Русский язык в зеркале языковой игры

Санников Владимир Зиновьевич

Хотя Д С. Лихачеву очень хочется видеть в смехе Аввакума «религиозный смех», «проявление доброты к своим мучителям», а «злой» смех считать «нарушением правил» (см. [Лихачев — Панченко — Понырко 1984: 63—69 и др.]), однако, по нашему мнению, именно «злой» смех особенно характерен для Аввакума (что вполне понятно). Чего стоят, например (приводимые самим Лихачевым!) след, высказывания Аввакума:

Плюнул бы ему в рожу ту и в брюхо то толстое пнул бы ногою!', „государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их[никониан], что Илия пророк, всех перепластал во един день. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю.

2.Другую

природу имеет аномальность использования 3-го лица вместо 1-го у В. Набокова:

...воскресает образ моей детской кровати, с подъемными сетками из пушистого шнура по бокам, чтобы автор не выпал(«Другие берега»).

Автор научной работы или художественного произведения может говорить о себе в 3-ем лице ( автор считает вм. я считаю). В романах В. Набокова подобные употребления вполне нейтральны при описании Набокова-взрослого, но наименование автором младенца производит комическое впечатление.

3. В повествовании и (реже) в разговорной речи при указании на себя или на собеседника говорящий может использовать определительные конструкции с союзными словами который „или кто„ Ср. диалог из рассказа Стивена Ликока «Неотразимая Винни» (пер. С. Займовского), где собеседники, начав с 1-го и 2-го лица, переходят затем к описательным выражениям, а затем и к местоимениям он, она, что выглядит особенно аномальным при повторах:

— О нет,—воскликнул незнакомец, помогая вспыхнувшей девушке подняться,— умоляю, не преклоняйте предо мной колен! Если я сделал что-нибудь, заслуживающее благодарности той, которая, кто бы она ни была, останется навсегда в душе человека, у которого так мало таких воспоминаний, он будет этим щедро вознагражден! Если она это сделает, он будет благословен!

—Она сделает! Он будет благословен!(...) одинокая и побежденная жизнью, она просит оставить ее„

—Он оставит!— вскричал незнакомец.— Он оставит! Он уже оставляет!

1-е лицо вместо 2-го

1. 1-е лицо вместо 2-го используется достаточно часто с различными целями. Отметим, прежде всего, особое употребление мы,типа Как мы себя чувствуем?Это употребление называют по-разному: «сочувственно-интимное» [Аванесов — Сидоров 1945: 154], «солидарное» [Булыгина — Шмелев 1997: 327], «докторское, родительское» [Красильникова 1990:9], «инклюзивное» [Апресян 1995: т. II, 153]) и т. д. Важно, разумеется, не название, важно описать значение и особенности употребления этого мы. Мыинклюзивное

«маркирует более высокий статус говорящего в текущей ситуации» [Алресян 1995: т. И, 153], оно естественно в ситуации «врач и пациент», «учитель и ученик» (Ну, как у нас дела?)\«родители и дети» (Ну, как мы сегодш спали?\ Сейчас умоемся и за стол!)и т. п. Впрочем, даже и здесь существуют жесткие ограничения: по отношению к детям-подроспсам или гостям подобные выражения вряд ли допустимы. Ю. Д. Алресян отмечает, что «солидарность с адресатом, испытываемая говорящим, настолько велика, что он готов поставить себя в положение адресата и разделить все его переживания» [Алресян 1995: т. II, 153]. Языковая игра показывает, что всё-таки —не все: расширение сферы употребления этой конструкции нередко ощущается как необычное и производит комический эффект. Тем самым, языковая игра может помочь «нащупать границы» нейтрального использования конструкции. Сравним два примера. Набор действующих лиц в них один и тот же—милиционер и «граждане», тем самым оба примера удовлетворяют требованию, о котором говорилось выше: в текущей ситуации говорящий (милиционер) имеет более высокий статус.

(1) [Капитан милиции — задержанному] —Ну, как— будем сознаваться или еще поиграем в молчанку? (В. Ардов, Сигнал).

(2) В секретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в числе двух человек. Увидев их, красавица[секретарша] зарыдала (...), тыча рукою в дверь кабинета— Давайте не будем рыдать, гражданка,— спокойно сказал первый(М. Булгаков, Мастер и Маргарита, 17).

В (1) использование мынейтрально (или почти нейтрально), между тем как в

(2) оно производит комический эффект. Дело, видимо, в том, что кроме требований, связанных с распределением социальных ролей, конструкция должна удовлетворять каким-то другим, которые я затрудняюсь сформулировать. Возможно, комический эффект в (2) вызван тем, что сопереживание, выражаемое данной конструкцией, не должно быть слишком преувеличенным: трудно представить себе милиционера, рыдающего в описываемой Булгаковым ситуации. В примере

(1), описывающем ситуацию, более соответствующую деятельности милиции, эта же конструкция выглядит почти нейтральной. В классической ситуации «врач — пациент» тоже не всегда «инклюзивное мы» допустимо. Фраза Мы, кажется, любим бьюбители) выпить? допустима в нейтральном употреблении, а фраза Мы, кажется, пьяницы?—вряд, ли.

2. «Инклюзивное мы» интересно еще и тем, что, кроме сочувствия говорящего, оно дает слушающему еще один «козырь» — формальное основание понимать высказывание буквально, спекулируя на этом сочувствии:

К итальянскому судье привели бродягу, обвиняемого в мелкой краже. Судья, разбирая дело, был в затруднении, как обращаться к бродяге—на вы или на ты. Первое казалось ему слишком уважительным, второе—некорректным. Судья решил обратиться на мы. «Итак, похоже, что мы украли часы»,—сказал он. «Вы, может быть, и украли, Ваша честь,—ответил обвиняемый—Я же их не крал»(Н. Романова, А. Филиппов, «Русский язык в СССР», 1991, № 10).