Рыцарь на золотом коне
Шрифт:
Значит, на пантомиму они не пойдут. Полли поелозила плечами по дверце водогрея и вздохнула.
– Конечно, мама, – великодушно согласилась она. – Желаю хорошо отдохнуть.
– Так я и знала, что ты это скажешь, – ответила Айви.
Полли почувствовала себя униженной. Айви могла бы и оценить ее великодушие.
И все равно было прекрасно снова пожить в бабушкином домике, где пахло печеньем, лежать в кровати в бабушкиной гостевой комнате и смотреть на «Болиголов в огне». Теперь Полли знала: картина ценная. Это ей подсказывала совесть, ведь все остальные картины, которые Полли выбрала для мистера
В школе репетиции становились все напряженнее, артистам школьного театра даже разрешили пропускать ради них уроки английского. Нинина мама помогала с костюмами. Она приходила в школу чуть ли не чаще самой Нины и шила клоунские комбинезоны. Все задействованные в пантомиме и других двух пьесах получили по пять билетов, чтобы продать родственникам. Бабушка купила у Полли один билет.
– Само собой, я приду, – сказала она. – Я бы ни за что на свете такое не пропустила. Жаль, не могу продать остальные, но все мои подруги совсем старичье – их ничем с места не сдвинешь.
Главных бабушкиных подруг звали миссис Голд и миссис Ормонд, они и правда были очень старые. Бабушка всегда говорила: «Одну я прозвала Зараза, а другую Заноза. Все остальные мои знакомые или Хныксы, или Плаксы».
У Полли осталось четыре никому не нужных билета, и тут ее осенила дерзкая мысль. Она давно мечтала написать мистеру Линну. Хотела рассказать ему про пантомиму и изложить некоторые свои новые соображения относительно Обайской Кипты. Вот способ это сделать, причем Себ нипочем не узнает.
Полли принесла в школу свои билеты и чистый конверт с маркой. И на большой перемене подошла к Нине, которая сидела на учительском столе, размахивала своими билетами и голосила:
– Еще два билета на субботу! Еще два билета на величайшее шоу на планете!
– Меняю твои два билета на свои четыре, – сказала Полли, – если ты сделаешь мне одолжение.
– Заметано! – ответила Нина. Ей страшно понравилось торговать билетами. – Какое одолжение?
– Напиши на них, что я скажу, и еще адрес на конверте, – попросила Полли.
– Ладно, – кивнула Нина. Улеглась животом на учительский стол и занесла ручку над билетами. – Что писать?
Теперь, когда дошло до дела, Полли почувствовала себя ужасно глупо. Розовея, она проговорила:
– «Я тут играю. Зовите меня Пьеро. О. К. – это овальный медальон с волосами Т. К. внутри».
– Ух ты! – ухмыльнулась Нина. – Тайны, тайны! И все?
– Все. Надписывай конверт, – велела Полли и продиктовала адрес мистера Линна.
– Э-э! – воскликнула Нина. – Это тот незнакомец, которого твоя бабушка…
– Может, да, а может, нет, – буркнула Полли и выхватила конверт.
Засунула туда билеты и заклеила. И, оставив Нину голосить: «А теперь четыре билета на пятницу! Целых четыре билета! Сделка века!», унесла надписанный конверт в школьный актовый зал. Заглянула туда и, как и рассчитывала, увидела, что там сидит Нинина мама с четырьмя другими мамами и расшивает костюм Арлекина цветными ромбиками.
Полли подошла к Нининой маме.
– Миссис Каррингтон, можно вас попросить отправить это письмо?
Доверить это жизненно важное дело Нине Полли не могла. Нинина мама была человеком куда более
– Да, конечно, ласточка, – ответила миссис Каррингтон и сунула конверт в свою корзинку для рукоделия, оставив один уголок торчать наружу, чтобы не забыть.
Полли от души поблагодарила ее и не утратила благодарности, даже когда миссис Каррингтон, не дождавшись, пока Полли уйдет, повернулась к другим мамам и громким шепотом произнесла:
– Бедная девочка! Растет без отца, сами понимаете. Стараюсь помогать ей, как могу.
Но Полли уже давно поняла, от кого Нина унаследовала страсть к сплетням, и это ее не слишком тревожило. В основном она ликовала, ведь теперь это письмо не имело к ней никакого отношения.
Костюмы дошили и примерили. Полли пришлось долго репетировать в костюме, чтобы привыкнуть к нему – рукава были слишком длинные и свисали до полу, – а после этого Нинина мама забрала постирать костюм перед пятничным представлением. Костюм был белый с огромными черными пуговицами-помпонами спереди. Когда в пятницу Полли облачилась в него и убрала волосы под тугую черную шапочку, закрепив ее шестнадцатью заколками-невидимками, она некоторое время постояла перед зеркалом, любуясь собой. Учительница рисования сделала ей белое лицо с лиловыми губами и долго и старательно выводила под правым глазом Полли огромную черную слезу. В зеркале Полли была тощая и нескладная. Бледное, линялое подобие того арлекина с украденной для мистера Линна картины Пикассо, который был меньше и безутешнее.
Полли оттеснили от зеркала – оно было нужно еще двум труппам. Представление состояло из трех отдельных пьес: надо было задействовать всех актеров школьного театра. Выпускной класс поставил одноактный спектакль про малолетнего преступника в тюрьме. Другая компания старшеклассников – отрывки из «Как важно быть серьезным», а пантомима младшеклассников шла последней. Не обошлось и без споров по поводу того, что для маленьких актеров это слишком позднее время, однако мистер Херринг настоял на своем. Сказал, такова традиция. Но к несчастью, три труппы и оркестр не успели прогнать представление целиком.
Полли на цыпочках подошла к занавесу, чуть-чуть раздвинула его и проверила, сидит ли в зрительном зале бабушка. Бабушка сидела. В первых рядах, по центру, маленькая, но царственная, в старой шубе. От приглушенного гула голосов собравшихся в зале родителей Полли стало не по себе.
Оркестр заиграл увертюру, которую не успел толком отрепетировать. Многие за кулисами высказались в том смысле, что не стоило выбирать такую современную музыку. Кое-кто уверял, будто это вообще попурри из мюзикла «Оклахома!». Подняли занавес. И тут все пошло наперекосяк. Выяснилось, что в первой пьесе малолетний преступник не позаботился выучить роль. Он придумывал реплики на ходу – весьма лихо и красноречиво, – и в результате партнеры по спектаклю оказались в дурацком положении и не понимали, как им быть. Все только обрадовались, когда наступил антракт. Но едва опустился занавес, как в здании отключилось электричество и зрительный зал погрузился во тьму. В этой тьме мистер Херринг попытался произнести разъяснительную речь, однако, сильно перенервничав из-за малолетнего преступника, он оговорился и ляпнул: «Через несколько минут здесь снова станет темно». Ему поаплодировали.