Русский американец
Шрифт:
– - А кто заставил меня решиться на это? Кто? Я предлагал вам выйти за меня замуж, вы отвергли меня. Но я не таков; обид не забываю и за обиду привык платить той же монетой. Эй, Кудряш!
– - крикнул Тольский.
Перед ним, как из-под земли, вырос его слуга.
– - Возьми эту красотку; запри ее где-нибудь, чтобы не мешала, -- насмешливо сказал ему Тольский, показывая на обезумевшую от страха Мавру.
Тот схватил старуху, втолкнул ее в первую попавшуюся комнату, в двери которой торчал ключ, пригрозил убить, если она станет кричать,
Тольский приказал Кудряшу принести из коридора висевшую там шубейку Насти и закупать последнюю. Девушка сопротивлялась, звала на помощь. Но что могло значить ее сопротивление против двух силачей? К тому же сперва ей на голову и на лицо накинули большой платок, после чего потащили на двор.
Однако крики Насти заставили проснуться майорского камердинера. Савелий Гурьич поспешно встал и босой, в одном белье выглянул из своей каморки в коридор; но Кудряш так сильно ударил старика в грудь, что тот упал без памяти.
Настю положили в возок; там же поместился и Тольский, а Кудряш сел рядом с кучером; дворовые Тольского, находившиеся на страже около людской избы, отворили ворота, и возок быстро съехал со двора, а затем понесся по дороге к Пресненской заставе. Дворовые же Тольского притворили ворота домика Лугового и, сев в розвальни, преспокойно поехали домой.
Тольский дорогою раскутал платок, закрывавший лицо и голову Насти. Она с презрением посмотрела на него и спросила:
– - Куда вы везете меня?
– - В одно укромное местечко, где вы будете находиться в полной зависимости от меня.
– - О, какой вы наглый человек. Как я ненавижу вас, как презираю!
– - Мне все равно: ни тепло ни холодно; хотите -- любите, хотите -- презирайте, а моей женой вы все же будете.
– - Никогда.
– - Не женой, так любовницей.
Настя задыхалась от душившего ее гнева.
– - Я скорей убью себя, чем буду твоей.
– - Глупости, глупости; жизнь так хороша, что надо быть совершеннейшим идиотом, чтобы не любить ее и не дорожить ею.
– - Боже, покарай злодея и спаси меня, беззащитную!
– - вслух промолвила бедная Настя и перекрестилась; она волей-неволей должна была покориться своей участи.
Между тем возок мчался на окраину Москвы. Там, в нескольких шагах от Пресненской заставы, на валу, одиноко стоял небольшой чистенький домик, находившийся в глубине обширного двора; позади него тянулся не менее обширный сад. Как сад, так и двор были огорожены высоким забором. Прямо против дома находились дубовые ворота с калиткой. Этот домик принадлежал Станиславу Ивановичу Джимковскому, человеку довольно сомнительной нравственности, выходцу из Польши, с темным прошлым...
Темными делами пан Джимковский приобрел себе капиталец, купил на окраине Москвы участок земли, построил дом, завел экономку-немку, Каролину Карловну -- особу тоже довольно сомнительной нравственности, -- и зажил припеваючи.
Пан Джимковский был очень услужливым человеком:
Тольский с давних лет вел знакомство с Джимковским и к нему-то и привез бедную Настю, надумав на время припрятать ее в доме своего соучастника по темным делам.
Была еще глубокая ночь, когда крытый возок Тольского подъехал к воротам Джимковского. Кудряш соскочил с козел и принялся барабанить в ворота; на его стук послышались шаги по хрустевшему снегу и грубый голос спросил:
– - Кто стучит, что надо?
– - Свои, отпирай скорей!
– - ответил Кудряш.
– - Господин Тольский Федор Иванович изволил приехать к пану.
Ворота заскрипели и отворились. Возок въехал на обширный двор.
Тольский вышел из возка и спросил у сторожа:
– - Пан дома?
– - Дома, спит.
– - Так поди разбуди и скажи, что я приехал.
– - Слушаю!
Скоро на двор вышел Станислав Джимковский, еще не старый человек, с круглым бритым лицом и слащавой улыбкой.
– - А, вельможному пану мой привет!
– - весело проговорил он, почтительно пожимая протянутую руку своего позднего гостя.
– - Слушай, Джимковский, у меня до тебя дело: мне надо на некоторое время припрятать у тебя одну молодую девушку.
– - Понимаю, пан, понимаю! Новая победа? Что же, можно; я и мой дом к вашим услугам.
– - У тебя мезонин пустует, да?
– - отрывисто спросил у поляка Тольский.
– - Ну так в одной из его комнат и запрешь ее на замок.
– - Как так запереть? Я что-то плохо понимаю ясновельможного пана!
– - Так слушай! Я влюбился в дочь одного майора, предлагал ей выйти за меня, но она не согласилась... Тогда я увез ее и хочу на время припрятать у тебя. Ты запрешь ее в мезонине, приставишь для услуг какую-нибудь девку или бабу, будешь хорошо кормить и поить; но из мезонина она не должна делать ни шагу... Ты понимаешь меня?
– - Понимаю, вельможный пан, все понимаю.
– - Кроме той бабы, которую ты приставишь, ее никто не должен видеть. Повторяю, она должна безвыходно находиться в той горнице, в которую мы ее посадим. За нее ты ответишь мне головой. Ну, веди нас в мезонин!
– - Тольский, проговорив эти слова, подошел к возку, отворил дверцу и обратился к Насте: -- Мы приехали, выходите.
Молодая девушка послушно вышла из возка и направилась к дому. Они вошли в просторные сени, из которых вела лестница в мезонин. Джимковский вышел навстречу со свечой в руках.