С Корниловским конным
Шрифт:
2-ю сотню! — кричу я сам себе в душе и ликую.
Быстро дав распоряжение писарям, бросаю канцелярию и скачу в Урупскую. Мне заранее становится стыдно, что Бабиев, увидев свой новый храбрый полк, не найдет в этот момент в его рядах меня. И может еще подумать: «устроился адъютантом... конечно, сидит в тылу... в канцелярии, с бумагами... И это Елисеев ?!»
Через пустыри, через бугры и балки, через овраги, вдвоем с вестовым скачем во все силы своих коней, чтобы опередить Бабиева и встретить его, находясь в строю. Но... не успели. Бабиев был уже в полку.
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ
Кубань — земля
В освободительной борьбе против красных в 1918-1920 гг. — Кубанское казачье Войско явилось первым и главным плацдармом, как и главной базой живой силы и экономических ресурсов для всей Добровольческой армии.
Кубанское Войско в этой борьбе приняло участие в полном своем составе и всей своей войсковой мощью. Оно принесло исключительные жертвы на алтарь своего Великого Отечества и проявило исключительную доблесть на полях сражений.
Я приведу мнение «о всей Кубани» Главнокомандующего Вооруженными силами юга России генерала Деникина, высказанное им в своем капитальном труде — «Очерки Русской Смуты». Когда Добровольческая армия двинулась на Кубань из Ростова и вошла в пределы Кубанского Войска — он пишет следующее: «Пробуждение казачества пошло стремительнее, чем было его падение (т. 2, стр. 319).
23-го февраля 1918 г. мы вступили в пределы Кубанской области. Совсем другое настроение. Армию встречают приветливо, хлебом и солью. После скитаний среди равнодушной или даже враждебной нам стихии — душевный уют и новые надежды. Кубань — земля обетованная.
Это настроение проходило, словно невидимый ток, по всему Добровольческому организму и одинаково захватывало мальчика из юнкерского батальона, политического деятеля, трясущегося на возу в обозе, и... самого Командующего армией генерала Корнилова.
Кубань — наша база. Здесь мы найдем надежную опору. Отсюда можно начать серьезную организованную борьбу. Нас, пришельцев с севера, удивило огромное богатство ее беспредельных полей, ломящиеся от хлеба скирды и амбары, ее стада и табуны. Сыты все — и казаки, и иногородние, и хозяева, и работники.
Нас располагает к себе веселый открытый характер кубанских казаков и казачек, чуждых большевистского угара. Казаки начали поступать в армию добровольцами. Станица Незамаевская выставила целый отряд конных казаков человек в 150. Станичные сборы (станичное самоуправление из выборных стариков, Ф.Е.), враждебные большевикам, выражают преданность Корнилову. Кубанская земля — обетованная (т. 3, гл. 20, стр. 240).
Бедные черкесские аулы встречали нас как избавителей, окружали вниманием, провожали с тревогой. Их элементарный разум воспринимал все внешние события просто: не стало начальства, пришли разбойники-большевики и грабят аулы, убивают людей (там же, стр. 266).
Почти два месяца похода по Кубани сблизили нас с этим краем. Добровольцы, принимаемые в станицах с сердечной лаской, платили кубанским казакам таким же отношением. Поступающие в ряды армии кубанцы составляли в ней элемент храбрый, надежный и располагающий к себе открытой мягкой натурой, своей простой и ясной верой в тех, кто их вел (стр. 313).
Армия пополнилась тремя конными сотнями станицы Брюховецкой».
В 30-х гг., ко мне в
Прапорщик и — влил целых три сотни конных казаков в трехтысячную армию, не имевшую почти конницы! Отмечен ли на войсковых скрижалях подвиг этого Хыля для Храма Войсковой Славы?..
Продолжаю дальше из книги генерала Деникина: «Кубанцы начали присоединяться к армии целыми сотнями. Кубанское правительство, шедшее с армией, во всех попутных станицах созывало станичные сборы и объявляло мобилизацию» (стр. 315).
Здесь нужно оговориться, что это происходило после гибели под Екатеринодаром генерала Корнилова, уже при отходе армии на Дон. И первая мобилизация «двух присяг» проведена была в станицах Кавказского отдела — Дмитри-. евской, Ильинской и Успенской, в которых Добровольческая армия задержалась несколько дней, вдали от железных дорог. Казаки этих станиц потом составили 1-ю сотню 1-ш Кубанского полка, переименованного в Закубанье в Корниловский (Ф.Е.)
Генерал Деникин: «Между Кубанскими властями и командованием армией установились отношения сухие, но вполне корректные. Атаман (полковник Филимонов), правительство (Быч и Рябовол) и Рада ни разу не делали попыток нарушить прерогативы командования и кроме мобилизации несколько помогли растаявшей казне генерала Алексеева — миллионом рублей и принятием на себя реквизиционных квитанций за взятых лошадей и другие снабжения (стр. 315).
В лице Кубанского казачества — армия имела прочный и надежный элемент (т. 4, стр. 140).
Еще в мае месяце 1918 г. генерал Покровский привел Кубанскую конную бригаду, которая удивила всех своим стройным, как в дореволюционное время, учением.
3-го июня 1918 г. к нам пришел из большевистского района Кубанский конный полк из мобилизованных казаков.
Через два дня гарнизон Егорлыкской станицы (Донского войска) с недоумением прислушивался к сильному артиллерийскому гулу, доносившемуся издалека: то вели бой с большевиками отколовшиеся от Красной армии и в тот же день пришедшие к нам одиннадцать конных сотен кубанских казаков» (т. 4, стр. 141).
Эти одинадцать конных сотен были казаки двух младших присяг Кавказского и Черноморского полковых округов, мобилизованных комиссаром Кавказского отдела Ода-рюком. Они находились в постоянных «майских» лагерях на реке Челбасы, находящимися между станицами Кавказской и Дмитриевской, как было в дореволюционное время. Как произошел порыв и уход их на присоединение к Добровольческой армии — неизвестно, но их возглавил и привел подхорунжий Сухоручко, казак станицы Тихорецкой. Кто были командирами сотен, также неизвестно, но потом, по рассказам в станице — в одну из ночей сотни оседлали своих лошадей и двинулись на. север. На уровне станицы Новопокровской Кавказского отдела, у железной дороги на Царицын — произошел короткий бой. Сотни прорвались и достигли своей цели.