Рута Майя 2012, или Конец света отменяется
Шрифт:
– Жутковато! – призналась Томина, разглядывая далекий мерцающий огонек. Он, точно тлеющий уголек, то разгорался, то угасал.
– Как будто одинокая свеча!
– Бр-р-р! Такой неровный свет создает глюки. Мне померещилась белая фигура, – поделилась Марина. – Ты не видел?
Марина зажмурилась, снова открыла глаза. Где-то вдалеке ей чудился летающий белый силуэт.
– Да. Глюк! Видимо, глаза так реагируют на мигающий свет. Страшноватенько! Не похоже на туристическое место, – поддержал Александр. – Едем дальше!
Когда машина тронулась, Саша попытался разрядить обстановку:
–
– А там есть болота?
– Какая-то вода точно имеется. Есть речушки, всякие водоемы, запруды, озера – в общем, агуады [70] , вероятно оставшиеся в том числе и от ирригационных экзерсисов майя, – предположил Саша.
Внезапно джунгли сгустились и сомкнулись над головой. После щита с надписью «Кохунлич» машина уперлась в закрытые ворота археологической зоны.
69
Цитата из фильма «Собака Баскервилей».
70
Агуада – источник пресной воды.
– Прибыли-с, – присвистнул Беловежский.
– Что делаем? Где спим? За 400 долларов?
– Может, в Четумаль махнем? Выдюжишь еще примерно семьдесят кэмэ?
– Думаю, да. Лишь бы сэкономить четыреста баксов.
И Марина начала аккуратно разворачиваться на узкой дороге между густыми зарослями.
– Такая мистическая красота! Как ты любишь! – воскликнул Александр. – Остановись. Я попробую это запечатлеть. Опа! Задними фарами мы осветили щит «Кохунлич». Глянь!
Зловещим красным отсветом окрасилось название городища, выделяясь из черноты джунглей, и полукруглым шатром нависли гигантские лапы пальм над уходящей в ночной мрак дорогой.
– Жуть и красота! – с этими словами Саша вышел из машины.
Томина тоже схватилась за фотоаппарат и пыталась заснять кусок шоссе, освещенный дальним светом фар. Джунгли создали туннель, плотно подступив к дороге, и обилие ветвей воздвигло над ней романский свод.
– Инфрамундо, – пролепетала девушка.
Там, куда не достигал свет, дорожная лента терялась, пожранная тьмой, словно там зияла черная пасть пещеры. Беловежский долго мостил свой фотоаппарат на двери машины, бормоча что-то о том, что в темноте надо бы снимать с опоры.
– А вот так еще? Нет. Так будет лучше. Опять рука дрогнула. А если на капот?
Неожиданно послышался неясный звук, будто чей-то болезненный вздох или всхлип. Потом громче и яснее, он превратился в заунывный женский плач.
Марина похолодела и крикнула:
– Сашка! В машину!
Но он и сам уже услышал этот странный звук и ринулся внутрь. Громко захлопнув дверь, он прошипел:
– Гаси фары!
Марина повиновалась. И они утонули в полном мраке. А между тем плач сменился рыданиями, надрывавшими душу.
– Это она? – одними губами спросила Марина.
– Это Льорона [71] , –
– Ты что? Ты же не веришь в эти сказки?
– Не верю. Ты права! Этого не может быть.
Плач с завываниями повторился, и стали отчетливо слышны слова страдающей от горя женщины:
– ?Mis hijos! ?Mis hijos! [72]
– Но оно есть! – лепетал Саша. – Она пока далеко.
– А кто это?
– Призрак. Страшный. Я потом расскажу.
71
Плачущая женщина (исп.). Героиня знаменитой латиноамериканской легенды.
72
Мои дети! Мои дети! (исп.)
Женщина стенала от горя, зовя своих детей. Кровь стыла в жилах от ее завываний. Наворачивались слезы, и возникало непреодолимое желание прийти к ней на помощь и хоть чем-то утешить ее. Звук начал затихать, будто отдаляться.
– Мы же в машине, нам нечего бояться? – ни жива ни мертва от страха, хорохорилась девушка. – Уходит?
– Нам нечего бояться просто потому, что бояться категорически нельзя, – шепотом наставлял Александр. – Только она не уходит, наоборот, приближается.
– Как? Слышишь, она почти затихла.
Последние стоны и всхлипы вдруг резко смолкли.
Неожиданно Беловежский выдохнул:
– Она здесь! Прямо над нами! Валим! Свет! И поехали! Быстро! Поем громко по-русски!
И заорал что есть мочи:
– Ничего не свете лучше не-эту,
Чем бродить друзьям по белу све-эту…
Томина врубила фары, отчаянно нажала на газ и завопила дурным голосом:
– Тем, кто дружит, не страшны тревоги!
Нам любые дороги доро-оги!
– ?Mis hijos! ?Mis hijos! – Срывающиеся рыдания Льороны становились громче, будто пытались перекрыть их песню.
– Уходит, – шепнул Саша. – Поем дальше.
– Поем, – покорно откликнулась Марина, чувствуя, как дрожат руки, колотится сердце и немеют ноги.
Машина несколько раз попадала колесом в яму.
Беловежский чертыхнулся и предложил:
– Давай я подменю тебя на этой адовой дороге. На трассе поменяемся обратно.
– Страшно выходить из машины. Тишина. Вдруг она здесь над нами?
– Но мы ее не боимся! Мы викинги! – Саша наигранно грозно захохотал. – Наоборот, мы запугали ее своим задором, и она убралась в свои болота.
– Опять болота?
– Ну, водоемы. Давай меняться. И я расскажу тебе ее историю. Кстати, где наша не пропадала! Не дадим ей возможности до нас добраться. – И он перелез на заднее сиденье, скомандовав: – Перебирайся на мое пассажирское местечко. Я нагрел.
Марина повиновалась.
Рокировка была завершена, и Саша победоносно заключил:
– Ура! Наконец-то мне удалось свергнуть тебя как водителя. Пришлось применить запрещенный прием и до смерти тебя напугать.
– Тебе удалось, – признала Марина и заметила, как у него дрожат руки. Конечно, он храбрился, и она решила, что ей почудилось.