Русский агент Аненербе

Шмокин Дмитрий Анатольевич

— Охренеть, — прошептал Константин, смахивая дрожащей рукой слой пыли с крышки. — Если я правильно понимаю руны… «Дерево ужаса, скакун висельника»…

Он несколько секунд задумчиво кусал губы, потом сказал:

— Кровь Одина, дарующая руны…

Он аккуратно приподнял крышку. Внутри лежал наконечник копья с обломком древка. Наконечник, украшенный множеством рун, сверкал в полумраке, словно его только что выковали и отполировали. Лебедев вытащил из кармана хлопчатобумажные перчатки и быстро натянул их на руки, потом, благоговейно выдохнув, взял артефакт.

—

Охренеть, — еще раз пробормотал он. — Я никогда не видел таких рун. Если я правильно понимаю, что держу в руках, то это то самое копье, которым Один пронзил себя перед тем, как повеситься в ветвях священного ясеня, древа мира.

— А зачем он повесился? — так же шепотом спросила Маргарита, стоявшая рядом. — И еще проткнул себя копьем? Зачем?

— Он сделал это для того, чтобы получить первые руны. Он начертал их кровью на стволе священного дерева Иггдрасиль. Девять дней и ночей он висел в ветвях, чтобы получить первые руны. Понимаешь, руны — это не только буквы алфавита. Они, в отличие от наших букв, имеют еще и сильную магическую, волшебную сущность и могут использоваться для написания заклинаний, разных магических текстов и обращений к богам.

Он провел рукой по наконечнику.

— Я никогда еще не видел таких рун.

— Так значит, я молодец? — игриво прошептала Маргарита.

— Ты даже представить себе не можешь, что мы сейчас держим в руках. Это то же самое, что и копье легионера Лонгина, только значение его для древних германцев было бы в сотни раз эпичнее. Ты не просто молодец, ты моя великая Лара Крофт.

Он наконец оторвался от артефакта и благодарно чмокнул девушку в щеку.

— Одного не могу понять, — задумчиво сказал Константин, поглядывая на подругу. — Почему ни в одном историческом источнике, абсолютно нигде, не упоминается об этой находке? Немцы — самая педантичная нация в мире, и где-то должна быть запись об артефакте… Но я ни разу не слышал даже малейшего упоминания.

— Здесь еще что-то, — Маргарита показала на небольшую книжицу в старом кожаном переплете.

Лебедев аккуратно вернул наконечник на место и, взяв фолиант, открыл его.

— На немецком языке, предположительно, шестнадцатый век. Это записи какого-то торговца из города Ганза.

Он внимательно посмотрел на сундук и лежащий в нем наконечник копья со сломанным древком.

— Торговец пишет, что сундук сделан из коры священного ясеня, древние германцы называли его Иггдрасиль, а наконечник действительно от копья, которым Один пронзил себя перед тем, как повеситься на священном ясене.

— Ты веришь в эти сказки? — усмехнулась Маргарита.

— Верю или не верю… Но сама находка артефакта, который нацисты считали наконечником копья Одина, и сундук, якобы сделанный из коры Иггдрасиля, — это уже само по себе сенсационная находка.

Лебедев аккуратно закрыл дневник ганзейского торговца и убрал его в карман.

— Можно?

Маргарита состроила протестующую гримасу, подняв брови.

— Тебе можно, если только ты сделаешь соответствующую запись в журнале регистрации, и это останется, между нами. Сделаешь копию и вернешь. Потом, когда

мы закончим каталогизацию, бери сколько тебе вздумается.

— Идет, — согласился Лебедев. — Ты лучшая.

Маргарита в ответ вздохнула и, посмотрев по сторонам, спросила:

— Ты ничего не чувствуешь? Запах гари…

Лебедев принюхался.

— Да, что-то есть такое. Это, наверное, еще от того замыкания, — сказал он, снова переключив свое внимание на наконечник и ящик.

— Нет! Черт возьми! — воскликнула Маргарита, схватила его за руку и кивнула в сторону ближайшего навала ящиков. Из-за них, медленно стелясь по потолку, выползал, словно коварный южноамериканский питон, серый язык дыма.

— Зараза! — выругался Лебедев. — Надо выбираться, пока не поздно.

Он захлопнул сундук и вытащил его из дубового ящика.

— Сука, тяжелый.

Они двинулись в сторону выхода, но уже через несколько шагов стало понятно, что дым заполнил основную часть помещения, и идти было невозможно. Воздуха не хватало, от спазмов легких сбилось дыхание. Они раскрывали рты, хватая задымленный воздух, словно рыбы, выброшенные на берег, и от этого становилось еще хуже.

— На пол, сверху воздуха нет, — прохрипел Лебедев.

Они упали на четвереньки и снова предприняли попытку выбраться, но, к их ужасу, свет, и без того тусклый, мигнул и погас, оставив их в полной темноте. Лебедев вдруг четко осознал: они не выберутся, потому что, двигаясь на четвереньках, в полной темноте, в дыму, в проклятом лабиринте из ящиков и стеллажей, их шансы равны нулю. Рядом всхлипнула Маргарита:

— О, Господи, мы погибнем. Костя, милый, я не хочу умирать…

— Марго, успокойся, я выведу нас. Мы не погибнем.

Он включил фонарик и сказал:

— Давай, за мной.

— Я прошу тебя, брось этот проклятый ящик, не тащи его за собой!

— Нет! Я не брошу его и выведу нас.

Но оказалось, это совсем не просто. Фонарик в условиях задымления светил всего на полметра, и они постоянно упирались в ящики. Ситуация становилась критической. Внезапно где-то впереди полыхнуло пламя, ярко осветив всё помещение. Константин вскочил. Ящики за несколько десятилетий превратились в горючий материал, не хуже пороха, поэтому горение распространялось с молниеносной скоростью, но ярко освещало помещение. К счастью, выход из хранилища уже был виден, осталось преодолеть несколько метров.

— Вставай и бежим за мной!

Маргарита поднялась, и они, что было сил, бросились к выходу. Но пламя сожрало последние остатки кислорода, а раскалённый воздух обжигал и без того ослабленные легкие. Глаза выедал едкий дым, поэтому уже после нескольких шагов они снова упали на пол, обессиленные. Константин увидел, как горящий стеллаж накренился, готовый упасть и окончательно перегородить выход огненной стеной. А в соседнем помещении уже вовсю работала система пожаротушения и сигнализация. Спасение было уже рядом. Лебедев оценил ситуацию. Нескольких необходимых секунд уже не было — они не успеют. Вернее, он мог спасти только одного — себя или Маргариту.