С Корниловским конным
Шрифт:
Простояв здесь до вечера — на ночь наш полк был отозван в станицу Чамлыкскую. Где находились другие полки нашей дивизии, — мы не знали. К станице полк подошел в полной темноте. Штаб полка расположился в доме дьякона, чистом и хорошем, почти городского типа. Позади дома дивный фруктовый сад с широкими песочными аллейками в нем и нарядными скамейками. Полку приказано оставаться в станице до особого распоряжения.
Забыты неприятности «синюхинского дня», расстрел пленных казаков, и полковая жизнь вошла в свою колею. Не спросил о них никогда и генерал Врангель.
Наступил день 5 октября ст. ст., день Войскового праздника, установленного в честь Тезоименитства августейшего атамана
С Безладновым сидим мы в застекленной террасе уютного дома и пьем чай. Сухое теплое ясное осеннее утро. День выпал на славу. Мы предвкушаем проводы этого торжественного дня с церковной службой, с конным парадом, джигитовкой и, как финал его, с хорошим полковым веселием — как неожиданно прибыл ординарец из штаба дивизии, с приказанием: «полку немедленно выступить с батареей в направлении станицы Урупской». Час выступления из Чам-лыкской назначен тот, в который мы только что получили этот приказ. Слегка беспечный, Безладнов решил не торопиться, сказав, — «все равно мы опоздали».
Вот уже и наши сотни в узкой улице построились, где только возможно. На рысях полк идет к восточной околице станицы. К удивлению, видим, там уже стоит наш штаб дивизии. Генерал Врангель, чем-то сильно взволнованный, сильно разцукал Безладнова «за опоздание». На доклад последнего, что приказ о выступлении получен с опозданием — генерал Врангель, повышенным тоном, буквально выкрикнул и очень зло «молчать!» и пригрозил отрешить его от командования полком, вручив тут же ему лично отпечатанный приказ по дивизии со строгий выговором «за опоздание».
— И когда это он успел отпечатать приказ с выговором мне? — как-то флегматично и удивленно, с черноморским юмором, спросил Безладнов меня.
Улыбаясь, я вспомнил, как генерал Врангель прищуривал глаза в станице Петропавловской, выслушивая разные резкости Безладнова. И прищуривал он их, скрывая свое неудовольствие. И бывшие будто ласковые взаимоотношения Врангеля и Безладнова сразу же прекратились. Но офицеры полка, с полным сочувствием за несправедливость, стали на сторону своего командира. Врангель все же отомстил Без-ладнову...
Полк выступил с батареей в направлении станицы Уруп-ской. Ночевал в однодверном богатом крестьянском хуторке на реке Синюхе. К ночи в полк подошла сотня пополнения старых казаков Ейского отдела, восточных его станиц. В сотне много было вахмистров, урядников и даже подхорунжих Великой войны. Очень многие с Георгиевскими крестами разных степеней. Почти все они были первопоходники и старые корниловцы. По взятию Екатеринодара и с переходом 1 -й Конной дивизии за Кубань они, как не подлежавшие мобилизации по своему возрасту, были отпущены в свои станицы. Теперь же, ввиду всеобщей мобилизации войском «десяти присяг», они подлежали ей. И прибыли к нам, как в свой родной полк. Их привел подхорунжий Латыш, с четырьмя Гергиевскими крестами на груди.
В полку, в строю, было около 400 шашек, и прибытие на пополнение свыше сотни казаков, да еще испытанных бойцов, было как нельзя кстати. Подхорунжий Латыш небольшого роста, широкоплечий, хорошо сложенный блондин, воински подтянутый, спокойный и разумный — он произвел на нас отличное впечатление. Сотня казаков, прибывшая в полном вооружении, с достаточным запасом патронов, на хороших собственных лошадях, сильно порадовала полк. Все они тут же были распределены по сотням. Сотник Демяник, старый служака и сам бывший подхорунжий мирного времени, «отвоевал» себе Латыша и назначил его вахмистром своей сотни. Многие молодецкие урядники в других сотнях — тут же получили взводы.
Наутро 6 октября, полк с конно-горной батареей (не
Безладнов, боясь «нового цука за бездействие» со стороны генерала Врангеля, решил атаковать окопы красных двумя сотнями. Доводы о том, что если уж атаковать, то всем полком, пройдя к противнику балкой, не помогли. 5-я и 6-я сотня, руководимые опытными командирами — сотником Демяником и подъесаулом Сменовым — были брошены вперед. Широкой рысью выбросившись из балки и наметом построив сплошную одношереножную линию лавы и блеснув шашками, — сотни смело и решительно перешли в широкий намет. Красные сразу же зашевелились. В бинокль видно было, как красноармейцы поднялись в цепи и бросились назад. Но по цепи замелькали белые рубашки матросов... побежавшие вернулись, залегли в цепи и открыли по казакам сильный огонь. Мы видим, как от этого огня сотни еще шире рассыпаются в стороны, выходят из управления своих офицеров, потом уменьшают свой аллюр и... останавливаются. Атака явно сорвалась. Казаки стреляют с коней, некоторые спешились и, держа лошадей в поводу, стреляют. Все офицеры сотен верхом разъезжают по лаве, видимо, ободряя казаков. Но все это было бесполезно. Огромного роста хорунжий Воропаев (из урядников Конвоя Его Величества), на громадном своем гнедом коне, в белой широкой гимнастерке, человек отменной храбрости — он, разъезжая вдоль лавы, изредка, обнаженной шашкой грозит в сторону красных. Наша горная четырехорудийная батарея бездействовала — и за дальностью расстояния до противника, и за малочисленностью снарядов. Так сотни простояли под огнем красных до самой ночи, неся ненужные потери.
От внутреннего раздражения ненужности этого боя — сумерками, сидя под скирдой соломы, — я задремал. Сквозь сон слышу очень знакомый голос, повторяющий — «латыш... латыш...» Слышу, но не понимаю, кто это говорит и — в чем дело?
Кто-то тормошит меня за плечо. Открываю глаза, вижу сотника Демяника и быстро спрашиваю:
— А?.. Это Вы?., вернулись? ну как?
— Да я же Вам говорю, что подхорунжий Латыш убит!.. Так жаль... только вчера ведь прибыл в полк... имел четыре Георгиевских креста... я его сразу же назначил вахмистром сотни и вот убит... — говорит мне Демяник, но почему-то не по-черноморски, как всегда, а на чистом русском языке. И весь его юмор в разговорах — как рукой смахнуло. Подойдя к Безладнову, я застал его сконфуженным неудачей боя. Ласково обращаясь ко мне, он просит написать донесение начальнику дивизии и приказ по полку о потерях.
В полной темноте, на рысях вдруг подходит наш правый урядничий разъезд. Урядник докладывает Безладнову, что две сотни казаков-лабинцев, мобилизованных красными и находящиеся на левом фланге своих войск, в ложбине, хотят перейти к нам и просят указания, куда им прибыть?
— Вот от них и делегаты, — докладывает урядник, указывая на двух казаков, находящихся в рядах его разъезда. Это была словно компенсация за неудачи всех наших дней. Делегаты были без погон, но они ничем не отличались от наших казаков в погонах. На папахах у них были белые полоски тряпок. Просто и бесхитростно доложили эти делегаты, как их мобилизовали красные. Сотни сформированы