Ржавчина
Шрифт:
— Графъ, — обратилась она въ сторону француза, — пойдемте ко мн въ будуаръ. Селестина подастъ мн только шляпу и пальто.
Вра также поднялась съ своего мста. Анна простилась съ нею, не сказавъ ни слова, даже не взглянувъ на нее.
— Нтъ, я не пущу васъ, вы съ нами, — не выпуская руки Вры, сказала Александра Аркадьевна.
— Нтъ, merci, я не могу, — отвтила та.
— Вы всегда мн отказываете, — любезно проговорила Боловцева. — Я вдь могу обидться… Madame Корнфельдъ, надвайте же шляпу!
Старушка быстро встала съ своего мста и вышла вмст съ Врой изъ этого роскошнаго, но тяжелаго салона.
Madame Корнфельдъ была добрйшее созданіе съ неудавшимся прошлымъ, съ тяжелымъ настоящимъ
— Вотъ и этотъ, — заговорила Корнфельдъ гораздо проще и искренне, чмъ все, что она говорила при Боловцевой, провожая Вру до ея комнаты. — Пріятно ему что ли такъ извиваться передъ старухой?… Какъ онъ былъ любимъ при двор! Императрица Евгенія всегда приглашала его съ собой въ театръ. А теперь… сдлался приживалкой богатыхъ иностранцевъ.
— Да кто-жь ему велитъ? — наивно спросила Вра.
— Раззорился!…- коротко объяснила Корнфельдъ, разставаясь съ Врой у порога ея комнаты.
Вра уже позже узнала всю исторію графа Виллье. Дйствительно, это былъ жалкій типъ. Любимцъ Наполеона и когда-то одинъ изъ первыхъ представителей парижскаго высшаго общества, онъ приходилъ пшкомъ, усталый, голодный, изъ отдаленнаго квартала Парижа, для того, чтобъ имть возможность състь шесть изысканныхъ блюдъ за столомъ Боловцевой. Съ паденіемъ имперіи Виллье потерялъ все… Безъ подготовки, безъ образованія, а главное съ репутаціей друга Наполеона — онъ оказался лишнимъ при новомъ правительств, къ этому еще присоединилась случайная потеря всего состоянія на какихъ-то акціяхъ. Теперь никто не зналъ, гд живетъ и какъ живетъ Виллье. Онъ являлся всегда хорошо одтый, гладко выбритый, съ накрашенными усами, съ изысканными манерами и непринужденнымъ свтскимъ тономъ. Все это были остатки его прежнихъ привычекъ. Но кром этого онъ сохранилъ еще и другія привычки: быть всегда au courant всего, что длается въ высшемъ свт, посщать первыя представленія въ театрахъ, прохаться въ опредленный часъ по Булонскому лсу и запивать тонкимъ виномъ тонкія блюда… Онъ слишкомъ долго жилъ всмъ этимъ, чтобы не поступиться до извстной степени своимъ самолюбіемъ. Что стоитъ сказать два-три комплимента отживающей кокетк! Они у него уже готовы, — онъ столько лтъ повторяетъ ихъ… а между тмъ онъ посл вкуснаго обда будетъ сидть въ avantsc`ene и на другой, день можетъ отдать отчетъ въ какомъ-нибудь салон о новой пьес.
Для баронессы Корнфельдъ это было какъ нельзя боле понятно.
III
Парижъ праздновалъ свой f^ete des morts. Онъ приходился какъ разъ 2-го ноября. Въ этотъ день прошло ровно полгода посл смерти матери Вры. На чужой сторон, вдали отъ всего близкаго, роднаго, ей захотлось участвовать въ общемъ гор, въ общемъ оплакиваніи дорогихъ существъ, потерянныхъ навсегда.
Во второмъ часу она уже хала на Монмартское кладбище.
Погода стояла теплая, сухая. Второе ноября было какъ-то особенно ярко и ясно. Вр казалось, что оно не должно было гармонировать съ общимъ настроеніемъ Парижа въ этотъ день.
Но это только казалось ей.
Едва она въхала на бульвары, какъ ее поразила эта масса народу и экипажей, снующихъ по всмъ направленіямъ.
Тысячи внковъ и крестовъ изъ иммортелей живыхъ цвтовъ двигались съ толпой, оживленной и веселой, какъ всегда.
Кладбище было уже полно народу. Все двигалось, шумло, болтало, смялось… На могилахъ лежали цлыя горы внковъ, кругомъ сидли и стояли родные, знакомые тхъ, кто лежалъ подъ этими внками. Видно было, что на многихъ могилахъ сидли и совсмъ чужіе люди, считавшіе долгомъ чествовать этотъ «праздник мертвыхъ». Вра прошла дальше.
Везд толпы народа, старые и молодые, женщины и мужчины; все говорило, перебивало другъ друга, шумло…
Солнце уже начало спускаться и золотистыми лучами освтило пожелтвшіе листья каштановъ и дубовъ, темные стволы ихъ, красивыя лица блузниковъ, поддльные цвты на шляпахъ француженокъ, мраморныя и чугунныя изваянія здсь и тамъ на могилахъ.
Одиночество, сиротство чувствовалось еще жгуче, еще остре, здсь, среди этой толпы, умющей везд веселиться, изо всего сдлать праздникъ…
Кладбище идетъ террасами.
Вра взошла по лстниц наверхъ и увидла опять цлые ряды могилъ, но народу было меньше, и чмъ дальше шла она, тмъ толпа становилась все рже и рже.
Вдали, гд тни было меньше, она увидла три могилы — дв большія и одну между ними маленькую — точь-въ-точь какъ тамъ, дома… Она взошла и сла на одну изъ нихъ. Кругомъ было тихо, торжественно тихо, хоть въ воздух стоялъ какой-то непонятный гулъ: человческіе голоса, шумъ экипажей за стнами кладбища — все слилось вмст.
Вра сидла неподвижно на могил, - мысль какъ будто оторвалась, улетла куда-то; она не могла отдать себ отчета, гд она — у себя, у дорогихъ ей могилъ, или далеко, среди чужаго народа.
Она видла передъ собой могилу, въ которую, полгода тому назадъ, опускали ее, дорогую, хорошую маму… Какъ ей не хотлось умирать, какъ надо было ей жить!… Сколько было борьбы съ нежданной, внезапно подкравшеюся смертью! Это было что-то невроятное. Изъ молодой, красивой женщины, такъ горячо относившейся къ дтямъ, такъ страстно принимавшей къ сердцу каждое страданіе — въ десять дней сталъ холодный трупъ, спокойно улыбающійся на вс слезы, на отчаянные вопли окружавшихъ. То же изящное очертаніе головы, тотъ же, точно изъ мрамора высченный, носъ, черныя брови, чудный лобъ… Только похудла немного… Только спокойствіе, равнодушіе ко всему окружающему — не ея…
Но пока еще лежала на стол и даже потомъ въ гробу, все какъ будто еще не совсмъ оторвалась, не совсмъ потеряна… Когда же опустили въ глубокую яму, засыпали желтой землей и умяли вотъ этотъ холмикъ, что теперь уже усплъ оссть…
— Madame! — услышала Вра надъ головой низкій мужской голосъ.
Она подняла глаза и увидала высокаго ливрейнаго лакея съ громаднымъ мховымъ одяломъ въ рукахъ.
— Позвольте потревожить васъ, сама княгиня идетъ сюда, — почтительно сказалъ ей лакей и сталъ разстилать одяло на могилу и возл нея.
Вра встала.
За лакеемъ направлялась къ этимъ же могиламъ цлая семья. Впереди шла старуха, въ сдыхъ букляхъ, въ нарядной шляп съ цвтами. Она опиралась на руку просто одтой двушки, съ вопросительнымъ выраженіемъ лица. За ними шли дти, гувернантка, два молодыхъ человка.
— Какъ я не люблю, когда чужіе садятся на мои могилы! — громко прошамкала старуха.
Вра хотла извиниться, да не стоило.
Они обдали въ этотъ день вс вмст. Вр не хотлось опоздать къ обду, такъ какъ она дала слово Александр Аркадьевн непремнно участвовать на ея обд, на который былъ приглашенъ знаменитый баритонъ, длавшій очень много шуму въ Париж. Она слышала про него въ Петербург, онъ бывалъ въ свт и пользовался громаднымъ успхомъ у дамъ.