Шрифт:
I
Давался литературно-музыкальный вечеръ съ благотворительною цлью. Уже къ началу въ зал было и тсно, и душно. Три газовыхъ люстры давали иного свту, но также и слишкомъ много жару.
Передніе ряды креселъ заняты были избранными, которымъ распорядительницы «сочли долгомъ» послать билеты. Они въ свою очередь «сочли долгомъ» явиться.
Одинъ изъ этихъ «избранныхъ», молодой гвардеецъ, все время поворачивался назадъ, какъ будто отыскивалъ кого-то. Онъ видлъ, какъ передъ самымъ началомъ концерта вошла въ залу двушка въ темносромъ плать и затерялась
«Конечно, это она», — въ десятый разъ повторялъ онъ про себя, снова поворачивался на кресл и отыскивалъ биноклемъ срое платье. А ихъ, какъ нарочно, такъ много было въ послднихъ рядахъ. Наконецъ, онъ нашелъ.
«Да, конечно, кто или она, или ея старшая сестра. У той было что-то дтское въ лиц. А эта уже видно много испытала. — И онъ опять начиналъ вглядываться въ двушку въ сромъ плать и повторялъ:- Она, она».
А ее въ сущности было и трудно замтить въ толп. Она сидла въ «ненумерованныхъ» мстахъ, не эффектная, въ сромъ шерстяномъ плать, гладкомъ бломъ воротник и рукавахъ, съ просто причесанными волосами. Въ ея лиц, только всмотрвшись, можно было найти красоту, да и то не въ чертахъ, а въ выраженіи. Черты лица простыя, носъ довольно толстый, большой ротъ и срые глаза. Она была вся — слухъ, вся — вниманіе. Видно было, что эстрада поглотила ее всю.
Вотъ вышелъ ея любимый литераторъ. Онъ такъ давно былъ для нея чмъ-то священнымъ. Она замерла вся.
Онъ вышелъ блдный, худой, измученный, заговорилъ нервнымъ голосомъ…
Вся его жизнь пронеслась передъ ея глазами: сколько онъ перенесъ, сколько выстрадалъ!…
Онъ прочелъ «Пророка» Пушкина. Казалось, каждый нервъ его дрожалъ, каждое слово шло черезъ сердце…
Такое чтеніе не могло не захватить публику. Имъ закончилось первое отдленіе. Крикамъ и вызовамъ не было конца.
Двушка въ сромъ плать вся отдалась впечатлнію. Ей хотлось поближе увидать его. Она стала пробираться къ первымъ рядамъ.
— Вра едоровна, вы не узнаете меня? — услышала около себя низкій, пвучій голосъ.
Она быстро обернулась и увидала высокаго гвардейца, изящно согнувшаго талію и съ вопросительнымъ видомъ смотрвшаго на нее. Она съ недоумніемъ оглядла его.
— Боловцевъ, — отрекомендовался онъ. — Братъ Анны… Забыли?…
— Ахъ, здравствуйте! — разсянно проговорила она. — Я бы, признаться, не узнала васъ.
— Тогда я ходилъ въ статскомъ… Военная форма мняетъ… Да и времени много прошло съ тхъ поръ… Воды-то сколько утекло!… Много перемнилось… Бдная Annette!…
Вру точно что-то передернуло. Она не отвтила ему ничего на послднюю фразу и стала пробираться впередъ. Онъ тснился за нею.
— А я такъ радъ, что встртилъ васъ… Скажите, вы все тамъ же, у Анушиныхъ?
— Нтъ, я живу въ деревн, - неохотно отвтила она, не оборачиваясь къ нему.
— Вотъ какъ! Педагогствуете? — улыбаясь спросилъ онъ.
Она ничего не отвтила.
Въ это время на эстраду въ седьмой разъ вышелъ ея любимецъ-литераторъ и она почти не слушала своего собесдника.
— А мн такъ хотлось васъ встртить гд-нибудь. Такъ хотлось разспросить объ Анн… Я вдь почти ничего не знаю о послднемъ времени ея жизни.
Она была слишкомъ занята эстрадой, чтобы вслушаться въ то, что онъ говорилъ.
Вра быстро обернулась, но гвардеецъ уже скрылся. Онъ подождалъ отвта минуты дв и ушелъ изъ залы. А она теперь, Богъ знаетъ, что дала бы, чтобы потребовать объясненія этой фразы. Послднее письмо Анны цликомъ встало въ ея голов. «Я дошла до каменной стны, — писала она. — Сзади глубокій ровъ: идти впередъ — разобьешь голову, вернуться назадъ — свалишься въ пропасть… Что длать?» А потомъ дальше… И все письмо дышало такимъ отчаяніемъ, что почти наврное можно было ожидать ужаснаго исхода.
У нея духъ захватило. Ей хотлось сейчасъ же, сію секунду отыскать его и разспросить обо всемъ, что ему извстно. Но во всхъ залахъ была такая толкотня, что невозможно было никого отыскать.
Видно было, что Вра едоровна была чужая всему обществу: никто не подошелъ къ ней, никто даже не обратилъ вниманія на ея одинокую фигуру, скромно прижавшуюся къ косяку окна въ одной изъ боковыхъ залъ.
Она съ напряженнымъ вниманіемъ смотрла въ пеструю толпу, шумными волнами приливавшую изъ главной залы. Было очень много военныхъ, но того, кого ей такъ хотлось видть, между ними не было.
Вра ршила терпливо ждать начала втораго отдленія и во что бы то ни стало отыскать Боловцева.
«А что, если ухалъ? — пришло ей въ голову. — Тогда жди до завтра, разыскивай…»
И ей самой показалось страннымъ: думала ли она когда-нибудь, что будетъ такъ страстно желать бесды съ Боловцевымъ.
Она познакомилась съ нимъ три года тому назадъ въ Париж у его кузины, Анны Слащовой. Но ихъ знакомство было совершенно безцвтно, хоть Боловцевъ и считалъ долгомъ завести всегда какой-нибудь серьезный разговоръ въ обществ Вры. Потомъ она рдко видала его. Утромъ онъ шелъ завтракать къ Биньону, затмъ халъ верхомъ въ Bois и только обдалъ всегда у Анны; вечеромъ же отправлялся на какіе-то «вечера». Въ театры онъ не здилъ, — серьезныя пьесы ему казались скучными, онъ чистосердечно признавался въ этомъ, а добродушно смяться отъ веселыхъ комедій онъ не умлъ.
Въ воспоминаніяхъ Вры о заграничной жизни Боловцевъ нарисовался очень блдною фигурой. Теперь она такъ хотла видть его, потому что онъ былъ для нея единственнымъ источникомъ узнать что-нибудь объ Анн.
Антрактъ близился къ концу.
Публика начала мало-по-малу уходить въ главную залу. Вра все стояла у косяка.
Какой-то старецъ началъ подозрительно посматривать на нее и нсколько разъ прошелся передъ ней. Она ничего не замчала. Въ голов всплывали, мшались и исчезали картины, письма и слухи…
Наконецъ послышались первые аккорды «Руслана». Второе отдленіе началось. А Боловцевъ не проходилъ еще… Ея нервы отъ сильнаго напряженія въ продолженіе двадцати минутъ были страшно натянуты. Когда дверь въ залу затворилась и она увидла, что остались въ фойе только она, да два буфетчика, слезы подступили къ горлу. Она не могла больше ждать. Ей нужно было сейчасъ же все знать объ Анн.
— M-r Боловцевъ! — вскрикнула она, увидавъ двухъ офицеровъ, проходившихъ черезъ фойе въ залу.
Одинъ изъ нихъ обернулся.