Русский язык в зеркале языковой игры

Санников Владимир Зиновьевич

Путь держит за море любовь моя.

Как же случилось это?

Полагаю, что всё было очень просто: она купила билет и ехала в отдельной каюте. Вряд ли она путешествовала третьим классом или на палубных местах.И т. д.

Обыгрывание смешения художественной и обыденной речи встречается у М. Булгакова и в авторской речи, ср.:

(3) [Секретарь Комиссии зрелищ, загипнотизированный Коровьевым, поет «Славное море священный Байкал»] ...секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать

петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала !(«Мастер и Маргарита», 17).

Еще примеры шутливого установления связи между содержанием художественного произведения и реальным миром:

(4) Некий композитор посвятил П. С. Федорову куплеты:

Что ты ходишь за мной,

Так уныло глядишь?

Ненавижу твой взор,

Ненавижу тебя!

Федоров сказал. «Я вам очень благодарен за музыку, а уж стихи-то вы могли бы посвятить кому-нибудь другому»(«Исторические люди...»).

(5) (Директор театра—автору пьесы] «Почему бы вам не сделать положительную девушку метростроевкой?»— «К сожалению, нельзя. Она у меня уже вузовка».— «Простите за нескромный вопрос, какого вуза?»— «Медичка. На доктора учится»(В. Катаев, Парадокс).

(6) Актер. Слушайте, режиссер! Во втором акте мне нужно по пьесе пить вино. Так поставьте не чаю, а настоящего вина!

Режиссер. Можно. А в четвертом—вы должны отравиться. Так уж я и яду вам настоящего дам(Журн. «Сатирикон», 1909).

(7) [Покупатель заказал Уистлеру пейзаж с церковью] Покупатель заметил, что безлюдный пейзаж его угнетает. «Хотя бы пару человеческих фигур»,—- обратился он к мастеру. «Люди находятся на богослужении»,—попытался уклониться Уистлер. «Хорошо. В таком случае я приобрету это полотно лишь после того, как они выйдут из церкви»(Музей остроумия).

О месте автора и читателю в художественном тексте

Сложные вопросы о месте, которое автор отводит в художественном произведении самому себе и читателю, об отношениях меэду автором и читателем в художественной речи выходят за рамки нашего исследования. Удовлетворимся лишь несколькими беглыми замечаниями, основанными на изучении данных языковой игры.

1. Иногда автор для создания комического эффекта оставляет привычную позицию всеведущего и играет роль наблюдателя-невидимки:

(1) Он[чичиковский ящик для денег] всегда так поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько было там денег(Н. Гоголь, Мертвые души, т. 1, III).

(2) [Разговор автора с читателем]: «А где воротник?»—спросите вы. «А я-то почем знаю,—отвечу я — Он отдан был прачке, с нее и спрашивайте»(Тэффи, Жизнь и воротник).

(3) Потом

уж очевидцы, присутствующие при начале пожара в Торгсине на Смоленском, рассказывали, что будто бы оба хулигана взлетели вверх под потолок и там будто бы лопнули оба, как воздушные детские шары. Это, конечно, сомнительно, чтобы дело было именно так, но чего не знаем, того не знаем(М. Булгаков, Мастер и Маргарита, 28).

(4) Воробушек же тем временем сел на подаренную чернильницу, нагадил в нее (я не шучу), затем взлетел вверх, повис в воздухе– (М. Булгаков, Мастер и Маргарита, 18).

Отметим, что в устном рассказе о подлинных событиях реплика Я не шучувполне нейтральна.

2. В отличие от обычного речевого общения, где говорящий и слушающий активно взаимодействуют, в художественной литературе обращения автора непосредственно к читателю не часты и, как правило, серьезны, ср.:

(3) Кстати, читатель, заметили ли вы, что человек, необыкновенно рассеянный в кружке подчиненных, никогда не бывает рассеян с лицами высшими? Отчего бы это? Впрочем, подобные вопросы ни к чему не ведут~ (И. Тургенев, Рудин).

Подтрунивание над читателем— явление достаточно редкое, требует полной раскованности мысли и технической изощренности. Поэтому, как правило, это позволяли себе лишь такие мастера, как Пушкин, ср.:

Она казалась верный снимок Du сотте й faut~ {Шишков, прости-.

Не знаю, как перевести).

(А Пушкин, Евгений Онегин, 6, XLIV).

Мечты, мечты! где ваша сладость?

Где, вечная к ней рифма, младость?

Ужель и вправду наконец,

Увял, увял ее венец?

(А. Пушкин, Евгений Онегин, 6, XLIV).

Однако даже у Пушкина этот прием удивлял, а то и возмущал читателей и охотно использовался пародистами. Вот еще строки из «Евгения Онегина» (гл. 4, XLII):

И вот уже трещат морозы И серебрятся средь полей..

(Читатель ждет уж рифмы розы;

На, вот возьми ее скорей.!)

Пушкин подшучивает над читателями (и, разумеется, над поэтами, довольствующимися избитыми рифмами). Но при этом Пушкин использует смелый прием, делающий его самого легкой добычей пародиста:

Обилие стихов и прозы Завбибов делает бодрей.

(Читатель рифмы ждет: колхозы!

На, вот возьми ее скорей!)

(А. Архангельский; завбиб—заведующий библиотекой).

Впрочем, Архангельский пародирует здесь не столько Пушкина, сколько советских поэтов, с языка которых не сходило слово колхозы.