а за окном небо заволокли серые тучи и начал моросить типичный для этого времени года дождь.
«Но ясно одно, Дитрих стал свидетелем, нет, скорее участником фантастических событий, связанных германо-скандинавской мифологией… Фантастических!?», — усмехнулся он, — «ты на себя посмотри, сидишь в 41-ом году прошлого века в эсесовской форме в самом центре гнезда фашистской идеологии… Нет к черту! Но возникает вопрос. Какая есть связь между тремя людьми: Дитрих фон Любек, Франц Тулле и Константин Лебедев?».
Внезапно зазвонил телефон на столе прерывая его размышления. Лебедев вздрогнул от неожиданности и медленно протянув руку взял трубку:
— Гауптштурмфюрер Тулле, слушаю, — сказал он.
— Хайль Гитлер! — ответили на том конце провода.
Лебедев ответил на приветствие.
— Эссман Рудольф Ранке, — представился связист.
— Я слушаю эссман.
— Соединяю с оберштурмбанфюрером Янкуном.
— Хорошо…
Раздался щелчок. После всех приветствий Гереберт Янкун сказал:
— Дорогой Франц, не могли бы вы ко мне зайти? Вальтер рассказал вам о находке одной из наших зондеркоманд. Хочу обсудить с вами детали.
Кабинет Герберта Янкуна находился почти рядом, на третьем этаже, только в другом конце коридора.
«Чего он сам не зашел? Тут два шага и всего-то…», — подумал Лебедев, открывая дверь исследовательского отдела раскопок.
Просторный в неоготическом стиле кабинет Герберта Янкуна являл собой странный образец, где некий беспорядок, который говорил о том, что хозяин здесь бывает не часто сочетался с академической строгостью.Массивные дубовые панели до середины стен — выше светлые оштукатуренные поверхности, украшенные картами древней Европы и множеством фотографий археологических раскопок. Тут же у стены свалены в кучу рюкзаки с полевым оборудованием и походными вещами. Но центральное место занимал внушительный письменный стол из красного дерева с резными ножками в виде грифонов. На столе — массивная бронзовая настольная лампа с зеленым плафоном, папки с документами, несколько кип археологических журналов и пепельница из темного стекла.
В углу — высокий застекленный шкаф, где за толстыми стеклами видны старинные фолианты в кожаных переплетах и огромное количество археологических артефактов — керамические черепки разных размеров и форм, бронзовые фибулы, фрагменты древних рукописей, неолитические статуэтки, изъеденный временем короткий римский меч, камни с высеченными на поверхности древними рисунками и прочие предметы представляющие интерес лишь только для археологов.
На стене за креслом Янкуна — внушительный портрет Генриха Гиммлера в черной эсэсовской форме. Под ним — знамя Аненербе с рунической символикой. В углу примостился старинный глобус на витой подставке, а рядом — небольшой столик с графином и хрустальными бокалами. Массивное кожаное кресло Янкуна и два более простых кресла для посетителей дополняют обстановку.
«У них у всех что ли глобусы в кабинетах», — подумал Лебедев.
Воздух пропитан запахом табачного дыма, старой кожи и пылью. Где-то в глубине комнаты тикали старинные напольные часы.
Янкун, мужчина средних лет в строгом костюме, а не в форме СС перебирал бумаги на столе.
Увидев Лебедева, он быстро вскинул руку, в ответ и встав, вышел из-за стола встретить гостя, как говорят в таком случае «на коротком расстоянии».
— Мой дорогой Франц, прошу присаживайтесь', — Янкун указал на одно из кожаных кресел.